Дюма, Колетт

Колетт Дюма
Colette Dumas
Имя при рождении:	Marie-Alexandrine-Henriette Dumas
Гражданство:	французское
Отец:	Александр Дюма-сын
Мать:	Надежда Ивановна Нарышкина
Супруг:	Морис Липпман, Ахиллес Маца
Дети:	Серж Наполеон,Огюст Александр Липпман
Автограф:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Колетт Дюма (настоящее имя Marie-Alexandrine-Henriette Dumas, в замужестве Marie-Alexandrine-Henriette Lippmann, 20 ноября 1860, Париж — 17 ноября 1907,Бобиньи) — старшая дочь Александра Дюма-сына и Надежды Нарышкиной, известной так же как Надин Дюма. Внучка Александра Дюма (отца).

Происхождение

Её мать — Надежда Ивановна Кнорринг (её девичья фамилия) — дочь статского советника Ивана Федоровича Кнорринга, принадлежавшего к старинному лифляндскому роду. Совсем юной девушкой Надежда Кнорринг была выдана замуж за немолодого уже, но весьма богатого Александра Григорьевича Нарышкина — представителя одной из знатнейших русских фамилий. Брак этот оказался неудачным и вскоре фактически распался. Её отец — Александр Дюма-сын в 1852 году сошелся с этой светской «львицей» и они стали жить совместно, как супруги, в гражданском браке.

Когда Надин забеременела, она вынужденно скрывала своё положение, прячась в провинции, но рожать собиралась в Париже, у знаменитого гинеколога, доктора Шарля де Вилье. Она сняла под вымышленным именем Натали Лефебюр квартиру на улице Нев-де-Матюрен, в которой 20 ноября 1860 года и родилась девочка, которой было дано имя Мари-Александрин-Анриетта. Однако в семье её чаще называле по прозвищу — Колетт. Надежда в это время по прежнему была замужем, поэтому при регистрации имя матери девочки было записано вымышленное — Натали Лефебюр, а отец значился как «неизвестный». В течение четырёх лет «малютку Лефебюр» выдавали за сиротку, подобранную и взятую на воспитание княгиней Нарышкиной.

Признание

В мае 1864 г. Александр Нарышкин скончался и родители Колетт получили возможность зарегистрировать свой брак. 31 декабря того же года мэр парижского пригорода Нёйи-сюр-Сен зарегистрировал брак между Александром Дюма-сыном и Надеждой Кнорринг, вдовой Нарышкиной. Церемония бракосочетания была совершена секретно. Здесь же молодожены декларировали, что Мари-Александрина-Антуанетта — их дочь. В акте бракосочетания имелся такой параграф: «Будущие супруги заявили, что удочеряют ребёнка женского пола, записанного в мэрии Девятого округа Парижа 22 ноября 1860 года под именем Марии-Александрины-Анриетты и родившейся 20-го числа того же месяца у Натали Лефебюр; при этом они подчеркнули, что имя матери — вымышленное…»

Девочка росла прехорошенькой и весьма одаренной. В частности, благодаря постоянному общению с матерью, она с детства в совершенстве владела французским, русским и немецким языками, и, например, вечерние молитвы на сон грядущий она читала на трех языках. Не только родители, но и дед — Дюма-отец не чаяли в ней души.

После рождения сестры — Жанин, мать Колетт постепенно отходит от воспитания дочери и ребёнком в основном занимался отец. Он привил дочери тонкий художественный вкус и ввел в литературные круги Парижа. Колетт стала посещать различные литературные салоны, знакомясь с известными литераторами того времени — Ги де Мопассаном, Виктором Гюго, Жозефом Отраном, Edmond Cottinet и др. Во время одного из таких посещений она познакомилась с братом хозяйки салона госпожи Арман де Кайяве — Морисом Липпманом (1847-1923). Завязался роман, который закончился браком 6 февраля 1880 года. От брака у них родились двое сыновей — Серж Наполеон (1886—1975) и Александр Огюст Липпманн (1881—1960).

Колетт Дюма обладала женским очарованием и обаятельностью, что привлекало внимание парижских художников. Сохранилось несколо портретов как самой Колетт, так и её сыновей. Брак с Морисомом Липпманом оказался неудачным и спустя двенадцать лет совместной жизни 25 мая 1892 года последовал развод. 2 октября 1897 года Колетт Дюма повторно вышла замуж за румынского врача Ахиллеса Матца (1872-1937). Брак оказался бездетным.

Колетт Дюма умерла 17 ноября 1907 года . Похоронена в Нёйи-сюр-Сен.

Интересные факты

• Её отец Дюма, Александр (сын) в 1881 году написал пьесу «Багдадскую принцессу», которая имела посвящение: «Моей любимой дочери, г-же Колетте Липпман».
• Сын Колетт Дюма — Александр Липпман был известным фехтовальщиком. Он выиграл пять медалей на трех различных Олимпийских играх. Наиболее известные его награды:
  • летние Олимпийские игры 1908 года — серебряная медаль для Франции по фехтованию — мужская шпага,
  • летние Олимпийские игры 1920 года — серебряная медаль для Франции по фехтованию — мужская шпага.
• Мать Колетт Надежда, страдавшая от душевной болезни, под конец жизни уехала от мужа и поселилась на авеню Ньель, в доме своей дочери Колетт, где и умерла в возрасте шестидесяти восьми лет 2 апреля 1895 года.

Ссылки

• [bungalos.ru/b/morua_tri_dyuma/9 А. Моруа. Три Дюма. — М.: Пресса, 1992]
• [books.google.ru/books?id=JB6YAgAAQBAJ&pg=PT170&lpg=PT170&dq=%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B5%D1%82%D1%82+%D0%B4%D1%8E%D0%BC%D0%B0&source=bl&ots=uJRbSxxkFm&sig=SLbhtz9BqFI73WHOmyjL33EkwGI&hl=ru&sa=X&ved=0CDcQ6AEwCWoVChMIio-5pavvxgIVob9yCh2tBQUY#v=onepage&q=%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B5%D1%82%D1%82&f=false Елена Арсеньева. «Русская любовь Дюма», 2013]

Отрывок, характеризующий Дюма, Колетт

– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.