Дюмон, Габриэль

Габриэль Дюмон
фр. Gabriel Dumont
Габриэль Дюмон
Род деятельности:	охотник, политик
Дата рождения:	декабрь 1837
Дата смерти:	19.05.1906 (68 лет)
Отец:	Исидор Дюмон
Мать:	Луиза Лафрамбуаз

Габриэль Дюмон (фр. Gabriel Dumont; декабрь 1837 — 19 мая 1906) — лидер канадских метисов Западной Канады во второй половине XIX века, один из руководителей Северо-Западного восстания.

Биография

Ранняя жизнь

Габриэль Дюмон родился в декабре 1837 года. Он был вторым сыном в семье Исидора Дюмона и Луизы Лафрамбуаз. Семья Дюмонов, как и многие канадские метисы того времени, занималась охотой и сельским хозяйством. Уже в 12 лет Габриэль считался хорошим охотником. Он умел пользоваться как огнестрельным оружием, так и луком со стрелами и был хорошо известен как опытный всадник.

В 1848 году семья Дюмона переместилась на юг Саскачевана, в район современного города Реджайна. Габриэль Дюмон становится известным и уважаемым охотником на бизонов, смелым и решительным. Он мог изъясняться на шести языках и зарекомендовал себя как хороший переводчик.

Железные нервы и твёрдая рука Габриэля делали его незаменимым, когда вдруг человеку требовалось немедленное вмешательство. Однажды с индейцем кри, преследовавшим бизонов, случилось несчастье: разорвавшийся ствол ружья раздробил ему пальцы. Страшно было смотреть на руку этого несчастного... Осмотрев руку, Габриэль предложил немедленно отсечь пальцы. «Что делать, — согласился индеец. — Режь!» Последовали два точных и быстрых удара ножом, и дело было сделано. Дюмон перевязал раненому руку, наложив тугой жгут на запястье. И, как я слышал, раны зажили превосходно.

 — вспоминал шотландец Джон Керр.

Иногда Дюмону в Саскачеване приходилось участвовать в военных столкновениях с индейцами сиу и черноногими.

В 1858 году он женится на Мэделин Уилки, дочери англоязычного метиса Жана Батиста Уилки. В 1862 году Дюмона выбирают руководителем группы метисов, которую он приводит в район реки Норт-Саскачеван, поблизости от Форт-Карлтона. В 1868 году группа Дюмона основывает постоянное поселение на реке Саут-Саскачеван, около Батоша.

В 1873 году Дюмона избирают президентом Республики Сен-Лоран, существование которой было недолгим, но сам Дюмон продолжал оставаться руководителем метисов района реки Саут-Саскачеван.

Северо-Западное восстание

После подавления восстания на Ред-Ривер часть метисов Манитобы переселилась в долину реки Саскачеван, покинув родные места от притеснений и репрессий. Число переселенцев из Онтарио и Европы стремительно увеличивалось, канадское правительство намеревалось проложить через Саскачеван железную дорогу, а земли, окружающие её, раздать железнодорожным кампаниям и вновь прибывшим колонистам. 24 марта 1884 года в Батоше состоялось общее собрание метисов, которое постановило обратиться за помощью к Луи Риэлю, проживающему в Монтане. К Риэлю была направлена делегация, возглавлял которую Габриэль Дюмон. В Саскачеване метисы организовали временное правительство, главнокомандующим которого стал Дюмон.

В вооружённом восстании приняли участие франкоязычные метисы и часть индейцев кри, оджибве и ассинибойнов. Враги Дюмона, в том числе и генерал Фредерик Миддлтон, возглавлявший части регулярной армии и милиции в ходе Северо-Западного восстания, были высокого мнения о его полководческих способностях. Несмотря на огромные проблемы, во многом благодаря Дюмону метисы одержали ряд побед в боях с полицейскими и солдатами. Зная, что противостоять в сражениях против регулярных частей британской армии метисы не смогут, он призывал к партизанской войне, сдав Батош и Сен-Лоран британцам. Но Дюмон встретил противодействие Риэля, который категорически не хотел оставлять Батош, новую столицу метисов. Риэль также не позволил ему повредить железную дорогу, чтобы воспрепятствовать продвижению противника.

В решающем сражении, которое разыгралось с 9 по 12 марта в окрестностях Батоша, повстанцы потерпели поражение. Восстание было подавлено. Дюмон смог избежать плена и пробраться через Сайпресс-Хилл в Монтану, где сдался американским кавалеристам.

Дальнейшая жизнь

После капитуляции военным США Дюмон недолго пробыл заключённым — американское правительство предоставило ему политическое убежище и он был освобождён.

В 1886 году Дюмон присоединился к знаменитому шоу «Дикий Запад», руководил которым Баффало Билл. В шоу он представлялся как лидер восставших и отменный стрелок. Летом того же года правительство Канады объявило о его амнистии, но в Канаду Дюмон вернулся лишь два года спустя. В 1893 году он возвратился в Батош, где получил право на землю. Он вернулся к своей прежней жизни охотника, фермера и траппера. Габриэль Дюмон скончался 19 мая 1906 года.

См. также

• Луи Риэль

Литература

• Woodcock, George., Miller, James Rodger. [books.google.ca/books?id=tQk20ZmphA8C&lpg=PA45&dq=GABRIEL%20DUMONT%20SPEAKS&pg=PP1#v=onepage&q&f=true Gabriel Dumont: the Métis chief and his lost world]. — Broadview Press, 2003. — ISBN 978-0-88922-625-8.

Ссылки

• [www.biographi.ca/009004-119.01-e.php?&id_nbr=6692 Biography at the Dictionary of Canadian Biography Online]
• [www.gdins.org/ Gabriel Dumont Institute]

Отрывок, характеризующий Дюмон, Габриэль

– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.