Дюна (роман)

Дюна
Dune
Жанр:	фантастика
Автор:	Фрэнк Герберт
Язык оригинала:	английский
Дата первой публикации:	1965
Издательство:	Chilton Books
Следующее:	Мессия Дюны
[www.fenzin.org/book/5399 Электронная версия]

«Дю́на» (англ. Dune) — первый роман Фрэнка Герберта из саги «Хроники Дюны» о песчаной планете Арракис. Именно эта книга сделала его известным и была удостоена премий Хьюго и Небьюла. «Дюна» — один из самых известных научно-фантастических романов XX века.

В романе поднимаются многие политические, экологические и другие важные проблемы. Писателю удалось создать полноценный фантастический мир и скрестить его с философским романом. В этом мире самое главное вещество — пряность, которая нужна для межзвёздных перелетов и от которого зависит существование цивилизации. Это вещество есть только на одной планете под названием Арракис. Арракис представляет собой пустыню, населенную огромными песчаными червями. На этой планете живут племена фременов, в жизни которых основной и безусловной ценностью является вода.

История создания

После публикации романа «Дракон в море» Герберт в 1957 году посетил городок Флоренс в Орегоне, расположенный на орегонском побережье, где Департамент сельского хозяйства США экспериментировал с использованием специальных трав для контроля за передвижением песчаных дюн. Статья Герберта о дюнах «Они остановили движущиеся пески» не была завершена (и опубликована только десятилетия спустя в «Пути к Дюне»), но это исследование вызвало у Герберта интерес к экологии.

Герберт провёл следующие пять лет в исследованиях, написании и постоянном пересмотре имеющегося материала, что в конечном счёте привело к созданию романа «Дюна», который был издан по частям в Analog Science Fiction с 1963 по 1965 год в виде двух коротких произведений, Мир Дюны и Пророк Дюны.

Мир «Дюны»

Действие романа происходит в отдалённом будущем в галактической империи человечества. Люди описываемой эпохи отказались от мыслящих машин, роботов, компьютеров (это связано с имевшим место восстанием машин), и сделали упор на развитии своих мыслительных и экстрасенсорных способностей. Земля, современные нам религии и национальности остались в почти позабытом прошлом.

Мир «Дюны» — монархическая аристократическая империя, покрывающая всю известную Вселенную, где Великие Дома управляют целыми планетами. Монополистом в межзвёздных транспортировках является Космическая гильдия. Её гильд-навигаторы — мутанты, которым особое вещество меланж (также известное как спайс, или пряность) даёт способность без каких-либо компьютеров вести корабли сквозь свёрнутое пространство. Из-за этого меланж является наиболее драгоценным веществом в известной Вселенной. Он также известен своими гериатрическими свойствами, замедляющими старение. Длительное употребление меланжа делает белки и радужку глаз синими, потому глаза у фременов, гильд-навигаторов и многих Бене Гессерит синие — «глаза ибада».

Планета Арракис, также называемая Дюной, является единственным источником меланжа. Дюна также знаменита своими гигантскими песчаными червями, обитающими в пустыне. Они загадочным образом связаны с существованием пряности. Жители Арракиса, горожане и фремены, выживают в жарком и сухом климате планеты благодаря особому отношению к воде: они собирают и перерабатывают все выделения своего тела, а фремены из тел умерших перед погребением экстрагируют воду для дальнейшего использования. Вода является на Дюне наивысшей ценностью и даже стоит дороже, чем пряность во всей остальной галактике.

Сюжет

История начинается с того, что управление планетой Арракис по воле императора Шаддама IV переходит от монополии Дома Харконнен к их давним оппонентам, Дому Атрейдес. Герцог Лето Атрейдес принимает планету, измученную тиранией Харконненов, с нищим населением, главная ценность для которого — вода. Лето сулит жителям Дюны превратить их планету в рай.

Тем временем барон Владимир Харконнен не хочет отказываться от привилегий, которые даёт управление Дюной, и вражда между домами вспыхивает с новой силой. Ободренные тайной поддержкой Императора, желающего стравить два дома, Харконнены готовят военный переворот. Они вербуют Юэ, личного доктора герцога . После неудачных покушений на Пола, сына герцога, солдаты Харконненов, поддержанные сардукарами Императора, совершают открытую агрессию и сокрушают дом Атрейдес, с которым враждовали в течение многих поколений. Барон захватил Лето, но, тем не менее, упустил сына герцога — Пола Атрейдеса и его мать, леди Джессику, наложницу герцога. Тем удалось сбежать в пустыню, где они попадают к фременам — аборигенам пустыни, которые становятся главным оружием молодого герцога в его борьбе с Харконненами. Лето погибает при неудачной попытке убить барона.

Только теперь Пол узнаёт, что леди Джессика была предпоследним звеном к появлению Квисатц Хадераха, конечного продукта долгого генетического эксперимента ордена Бене Гессерит по созданию «Бене Гессерит» мужского пола, способного заглядывать в память предков как по мужской, так и по женской линиям. Женщины ордена способны полностью управлять своими физиологическими процессами, поэтому от герцога Лето у неё должна была родиться дочь, предназначенная для Фейд-Рауты, племянника барона Владимира Харконнена, являющегося её родственником (леди Джессика — дочь барона Харконнена, о чём ей на тот момент неизвестно), что также являлось результатом генетической программы Бене Гессерит. Но, из-за любви к герцогу Лето, Джессика родила ему сына Пола, который и стал Квисатц Хадерахом — первым мужчиной, обладающим силой Бене Гессерит.

Пол принимает имя «Муад’Диб» и становится настоящим фременом: он учится ездить на песчаных червях, и находит свою любовь — юную фременку Чани. Фремены признают в Поле своего лидера, предсказанного им в пророчестве мессию — махди. Муад`Диб не хочет возглавлять джихад народов пустыни, но предназначение оказывается выше него.

Харконнены тем временем берут контроль над планетой и, при попустительстве императора, вытесняют фременов с их земель. Барон Харконнен назначает губернатором планеты глупого и жестокого Раббана, надеясь, что его зверства настроят против него местное население. Орудием новой интриги барона является его племянник Фейд-Раута. Когда он сменит ненавистного Раббана, народы Арракиса будут его боготворить. Барон и племянник, упиваясь властью, уже всерьёз задумываются над свержением Императора.

Муад’Диб возглавляет восстание людей пустыни против Харконненов, его признают вождём и главы племён, и бывшие слуги дома Атрейдес. Пол ведёт их в бой, оседлав песчаных червей, через взорванную часть Барьерной Стены. Дом Харконнен исчезает под ударом фременов. Муад’Диб становится всевластным правителем Арракиса. Правящий Дом Коррино и Космическая гильдия вынуждены принять его условия: они признают Пола императором, а Арракис — новой столицей, иначе Пол грозится уничтожить источник меланжа, песчаных червей. В качестве обоснования своих притязаний Пол вынужден отказаться от женитьбы на Чани и пойти на династический брак с дочерью Шаддама IV — принцессой Ирулан.

Главные герои

Дом Атрейдес

• Лето Атрейдес — правящий герцог Дома Атрейдес, отец Пола.
• Леди Джессика — ученица Бене Гессерит и наложница герцога Лето, мать Пола и Алии.
• Пол Атрейдес — наследник Дома Атрейдес, впоследствии Муад’Диб — предводитель фременов.
• Алия Атрейдес — юная сестра Пола.
• Гурни Халлек — воин-трубадур, преданный Дому Атрейдес, имел обширные связи с контрабандистами.
• Дункан Айдахо — оруженосец Дома Атрейдес, тренировал Пола. Убит во время нападения сардаукаров.
• Туфир Хават — ментат и мастер-убийца, служил Дому Атрейдес на протяжении трёх поколений.
• Веллингтон Юэ — доктор школы сукк, которого Харконнены принудили служить двойным агентом.

Дом Харконнен

• Владимир Харконнен — правящий барон Дома Харконнен.
• Фейд-Раута Харконнен — на-барон Дома Харконнен.
• Раббан Харконнен — временный правитель Арракиса.
• Питер де Фриз — «совращенный» ментат на службе у Дома Харконнен.

Дом Коррино

• Шаддам Коррино IV — император известной Вселенной.
• Ирулан Коррино — старшая дочь Шаддама IV, взята Полом в законные жёны с целью приобрести статус императора. Впоследствии стала его личным биографом.
• Падишах-Император Эльруд IX — Отец Шаддама Коррино IV.

Фремены

• Лиет Кайнс (в других переводах Лиет-Кинес) — имперский планетолог Арракиса, ставший тайным предводителем фременов.
• Чани — фременка, дочь Лиета Кайнса, избранница Муад’Диба.
• Стилгар — вождь фременов, друг и приближённый Муад’Диба, многому его научивший.

Остальные персонажи

• Гайус-Хелен Мохиам — преподобная Мать ордена Бене Гессерит.
• Хасимир Фенринг — граф, близкий друг императора, посол по особым поручениям.

Переводы на русский язык

Впервые роман был опубликован в СССР в 1990 году (в Ереване), без указания переводчика (среди поклонников цикла это издание из-за цвета обложки известно как «Малиновая „Дюна“»).

В 1992—1994 годах вышли три перевода Соколова, Нового, Биргера. В 1999 году появился перевод Павла Вязникова, в издании опубликованы приложения, одно из которых — критическое эссе Павла Вязникова о предыдущих переводах книги, о некачественности некоторых переводов вообще в России 1990-х, и его пояснения о выборе «неканонического» перевода имён персонажей. (В частности, много споров вызвало решение Вязникова транскрибировать имя главного героя, «Paul», не традиционно, как «Пол», а творчески переработав его в «Пауль»). В эссе пишется о небольшом отличии качества переводов от «Малиновой „Дюны“» (предполагает о её влиянии на последующие), и приводит несколько примеров вопиющих ошибок, так на первой же странице «Малиновой „Дюны“»:

Ночь в замке Каладан была жаркой, но груда камней, служившая домом уже двадцати шести поколениям семьи Атрейдесов, дышала той приятной прохладой, которую она всегда излучала к перемене погоды.

То же в переводе Вязникова:

Над замком Каладан стояла тёплая ночь, но из древних каменных стен, двадцать шесть поколений служивших роду Атрейдесов, как всегда перед сменой погоды, выступил тонкий, прохладный налет влаги.

Экранизации

• «Дюна» — отменённый в 1975 году после 5-летней предсъёмочной подготовки проект Алехандро Ходоровски.
• «Дюна» — фильм Дэвида Линча 1984 года.
• «Дюна Фрэнка Герберта» — мини-сериал канала Sci Fi Channel 2000 года.

Ссылки

• [www.arrakis.ru/ Русскоязычный сайт о «Дюне» и её продолжениях]
• [lib.ru/HERBERT/dune_1.txt «Дюна»] в библиотеке Максима Мошкова («Системный» перевод или «Малиновая „Дюна“»)
• [www.fantlab.ru/work4325 Информация о романе] на сайте «Лаборатория Фантастики»
• [www.youtube.com/watch?v=xVhTjXHEf2I&list=PL8ExtMX9MFWe8Q371znyxlpQanDUmH-D6 Видеорецензия на YouTube]
• [thedune.ru Крупнейший фан-сайт о Вселенной Дюна в рунете]

Отрывок, характеризующий Дюна (роман)

Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]