Линейные корабли типа «Дюнкерк»

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Дюнкерк (тип линкора)»)
Перейти к: навигация, поиск
<tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px; font-size: 120%; background: #A1CCE7; text-align: center;">Линейные крейсера типа «Дюнкерк»</th></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:4px 10px; background: #E7F2F8; text-align: center; font-weight:normal;">Dunkerque-classe croiseur de bataille</th></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; ">
</th></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; ">
Линейный корабль «Дюнкерк» на испытаниях
</th></tr> <tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px;background: #D0E5F3;">Проект</th></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8; border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Страна</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px; border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8; border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Предшествующий тип</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px; border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> тип «Лион» </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8; border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Последующий тип</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px; border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> тип «Ришелье» </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8; border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Построено</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px; border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 2 </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8; border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Отправлено на слом</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px; border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 2 </td></tr>

<tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px;background: #D0E5F3;">Основные характеристики</th></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Водоизмещение</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> стандартное
«Дюнкерк» — 26 500 т,
«Страсбург» — 27 300 т
полное
«Дюнкерк» — 34 884 т,
«Страсбург» 36 380 т </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Длина</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 209/215,1 м </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Ширина</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 31,1 м </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Осадка</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 9,6 м </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Бронирование</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> «Дюнкерк»
главный пояс — 225 мм;
переборка — 50 мм;
главная палуба — 130…115 мм;
нижняя палуба — 40…50 мм;
башни ГК 330 мм (лоб), 250 мм (бок), 150 мм (крыша);
барбеты — 310 мм;
4-орудийные башни 130-мм орудий — 130 мм (лоб), 90 мм (крыша);
рубка — 270 мм
«Страсбург»
главный пояс — 283 мм;
переборка — 50 мм;
главная палуба — 130…115 мм;
нижняя палуба — 40…50 мм;
башни ГК 360 мм (лоб), 250 мм (бок), 160 мм (крыша);
барбеты — 340 мм;
4-орудийные башни 130-мм орудий — 130 мм (лоб), 90 мм (крыша);
рубка — 270 мм </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Двигатели</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 4 ТЗА Parsons </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Мощность</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> «Дюнкерк» — 110 960 л. с.,
«Страсбург» — 112 000 л. с. </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Движитель</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 4 винта </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Скорость хода</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 29,5 узлов (54,6 км/ч) </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Дальность плавания</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 16 400 морских миль на 17 узлах </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Экипаж</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> «Дюнкерк» — 1381 человек,
«Страсбург» — 1302 человека </td></tr> <tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px;background: #D0E5F3;">Вооружение</th></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Артиллерия</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 2×4 — 330-мм/52,
3×4 и 2×2 — 130-мм/45 </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Зенитная артиллерия</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 5×2 — 37-мм/50,
8×2 — 13,2-мм пулемёта </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Авиационная группа</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 1 катапульта, 3 гидросамолёта[прим. 1] </td></tr>

Линейные корабли типа «Дюнкерк» — тип линкоров французского флота времён Второй мировой войны. Построено два корабля: «Дюнкерк» (фр. Dunkerque) и «Страсбург» (фр. Strasbourg).

Корабли этого типа, построенные в 1930-х годах, стали первыми быстроходными линкорами. «Дюнкерк», спроектированный для борьбы с немецкими «карманными линкорами» типа «Дойчланд», строился в условиях ограничений Вашингтонского соглашения и жёсткой экономии средств. В связи с этим стандартное водоизмещение «Дюнкерка» составило 26 500 т, что меньше лимита в 35 000 дл. тонн, установленного Вашингтонским договором. Особенностью «Дюнкерка» было оригинальное расположение артиллерии главного калибра — восемь 330-мм орудий были размещены в двух четырёхорудийных башнях, установленных в носовой оконечности.

После сделанного Италией заявления о строительстве линкоров типа «Литторио» со стандартным водоизмещением 35 000 т, парламент Франции выделил средства на строительство второго линкора — «Страсбурга». Бронирование «Страсбурга» было усилено для противостояния более мощным орудиям новых итальянских линкоров.

С началом Второй мировой войны «Дюнкерк» и «Страсбург» вместе с кораблями Британского Королевского флота охраняли морские пути в Атлантике от немецких рейдеров. После капитуляции Франции линкоры находились в Мерс-эль-Кебире. Британцы опасались, что новые французские корабли могут попасть в руки нацистской Германии или Италии, что изменило бы баланс сил на Средиземном море. К Мерс-эль-Кебиру была выслана сильная британская эскадра с ультиматумом. Попытка принудить французов перейти в контролируемые союзниками порты или затопить корабли была неудачной, и британцы открыли огонь по стоявшим в порту кораблям Французского флота. «Страсбург» прорвал блокаду и перешёл в Тулон. «Дюнкерк» не смог прорваться, был повреждён артиллерийским огнём и сел на грунт, но после ремонта тоже был переведён в Тулон. Там в ноябре 1942 года оба линкора и были затоплены французскими экипажами во избежание захвата немцами.

Специалистами линкоры типа «Дюнкерк» оцениваются весьма неоднозначно. Эти корабли хорошо смотрелись на фоне линкоров времён Первой мировой войны, но при сравнении с более поздними быстроходными линкорами, такими как «Литторио», «Бисмарк» и «Айова», линкоры типа «Дюнкерк» обладали слишком малым калибром орудий и слабым бронированием. Некоторые специалисты отмечают, что, благодаря высокой скорости и сравнительно мощному вооружению, по концепции их скорее можно отнести к линейным крейсерам.





История создания

В конце XIX — начале XX века французский флот был вторым по силе после британского, однако Франция не сумела удержаться на этой позиции и вступила во второе десятилетие XX века с недостаточным количеством современных кораблей. Французский флот того времени не имел линейных крейсеров, отсутствовали быстроходные лёгкие крейсера. Построенные дредноуты типа «Курбэ», вооружённые двенадцатью 305-мм орудиями, значительно уступали супердредноутам Великобритании, США и Японии, имевшим орудия калибра 343—381 мм. В 1912 году был принят новый «Морской закон», согласно которому флот Франции к 1922 году должен был состоять из 28 дредноутов и линейных крейсеров, однако этот план не был осуществлён. Во время мировой войны французский флот получил три линкора типа «Бретань» с десятью 340-мм орудиями. Строительство линкоров типа «Нормандия» с двенадцатью 340-мм орудиями в четырёхорудийных башнях было приостановлено, так как все силы были отданы на нужды сухопутного фронта. Запланированные линейные крейсера даже не были заложены. Война ослабила экономику Франции, поэтому недостроенные корпуса линкоров типа «Нормандия» были сданы на слом. Исключение сделали лишь для корпуса линкора «Беарн», который был достроен в качестве авианосца[1][2].

На Вашингтонской конференции 1921—1922 годов по ограничению морских вооружений был принят лимит стандартного водоизмещения новых линкоров в 35 000 английских тонн (35 560 т). Согласно договору линейный флот Франции был приравнен к флоту Италии, и его суммарное водоизмещение ограничивалось 175 000 английских тонн (177 800 т). Для каждой страны был составлен график строительства новых кораблей на замену старых. На договорной лимит в 175 000 дл. тонн Франция выходила после замены всех старых кораблей в 1936 году. Пока для других стран до 1930 года действовали «линкорные каникулы», и новые линкоры не строились, Франция имела возможность заложить в 1927 и 1929 годах линкоры. Их количество не ограничивалось, лишь бы водоизмещение каждого не превышало 35 000 т, и Франция имела возможность выбрать эту квоту так, как посчитала бы нужным[3][4][прим. 2].

В 1924 году Франция приступила к подготовке новой кораблестроительной программы. Флотом была предложена долговременная программа выделения денежных средств на строительство кораблей — «Морской меморандум», согласно которому каждый год должны были строиться корабли суммарным водоизмещением 40 000 т. «Меморандум» не был принят парламентом, желавшим иметь возможность ежегодного утверждения строительства новых кораблей. Фактически в конце 1920-х и в начале 1930-х годов ежегодная постройка кораблей в среднем составила около 33 000 т. Первоначально усилия были сосредоточены на строительстве крейсеров и эсминцев[3][4].

В 1926 году начальник французского штаба адмирал Сален[en] выдал задание технической службе кораблестроения по разработке капитального корабля стандартным водоизмещением 17 500 длинных тонн. Основной задачей нового линкора должна была стать борьба с «вашингтонскими» крейсерами. Поскольку строящиеся итальянские крейсера должны были развивать высокую скорость, в техническом задании на линкор оговаривалась его 35-узловая скорость. Схема этого проекта не сохранилась. Основным способом боя считалась погоня за менее вооружённым противником, поэтому восемь 305-мм орудий должны были располагаться в четырёхорудийных башнях, расположенных в носовой оконечности[5]. Для достижения 35-узловой скорости при заданном водоизмещении требовалась энергетическая установка мощностью 180 000 л. с., для чего предполагалось использовать не 8 котлов, как на тяжёлых крейсерах типа «Дюкень», а 12. Бронирование линкора рассчитывалось для противодействия 203-мм снарядам. Согласно расчётам, броневой пояс должен был иметь толщину 150—180 мм, бронирование палубы должно было составлять порядка 75 мм. «Изюминкой» проекта должны были стать новые 55-калиберные 305-мм орудия. Их установки должны были обеспечивать угол возвышения 45° и максимальную дальность 43 000 м[6] при начальной скорости снаряда 965 м/с[7][4].

В рамках разрешённых к строительству в 1927 и 1929 годах 70 000 тонн можно было заложить четыре корабля: два в 1927 году, а ещё два — в 1929 году. Корабли должны были быть достроены в 1930—1931 и 1931—1932 годах соответственно[6]. По концепции и характеристиками эти корабли были сходны с линейными крейсерами типа «Инвинсибл» британского адмирала Фишера[8] и подвергались похожей критике. Французские корабли должны были хорошо проявить себя в борьбе с «вашингтонскими» крейсерами, однако любой противник с орудиями калибром более 203 мм уже был для них смертельно опасен. После закладки Германией «карманного линкора» с орудиями калибра 283 мм с этим необходимо было считаться[9]. Кроме того, новые корабли нельзя было поставить «в линию» для боя с линкорами противника. При этом их постройка съедала «линкорную квоту» Франции, а в случае закладки Италией новых полноценных линкоров французам нечем было на это ответить. Поэтому генеральный совет флота в декабре 1927 года отклонил этот проект и рекомендовал впредь разрабатывать проекты полноценных линкоров с учётом строительства кораблей однородного водоизмещения, полностью использующих отведённые 175 000 длинных тонн, — то есть пять кораблей водоизмещением 35 000 дл. тонн, либо шесть в 29 160 дл. тонн, либо семь — водоизмещением по 25 000 дл. тонн[10].

В 1928 году в соответствии с пожеланиями генерального совета начальник штаба ВМС адмирал Виолетт выдал задание на разработку проекта корабля стандартным водоизмещением 29 600 т (29 135 дл тонн) и скоростью хода 27 узлов. Подробностей об этой стадии проектирования известно мало. В архивах сохранились несколько версий проекта так называемого 37 000-тонного линейного крейсера (фр. croiseur de bataille). В отличие от предыдущей стадии регламентировалось не стандартное, а нормальное водоизмещение. При нормальном водоизмещении в 37 000 тонн стандартное водоизмещение должно было составлять 32 000 — 33 000 длинных тонн, что было промежуточным значением между предложенными советом кораблями в 29 160 и 35 000 длинных тонн[10].

Наиболее ранним вариантом проекта 37 000-тонного корабля был линкор со скоростью хода 33 узла и вооружением из 305-мм орудий. Главный калибр размещался в трёх четырёхорудийных башнях — двух в носу и одной в корме. Для обеспечения возможности ведения разведки в море корабль должен был нести четыре тяжёлых гидросамолёта, обширный ангар для которых располагался в задней части носовой надстройки. По бокам второй дымовой трубы располагались две авиационные катапульты. Двенадцать 130-мм орудий также размещались в четырёхорудийных башнях — одна на кормовой надстройке и две — в носовой части по бокам второй башни главного калибра. Зенитное вооружение должно было состоять из восьми 90-мм одноствольных установок 90-mm MLe 1926 HA. Их дополняли двенадцать одноствольных 37-мм орудий 37 mm MLe 1925. По обе стороны ангара в нишах располагались два трёхтрубных торпедных аппарата калибром 550 мм[11].

Изменение схемы защиты французских линкоров
Миделевое сечение линкора типа «Норманди» Стадия эскизного проектирования линкора «Дюнкерк».
Миделевое сечение проекта 33-узлового линейного крейсера водоизмещением 37 000 т
Миделевое сечение линкора «Дюнкерк»

Энергетическая установка должна была иметь мощность в 180 000 л. с. Бронирование было размещено по «американской схеме» — с хорошо бронированной цитаделью и небронированными оконечностями. Главный пояс толщиной 280 мм по высоте занимал два межпалубных пространства. Сверху толщина пояса уменьшалась до 220 мм. Подводная часть пояса также имела меньшую толщину. Главная броневая палуба толщиной 75 мм, установленная на подложке из 15-мм стали, проходила по верхней 220-мм кромке пояса. Ниже неё размещалась противоосколочная палуба с бронированными скосами, опускавшимися к нижней кромке пояса. Горизонтальная часть палубы имела толщину 25 мм, скосы — 40 мм на 25-мм стальной подложке. Противоторпедная переборка имела толщину 50 мм[12].

В июле 1928 года был разработан вариант с шестью 406-мм орудиями. Они располагались на тех же местах, что и 305-мм башни предыдущего варианта. Количество 130-мм орудий возросло до 12. По две четырёхорудийные башни стояли по бортам за второй и третьей башнями главного калибра. Сохранилось мало подробностей об этом проекте, известно лишь, что корабль должен был иметь силовую установку мощностью 2/3 от 33-узлового варианта и скорость в 27 узлов. При более коротком корпусе это давало возможность увеличить массу брони, поэтому, скорее всего, толщина вертикального и горизонтального бронирования была бы увеличена[13].

В конечном счёте от реализации этих проектов отказались. Во-первых, у Франции были сильно ограничены производственные мощности. Единственный государственный строительный док Салу № 4 в Бресте мог строить корабли максимальной длиной около 200 м. Ранее строившая линкоры частная верфь с доком Penhoet в Сен-Назере была занята частными заказами. Было подсчитано, что для строительства кораблей длиной 245—250 м были необходимы капитальные вложения в производственные мощности, равные стоимости строительства двух линкоров. Во-вторых, истощённая Первой мировой войной Франция с трудом выделяла из бюджета деньги на обширную программу строительства лёгких сил, заказывая ежегодно в 1920-х годах один крейсер, шесть контр-миноносцев и шесть подлодок. Стоимость одного 35 000-тонного линкора была эквивалентна стоимости четырёх крейсеров. Флот не хотел отказываться от строительства крейсеров, поэтому к строительству линкора можно было приступить не раньше завершения постройки крейсеров — то есть после 1931 года. В-третьих, строительству линкоров мешали и политические причины. После мировой войны в Европе возобладали пацифистские настроения, и Франция была активным участником переговоров о разоружении. Италия также не проявляла большого желания строить новые линкоры. В этой ситуации постройка новых мощных капитальных кораблей была не к месту и явно вызвала бы лишь новый виток гонки вооружений[14].

Эскизные проекты 1926—1931 годов[15]
17 500-т проект 37 000-т проект типа А 37 000-т проект типа Б 23 333-т проект 26 500-т проект
Дата проекта 1926 1927—1928 1928 1930 1932
Водоизмещение
Стандартное, дл. т 17 500 32 000 — 33 000 32 000 — 33 000 23 333 26 500
Нормальное, т 37 000 37 000
Размерения
Длина×Ширина
205 × 24,5 254 × 30,5 235 × 31 213 × 27,5 215 × 31,1
Скорость, узлы 35 33 27 30 29,5
Вооружение 2 × 4 — 305-мм/55 3 × 4 — 305-мм
12 × 130-мм
2 × 3 — 406-мм
16 × 130-мм
2 × 4 — 305-мм
12 × 130-мм универсальных
2 × 4 — 330-мм
16 × 130-мм универсальных
Бронирование, мм
пояс 150—180 280—220  ? 230—215 250
палуба  ? 75  ? 130—100 140—130

Ещё в 1927 году в Женеве на конференции по ограничению морских вооружений Великобритания предложила строить линейные корабли с 305-мм орудиями и водоизмещением не более 25 000 т. Франция и Италия не согласились на эти предложения, но основные усилия французских кораблестроителей были сосредоточены на проработке именно варианта стандартным водоизмещением от 23 333 до 25 000 т с 305-мм орудиями. В 1928 году Германия объявила о строительстве броненосцев типа «Дойчланд», которые при стандартном водоизмещении 10 000 т и скорости хода 27 узлов имели на вооружении 280-мм орудия[16][17]. Он должен был стать одним из противников нового французского капитального корабля. Также в качестве противника рассматривались старые итальянские линкоры с орудиями калибра 305 мм. Поэтому защита нового линкора рассчитывалась на противодействие 283-мм германским и 305-мм итальянским снарядам. Проект был представлен на рассмотрение в октябре 1930 года. Это вариант имел вооружение как у 17 500-тонного проекта 1926 года. Восемь 55-калиберных 305-мм орудий располагались в двух четырёхорудийных башнях в носовой оконечности. Как в 37 000-т проекте 130-мм орудия расположили в четырёхорудийных башнях, но они стали универсальными. Длина составила 213 м при ширине в 27,5 м. Скорость уменьшили до 30 узлов и заложили использование котлов с пароперегревателями. Рост водоизмещения пошёл на усиление защиты. Пояс имел толщину 230 мм, палуба 100 мм над машинами и 130 мм над погребами[18].

Италия и Франция выпали из переговорного процесса по лондонскому морскому соглашению 1930 года. Несмотря на это, были продолжены контакты на двустороннем уровне. В январе — феврале 1931 года при активном воздействии Великобритании стороны обсуждали дальнейшее военно-морское строительство. Базой будущего соглашения должны были стать подписанные 1 марта 1931 года «Основы договора» (англ. basis of agreement). В основах оговаривалось что Франция и Италия в рамках своих прав по вашингтонскому договору до 31 декабря 1936 года заложат по два линкора водоизмещением 23 333 т[19].

В конечном счёте договор не был подписан, но это не привело к пересмотру требований к новым линкорам. Учитывая «основы договора», 4 мая 1931 года кабинет министров одобрил проект нового линкора водоизмещением 23 333 т с вооружением из восьми 305-мм орудий. Проект поступил на рассмотрение парламента, где подвергся критике за слишком малое водоизмещение[19]. С другой стороны, парламентарии не понимали, почему для противодействия 10 000-тонным немецким кораблям нужно строить корабль в два с половиной раза большим водоизмещением и почему правительство не хочет дождаться намеченной на 1932 год новой конференции по разоружению[20][21]. В результате двухмесячных бурных дебатов 10 июля 1931 года парламент санкционировал выделение средств на следующую стадию проектирования нового линкора с условием пересмотра его характеристик и последующего утверждения их в парламенте перед выдачей заказа на строительство[19].

Начальник генерального штаба поставил техническому отделу задачу проведения следующей стадии работ по проекту линкора водоизмещением 23 333—28 000 т. Технический отдел приступил к работе над проектом исходя из следующих характеристик:

  • водоизмещение 25 000 тонн;
  • главный калибр из восьми 330-мм орудий в двух четырёхорудийных башнях, расположенных в носовой оконечности;
  • бронирование борта должно противостоять 280-мм снарядам;
  • бронирование палубы должно выдерживать взрыв 500-кг авиационной бомбы, сброшенной с 3000-метровой высоты;
  • противоторпедная защита должна выдерживать взрыв торпеды с 300-кг зарядом в 3,5 м ниже ватерлинии[19][22][23].

При попытке удовлетворить эти требования стало понятно, что стандартное водоизмещение возрастает до 26 000 т. После более детальных расчётов оно увеличилось до 26 500 т. Проект был окончательно утверждён в начале 1932 года, а 27 апреля 1932 года технический отдел утвердил окончательные характеристики проекта. По сравнению с проектом 23 333-т линкора вместо орудий 305-мм/55 устанавливались 330-мм/52, длина возросла на 2 метра, ширина на 2,5 м. Пояс увеличился с 230 до 250 мм, броневая палуба с 100—130 мм выросла до 130—140 мм; была добавлена нижняя противоосколочная 45-мм палуба. В дополнение к трём четырёхорудийным 130-мм установкам линкор получил две бортовых 130-мм спарки с защитой только противоосколочными экранами, восемь 37-мм спарок в двухорудийных установках образца 1933 года и 32 13,2-мм пулемёта Гочкис в четырёхствольных установках. Скорость упала до 29,5 узлов[24].

Пояс нового линкора обеспечивал защиту не только от 280-мм немецких снарядов, но и от 305-мм снарядов старых итальянских линкоров. Поэтому он мог использоваться не только в Северной Атлантике против немецких «карманных» линкоров, но и на Средиземном море. Новый линкор там мог играть роль «быстроходного крыла» в соединении с «тяжёлыми» линкорами типа «Бретань»[24]. Средства на строительство нового линкора были заложены в бюджет 1932 года, утверждённый парламентом 31 марта 1932 года. Франция отметила, что приступила к строительству линкора с водоизмещением и калибром орудий ниже разрешённых Вашингтонским договором лимитов, и надеялась, что её примеру последуют и другие страны[20][21].

Окончательные характеристики проекта «Дюнкерка»[25][21]
Характеристика Значение
Водоизмещение стандартное / полное, т 26 925 / 36 270
Длина×ширина×осадка, м 209,1 × 31,08 × 9,63
Вооружение 8 × 330-мм/52 (2 × 4)
16 × 130-мм/45 (3 × 4 и 2 × 2)
8 × 37-мм (4 × 2)
32 × 13,2-мм (8 × 4)
Мощность на валах, л. с. 103 860
Скорость, узлов 29,5
Бронирование, мм пояс — 250
верхняя палуба — 130

«Дюнкерк» был заказан арсеналу Бреста 26 октября 1932 года. Флот стремился заказать второй корабль как можно быстрее, потому что к концу 1932 года стало известно о закладке второго и третьего кораблей типа «Дойчланд». Закладка была запланирована в рамках бюджета 1934 года. Но 26 мая 1932 года стало известно о планах закладки Италией двух линейных кораблей типа «Литторио» водоизмещением 35 000 тонн. Францией рассматривался вариант вместо запланированного второго корабля типа «Дюнкерк» построить 35 000-тонный линкор. Но из-за разработки новых чертежей и орудий задержка в его вступлении в строй составила бы от 15 до 18 месяцев. Поэтому 25 июня 1934 года Верховный совет решил не менять планов и строить второй корабль по проекту «Дюнкерка», незначительно переработав проект с целью усиления вертикальной защиты. Линкор «Страсбург» был заказан частной верфи Chantiers de l’Atlantique в Сен-Назере 16 июля 1934 года[26].

Конструкция

Корпус и надстройка

В отличие от линкоров Первой мировой войны к проектированию новых линкоров французские кораблестроители подошли более тщательно. Ради достижения высокой скорости было выбрано относительное большое удлинение корпуса, а для повышения мореходности и прочности корпуса увеличена высота борта. При формировании обводов корпуса широко использовались испытания моделей в бассейне и сложные математические расчёты, позволившие конструкторам определить оптимальное сочетание формы и относительных размерностей подводной части корпуса с точки зрения получения максимальной скорости при наименьшей мощности двигателя. Для уменьшения гидродинамического сопротивления в носовой подводной части «Дюнкерка» был использован бульб. Электросварка использовалась не только на второстепенных местах, но и в элементах продольного набора, противоторпедной и поперечных перегородках. Использование электросварки позволило ускорить строительство и сэкономить вес[27][28].

Система набора корпуса — комбинированная, поперечно-продольная. Поперечный набор был применён в конструкции броневых палуб, а бортовая обшивка была выполнена по поперечно-продольной схеме. Главная несущая палуба, двойное дно и другие части корпуса имели продольный набор. В подводной части между шпангоутами устанавливались небольшие продольные балки, служащие для противодействия взрывам[27][28].

Внешне корпус «Дюнкерка» также сильно отличался от предыдущих французских кораблей с их тупым форштевнем, длинным полубаком и горизонтальными палубами. На новом линкоре появились довольно заметный подъём верхней палубы к носу и спардек. Форштевень получил изящный наклон вперёд — так называемый «клиперный нос»[27].

При проектной осадке диапазон остойчивости составил 64,33°, запас плавучести — 28 160 т, а метацентрическая высота при нормальном водоизмещении 30 750 т равнялась 2,62 м[29][30].

Основные характеристики при вводе в строй[31]
«Дюнкерк» «Страсбург»
Водоизмещение
Стандартное, дл. тонн 26 500 27 300
Нормальное, т 30 750 31 570
Полное, т 35 500 36 380
Размерения, м
Длина между перпендикулярами 209
Наибольшая длина 215,14 215,5
Ширина 31,1
Осадка нормальная 8,57 8,73
Осадка полная 9,71 9,89

Характерным отличием этих кораблей была высокая башнеподобная носовая надстройка. На её вершине были установлены три директора управления артиллерией, которые независимо вращались вокруг центральной оси. На крыше верхнего зенитного директора был установлен небольшой флагшток. Личный состав к высоко расположенным боевым постам доставлялся лифтом, размещённым внутри надстройки. Кормовая надстройка была значительно меньше, только с двумя директорами, небольшой рубкой и грот-мачтой[32].

В носу размещались три 9-тонных якоря. Звенья их цепей имели толщину 82 мм. В корме располагался 3-тонный вспомогательный якорь. Звенья его цепи имели толщину 48 мм. Также имелись два запасных якоря по 1,5 тонны[33].

Статьи весовой нагрузки[31]
«Дюнкерк» «Страсбург»
тонны  % тонны  %
Корпус 7011 22,80 7040 22,30
Оборудование и арматура 2767 9,00 2809 8,90
Вооружение 4858 15,80 4858 15,39
Бронирование
Корпус 8364 27,20 8904 28,20
Башни 2676 8,70 2885 9,14
Машины 2214 7,20 2214 7,01
Нефть (3/4 загрузки) 2860 9,30 2860 9,06
Итого нормальное водоизмещение 30 750 100,00 31 570 100,00

На «Дюнкерке», как на флагманском корабле, размещались четыре 11-метровых, два 10,8-метровых и два 9-метровых моторных катера, два 11-метровых моторных баркаса, две 13-метровые шлюпки и один 13-метровый полубаркас, два 7-метровых вельбота, одна 5-метровая динга и два 13,5-метровых спасательных плота[33]. Размещённые на палубе спардека по бокам носовой надстройки большие шлюпки стояли на небольших тележках, с помощью которых перемещались по рельсам к двум большим грузовым стрелам для спуска и подъёма шлюпок. Остальные шлюпки стояли за носовой надстройкой, на палубе выше спардека. По бокам трубы на шлюпбалках спардека висели два небольших разъездных вельбота[32].

На «Дюнкерке» было семь боевых прожекторов — три на уровне сигнального мостика носовой надстройки и четыре вокруг дымовой трубы. На «Страсбурге» их было на один меньше — два на площадках впереди носовой надстройки чуть ниже сигнального мостика и ещё четыре вокруг трубы[32].

Корабли управлялись одним полубалансирным рулём большой площади. Для его перекладки (поворота) использовались два двигателя. Один выполнял функцию резервного. Каждый из двигателей в теории сам обеспечивал поворот руля на максимальный угол в 32°. По факту при перекладке руля на угол больше 25° его начинало заклинивать. Перекладка руля на угол 25° занимала 20 сек. Каждый из двигателей мог управляться из центральной и резервной боевых рубок, второй башни главного калибра и рулевого отсека. Устанавливался третий аварийный двигатель, с помощью которого можно было повернуть руль на угол до 15° за 1 минуту. Существовала возможность и ручного поворота руля. 24 человека за 3 минуты могли повернуть его на угол до 15°. Поэтому этот режим использовался на скоростях не больше 19 узлов[34].

Состав радиооборудования[33]
Оборудование Количество Мощность, Вт Радиус действия, миль
Средневолновая радиостанция 1 6000 1000
Средневолновая радиостанция 1 2000 200
Средневолновая радиостанция 1 600 300
Коротковолновая радиостанция 2 75 300
Коротковолновая радиостанция 1 2500 2000
Коротковолновая радиостанция 1 500 1000
Аварийный передатчик 1 100

Бронирование

Горизонтальное бронирование рассчитывалось на противостояние 280-мм снарядам немецких «карманных линкоров». Оно выполнялось по принципу «всё или ничего». При проектировании схемы бронирования французскими кораблестроителями использовалась концепция зоны неуязвимости. Для 280-мм немецкого снаряда рассчитывались две дистанции. При увеличении дальности стрельбы скорость снаряда падала, он попадал в борт не под прямым углом, проходя большую толщину брони, и поэтому, начиная с какой-то дистанции, он уже не мог пробить бортовую броню. Это была первая дистанция. При дальнейшем увеличении дистанции рос угол падения снарядов на палубу, и они начинали её пробивать. Это была вторая дистанция. Теоретически, маневрируя в пределах этих двух дистанций, корабль был неуязвим к огню противника, поэтому эта зона и была названа зоной неуязвимости. Против 280-мм немецких снарядов с начальной скоростью 855 м/с зона неуязвимости для «Дюнкерка» составляла от 16 000 до 28 300 м, при курсовом угле цели 90°. «Страсбург» имел большую толщину брони, поэтому его зона неуязвимости была значительно шире — от 12 900 до 28 400 м[35][27].

После тщательных исследований вместо вертикального было решено применить наклонный броневой пояс — такое расположение броневых плит увеличивало толщину брони, которую должен был пробить снаряд. 126-метровый наклонный внутренний пояс шёл от шпангоута 41.60 до 167.35[36] и замыкался двумя броневыми палубами, нижняя из которых была карапасной, образуя «броневой ящик». Пояс «Дюнкерка» изготавливался из 225-мм брони «класса A» и был установлен с наклоном наружу, равным 11,30°. «Страсбург» был защищён поясом большей толщины — 283 мм с наклоном 11,50°[37]. Пояс изготавливался из плит длиной около 5,75 м и шириной от 2,4 до 3,6 м[38]. Через тиковую подкладку толщиной 60 мм[38] он устанавливался на 16-мм подложку из стали специальной закалки STS (англ. Special Treatment Steel). Ниже 2,1 м от ватерлинии пояс начинал сужаться до 125 мм (141 мм на «Страсбурге»)[35][30]. Плиты брони крепились к обшивке с помощью нескольких рядов броневых болтов диаметром 60 мм. Нижний ряд болтов в месте утоньшения брони имел диаметр 45 мм[38]. Пояс по вертикали имел высоту 5,64 м и при проектном водоизмещении возвышался над ватерлинией на 3,42 м[15].

По замыслу конструкторов отсек между броневым поясом и незащищённым бортом заполнялся водоотталкивающим материалом «ébonite mousse», который после попадания снаряда должен был разбухать и вытеснять воду. На практике эта система защиты так и не была проверена, поэтому её эффективность осталась под вопросом[35][30].

Корабли имели три броневых траверза — на концах цитадели и в корме за рулевым приводом. Носовой траверз по шпангоуту 41.60 был размещён на 18-мм подложке из стали STS. Там, где траверз защищал от продольного огня, — между противоторпедными переборками — толщина его составляла 210 мм (на «Страсбурге» — 228 мм). С внешней стороны от противоторпедных переборок, там, где была вспомогательная защита главного бронепояса, толщина траверза составляла 130 мм. Двухслойные плиты носового траверза проходили от главной броневой палубы до тройного дна, защищая носовые погреба главного калибра. Нижняя броневая палуба продолжалась в корму для защиты рулевого привода и погребов вспомогательного калибра, поэтому кормовой траверз цитадели по шпангоуту 167.35 состоял из верхней и нижней частей. Верхняя часть изготавливалась из 180-мм (210-мм на «Страсбурге») брони «класса A» на 18-мм подложке из STS. Часть траверза под нижней броневой палубой имела толщину 80-мм на обоих кораблях. Кормовой траверз из брони «класса A» по шпангоуту 7 защищал рулевой привод, имел толщину 100 мм и устанавливался на 50-мм подложке из STS (на «Страсбурге» он изготавливался из цельной 150-мм плиты брони «класса A»)[39][35][30].

Для противоосколочной защиты были размещены переборки из 18-мм STS по бокам помещения дизель-генераторов, между 330-мм погребами и перед рулевым устройством. В целом противоосколочная защита была довольно слабой. Дымоходы котлов на высоте межпалубного пространства над главной броневой палубой защищались 20-мм бронёй, а отверстия в палубе для прохода дыма и газов прикрывались бронированными колосниками. Плиты из 20-мм STS использовались на главных продольных перегородках и некоторых поперечных между бронепалубами. Носовая часть надстройки от воздействия дульных газов при стрельбе 330-мм пушек обшивалась 111-мм плитами из STS[35][30].

Защиту от бомб обеспечивали две броневые палубы. Верхняя главная плоская палуба изготавливалась из брони «класса B»[прим. 3], имела толщину 115 мм над механизмами от шпангоута и 125 мм над погребами и располагалась на 15-мм подложке из стали марки STS. Нижняя палуба между противоторпедными переборками была установлена горизонтально на высоте в 1,1 м над ватерлинией, а от переборок к главному бронепоясу шла со скосом под углом 54° к горизонтали. Плоская её часть была 40-мм толщины, скосы — толщиной 50 мм. В носовой оконечности броневая палуба отсутствовала. Для защиты рулевого привода нижняя бронепалуба продолжалась в корму и имела 100-мм толщину со скосами над валами. Над рулевым устройством добавлялась ещё 50-мм плита из стали марки STS. На «Страсбурге» в этом районе была использована цельная броня толщиной 150 мм. Наличие броневых скосов частично компенсировало отсутствие в этом месте поясной брони[35][30].

Лобовые плиты башен главного калибра имели толщину 330 мм (на «Страсбурге» 360 мм), бока — 250 мм, тыльные части для уравновешивания имели 345-мм толщину, крыша 150-мм (355 мм и 160 мм соответственно на «Страсбурге»). Внутри башни, разделяя её пополам на две «полубашни», шла продольная переборка[35][30].

Барбеты башен главного калибра над главной бронепалубой имели толщину 310 мм (340 мм на «Страсбурге») на подложке из двух слоёв STS по 15 мм. Между бронепалубами барбет защищался 50 мм STS. Барбет выходил за пределы лобовых плит башен и в этом месте защищался горизонтальной двухслойной бронёй — 100 + 50 мм на «Дюнкерке» и 135 + 50 мм на «Страсбурге». Пол башен за пределами барбета защищался двухслойной бронёй 50 + 50 мм[35][30].

Башни вспомогательной артиллерии имели лоб 135 мм, бока и крышу 90 мм, тыл 80 мм (90 на «Страсбурге»). Из 200 т массы башни 165 т приходилось на броню. Это было достаточно спорное решение, так как для защиты от снарядов крупного калибра её было недостаточно, а из-за большого веса башни получились малоподвижными и неэффективными при стрельбе против самолётов[35][30].

Лоб и тыл боевой рубки были 220 мм, бока 270 мм, на двух слоях подложки по 15 мм. Крыша была 130 мм на двух слоях подложки по 10 мм. Сверху рубки был выступ для специальных наблюдательных постов с толщиной стен и крыши 150 мм. Коммуникационная труба от рубки до главной бронепалубы состояла из 160-мм броневых плит. Такая же труба от рубки к командно-дальномерным постам имела только 30-мм толщину[35][30].

Бронирование, мм[15]
«Дюнкерк» «Страсбург»
Вертикальное бронирование
Пояс 225 283
Носовой траверз 210 228
Кормовой траверз 180 210
Траверз рулевого отсека 150
Горизонтальное бронирование
Броневая палуба 115
Броневая палуба над погребами 125
Противоосколочная палуба 40 50
Палуба над валами 100
Палуба над рулевым отсеком 150
Боевая рубка
Лоб и бока 270
Тыл 220
Крыша 150 /130
Коммуникационная труба 160
330-мм башни
Лоб 330 360
Борт 250
Тыл 345 (башня I)
335 (башня II)
352 (башня I)
342 (башня II)
Крыша 150 160
Барбеты над бронепалубой 310 340
Барбеты под бронепалубой 50
130-мм счетверённые установки
Лоб 135
Борт 90
Тыл 80
Крыша 90
Барбеты 120

Противоторпедная защита

Для разработки системы противоторпедной защиты (ПТЗ) были проведены натурные эксперименты с моделью ПТЗ в масштабе 1:10. Испытания показали эффективность набора продольных отсеков, соответствующим образом разделённых продольными и поперечными перегородками с чередованием пустых и заполненных отсеков. Противоторпедная защита делалась в расчёте на торпеду, идущую на глубине 3,5 м. Необходимая глубина системы подводной защиты в районе миделя должна была составлять не менее 7 м. В дальнейшем пришли к выводу, что крупные внешние отсеки, в которых должна поглощаться большая часть энергии взрыва, следует заполнить вязким резиноподобным веществом, названным «Ebonite Mousse», представлявшем собой плотную резиновую пену[40]. Это вещество имело удельную плотность 0,07—0,1 г/см³, не впитывало морскую воду даже при высоком давлении и могло поглощать также часть энергии взрыва. Французы надеялись, что применение «Ebonite Mousse» уменьшит риск несимметричного затопления отсеков. Эксперименты с подводными взрывами, проведённые в мае 1934 года в районе Лорьяна с моделью в масштабе 1:4, в целом подтвердили расчёты и результаты испытаний модели масштаба 1:10[41][42].

Система ПТЗ «Дюнкерка» имела максимальную глубину 7 м на миделе, 5,56 м у второй башни главного калибра и 3,75 м у первой[41]. В наиболее широком месте толщина ПТЗ достигала 7,5 м[15]. На миделе первый от борта отсек шириной 1,5 м был заполнен «Ebonite Mousse». Затем шли переборка толщиной 16 мм и пустой отсек шириной 0,9 м. Следом шёл отсек шириной 3,9 м, заполненный нефтью и заканчивавшийся переборкой толщиной 10 мм. Далее шёл пустой отсек шириной 0,7 м, заканчивавшийся противоторпедной переборкой (ПТП)[43]. Толщина ПТЗ в районе машинных и котельных отделений была 30 мм. В оконечностях, где глубина ПТЗ была невелика, толщина переборки достигала 40—50 мм. Суммарная толщина продольных перегородок составляла от 64 до 84 мм. Почти на всём протяжении ПТЗ разделялась продольными перегородками на четыре отсека. Однако в последнем главном водонепроницаемом отсеке броневой цитадели в районе погребов 130-мм орудий число переборок уменьшалось до двух[41][42].

Материалом «Ebonite Mousse» также заполнялись внешние отсеки по длине цитадели и отсеки перед противоторпедной перегородкой в районе башен главного калибра и четырёхорудийных 130-мм башен. Погреба главного и вспомогательного калибров защищались тройным дном, образованным 30-мм плитами. Остальные отсеки цитадели защищалась двойным дном высотой 1,1 м. Иностранные специалисты всегда достаточно уважительно высказывались о системе противоторпедной защиты французских крупных кораблей, но отмечали, что использование водоотталкивающего материала не позволяло использовать контрзатопление отсеков для выравнивания крена после взрыва[44][41][42].

«Дюнкерк» имел достаточно хорошие характеристики остойчивости, сохраняя метацентрическую высоту положительной при затоплении двух любых главных водонепроницаемых отсеков[41][42].

Вооружение

Главный калибр

Главный калибр состоял из восьми 330-мм орудий модели 1931 года с длиной ствола 52 калибра. Они располагались в двух носовых четырёхорудийных башнях перед надстройкой. Такое размещение артиллерии было обусловлено техническими и тактическими соображениями. За счёт использования четырёхорудийных башен существенно экономился вес. Двухорудийная 330-мм башня весила 1560 т (780 т на орудие), трёхорудийная — 1940 т (647 т), а четырёхорудийная — 2260 т (лишь 565 т на орудие). Использование двух четырёхорудийных башен позволило сэкономить 27,6 % веса по сравнению с четырьмя двухорудийными башнями. Размещение башен только в носу позволяло уменьшить длину цитадели, что давало экономию примерно 125 тонн. Из тактических соображений корабли рассчитывались на преследование немецких рейдеров, поэтому размещение всей артиллерии в носовом секторе было огромным плюсом. Минусом было то, что вести огонь непосредственно в корму было невозможно. Для уменьшения этой проблемы сектора обстрела башен были увеличены — 286° для нижней и 300° для возвышенной[45][46].

Распределение двухорудийных башен по длине корабля имело преимущество в том, что их было труднее вывести из строя — при размещении орудий в четырёхорудийных башнях метким выстрелом из строя могли быть выведены сразу четыре орудия. Для снижения уязвимости башни были немного разнесены по длине корпуса, а каждая башня разделена броневой 30-мм перегородкой на две «полубашни», по два орудия в каждой. Каждая «полубашня» имела отдельный погреб и систему подачи боезапаса, а погреба двух башен были разнесены на 10,1 м. В отличие от большинства линкоров, снарядный и зарядный погреба располагались на одном уровне — зарядные перед снарядными[47][48][46].

Башни и орудия были разработаны и изготавливались оружейным заводом в Сен-Шамон (англ. Compagnie des forges et aciéries de la marine et d'Homécourt). Цикл стрельбы орудия составлял 22 секунды. Бронебойный снаряд массой 560 кг с зарядом 20,3 кг взрывчатки имел начальную скорость 870 м/с. Это позволяло ему пробить вертикальную броню толщиной в 342 мм на расстоянии 23 000 м. Максимальная дальность стрельбы составила 41 700 м при максимальном угле подъёма орудий 35°. Максимальный угол снижения орудий составлял −5°. Затвор системы Велина, гидропневматический. Заряжание производилось при любом угле возвышения. Орудия в четырёхорудийных башнях размещались в двух парах совмещённых люлек. В теории каждое орудие могло подниматься отдельно. Однако на практике для привода левой и правой пар орудий имелось только по одному мотору, поэтому орудия правой и левой пар могли подниматься только вместе. Французы практиковали стрельбу полузалпами — пока одна пара орудия производит выстрел, вторая перезаряжается. При этом из-за сотрясения при выстреле одной пары орудий в башне при заряжании второй пары на высоких углах заряжания часто наблюдались заминания пороховых зарядов, поэтому на практике использовалась зарядка при постоянном угле возвышения в 15°. Привод башен был электрическим, а максимальная скорость горизонтального наведения составляла 1,5°/с[49][50][47].

Изюминкой 330-мм орудий были бронебойные снаряды OPf Mle 1935 (образца 1935 года) с взрывателем двойного действия. Снаряд при пробивании толстой брони сильнее тормозится, поэтому для того, чтобы его подорвать внутри корпуса, нужно выставить взрыватель на большее время срабатывания. При пробивании небронированного корпуса снаряд практически не тормозится, и взрыватель нужно выставлять на малое время. Другие флоты использовали для бронированных целей бронебойные снаряды с большим временем задержки взрывателя, а для небронированных целей — фугасные с малым временем задержки. Французы разработали взрыватель, который использовал пороховую трубку замедлителя с находящимися внутри отверстиями, перекрываемыми шайбой. При встрече с небронированной преградой втулка оставалась на месте, и время срабатывания было минимальным. При столкновении с бронёй снаряд тормозился, и возникала сильная перегрузка, из-за которой втулка смещалась и закрывала большую часть отверстий. При этом время срабатывания взрывателя увеличивалось. Бронебойный французский снаряд содержал относительно большую массу взрывчатого вещества — 20,3 кг (3,6 % от массы снаряда). В сочетании с взрывателем двойного действия это должно было давать хорошую эффективность применения по относительно слабо бронированным «карманным линкорам», считавшимся их основной целью. В боекомплект линкоров также выходили фугасные снаряды OEA Mle 1935 (образца 1935 года) и бронебойные снаряды OPfK Mle 1935 (образца 1935 года) со специальной полостью для установки емкости с отравляющим веществом. Пороховой заряд из четырёх картузов пороха SD19 имел массу 192 кг[51].

Для управления стрельбой орудий главного калибра использовались несколько дальномеров. На нижней поворотной платформе носовой надстройки располагался командно-дальномерный пост (директор) с 12-метровым дальномером. Позже он был заменён на 14-метровый. В кормовой надстройке на нижнем уровне находился ещё директор с 8-метровым дальномером[52]. В случае выхода из строя главных директоров использовались дальномеры в башнях главного калибра, которые хотя и с меньшей эффективностью, но позволяли им вести индивидуальную стрельбу[53][54]. Каждая башня была оборудована 12-метровым дальномером[52]. Данные с дальномеров поступали в пост управления артиллерийским огнём, расположенный под главной броневой палубой. Здесь под управлением главного артиллерийского офицера 24 оператора с помощью приборов центральной наводки обрабатывали эти данные. С учётом текущего положения целей, параметров движения цели и своего корабля производился расчёт углов вертикального и горизонтального наведения орудий. Эти углы наведения передавались в башни главного калибра. Эти башни оборудовались внешним силовым приводом, позволяющим осуществлять дистанционное вертикальное и горизонтальное наведение. Однако силовой привод обладал низкой точностью и требовал постоянных ручных корректировок углов наведения. Поэтому в конечном счёте от внешнего силового привода отказались, и наведение по данным центрального поста осуществлялось вручную[55].

Вспомогательный калибр

Вспомогательная артиллерия состояла из шестнадцати 130-мм орудий модели 1932 года с длиной ствола 45 калибров. Эти орудия специально проектировались для «Дюнкерка» и стали первыми в мире универсальными орудиями на линкоре. С целью сэкономить вес и пространство их расположили в трёх четырёхорудийных и двух двухорудийных башнях. В корме треугольником были расположены три четырёхорудийные башни, а двухорудийные башни располагались по бортам между трубой и носовой надстройкой. Вспомогательный калибр не мог вести огонь в небольшом носовом секторе[56][54].

Орудия развивали скорострельность от 10 до 15 выстрелов в минуту, чего уже было недостаточно для стрельбы по самолётам. Башни имели углы подъёма в пределах от −10 до +75°. Максимальная дальность стрельбы при возвышении 45° составляла 20 870 м, досягаемость по высоте 12 000 м. Скорость вертикального наведения составляла 6°/с. Как и на башнях главного калибра, четырёхорудийные 130-мм башни разделялись на две «полубашни», с двумя стволами в одной люльке. В отличие от 130-мм орудий модели 1924 года, был использован скользящий клиновой затвор, скопированный у немцев. Заряжание было унитарным, но требование ведения огня на больших углах подъёма ствола привело к использованию очень сложного зарядного механизма, который при эксплуатации имел тенденцию к отказу. В четырёхорудийных башнях, как и для главного калибра, две пары орудий были разделены броневой перегородкой в 20 мм на две полубашни[31][57][58][56][54].

Каждая пара орудий в башнях имела два отдельных подъёмника для зенитных и противокорабельных снарядов, что позволяло быстро переходить с одного типа снарядов на другой. Кормовые башни располагались над своими погребами, но двухорудийные башни были в 30 м от своих, поэтому они были оборудованы сложной системой подачи боезапаса. Двухорудийная башня весила 68,4 т, включая 46 т вращающейся брони, а четырёхорудийная — 200 т (165 т вращающейся брони), а вместе с барбетом 319 т[31][56][54].

Башни оборудовались силовым приводами, и управление их огнём велось с помощью директоров, расположенных над директорами главного калибра на мачтах-надстройках. Для стрельбы по надводным целям использовались три командно-дальномерных поста — один над другим с 6- и 5-метровыми дальномерами на носовой надстройке и третий с 6-метровым дальномером — на невысокой кормовой надстройке. Директора с 6-метровыми дальномерами весили по 25 тонн, с 5-метровым дальномером — 20 тонн. На боевой рубке стоял ещё один 5-метровый дальномер. Для ведения ночной стрельбы по бокам носовой надстройки находилось два 3-метровых дальномера[59]. Такое расположение позволяло вести огонь одновременно по двум надводным и двум воздушным целям. Однако тяжёлые директора имели малую скорость горизонтального наведения, что снижало эффективность зенитного огня. Дополнительно четырёхорудийные башни имели по 6-метровому дальномеру для ведения индивидуального огня[56][54].

Основные ТТХ использовавшегося вооружения
Орудие 330/52 Mle 1931[60] 130/45 Mle 1932[60] 37/50 Mle 1925[61] 37/50 Mle 1933 [37] 13.2/76 Mle 1929[37]
Калибр, мм 330 130 37 37 13,2
Длина ствола, калибров 52 45 50 50 76
Год разработки 1931 1932 1925 1933 1929
Масса орудия без замка, кг 70 500 3800 300 300 30
Скорострельность в/мин теоретическая 1,5—2 10—12 30-42 30 450
практическая 15—21 15—21 250
Тип заряжания Картузное Унитарное
Масса заряда, кг SD19 192 кг ВМ9 8,9 кг ВМ2 0,2 кг ВМ2 0,2 кг 52 г
Тип снаряда бронебойный OPf Mle 1935 бронебойный OPfK Mle 1933 фугасный OЕА Mle 1934 фугасный ОЕА Mle 1925 фугасный ОЕА Mle 1925 пуля
Масса снаряда, кг 570 33,4 29,5 0,73 0,73 50 г
Начальная скорость м/с 870 800 840 810 810 800
Живучесть ствола, выстрелов 250[50] 900[58]
Максимальная дальность, м 41 500 20 800 7175 8000 3500
эффективная, м 5000 5000 2500
Досягаемость по высоте, м 12 000
Установка
Обозначение St Chamond Mle 1932 St Chamond quad Mle 1932 St Chamond twin Mle 1932 CA/SMCA Mle 1925 CAD Mle 1933 CAQ Mle 1929
Количество стволов 4 4 2 1 2 4
Масса вращающейся части, т 1497 200 81,2 1,16
Углы возвышения
Скорость наведения вертикального / горизонтального, °/с 6/5 8/12 8/12

Зенитное вооружение

По проекту зенитное вооружение состояло из десяти 37-мм автоматов модели 1935 года в спарках и тридцати двух 13,2-мм автоматов в четырёхствольных установках. Для конца 1930-х годов это была довольно хорошая зенитная батарея, которая не уступала зенитному вооружению линкоров других стран[56][54]. Новые 37-мм установки должны были оснащаться силовым приводом и управляться с помощью расположенных по бортам надстроек четырёх директоров с 2-метровыми дальномерами. Однако их проектирование сильно отставало от графика. Прототип был создан только к весне 1939 года, а запуск в производство ожидался не ранее 1940 года. Поэтому в качестве временной замены были установлены шесть одноствольных 37-мм установок модели 1925 года. С начала 1939 года их начали заменять на двухствольные установки модели 1933 года. «Дюнкерк» получил пять установок на места запланированных по проекту. На «Страсбург» установили только четыре[37].

Две 37-мм зенитные установки модели 1933 года (Mle1933) располагались на верхней палубе по бокам второй башни главного калибра, две — на палубе надстройки за трубой, а одна на ангаре между четырёхорудийными 130-мм башнями (она отсутствовала на «Страсбурге»). Полуавтоматическая зенитка со стволом длиной 50 калибров имела скорострельность 85 выстрелов в минуту (42 выстрела на ствол в минуту), а её 0,725-кг снаряды имели начальную скорость 810 м/с и досягаемость по высоте 5000 метров, под углом 45 градусов дальность стрельбы составляла 7175 метров. Боезапас на ствол равнялся 1000 снарядов[62][63][64].

Из восьми счетверённых 13,2-мм зенитных пулеметных установок Гочкиса Mle1929, шесть располагались на палубе спардека, по три на каждый борт, а остальные на крыше надстройки за трубой. Зенитные пулеметы имели досягаемость по высоте 4200 метров, под углом 45 градусов дальность стрельбы составляла 7200 метров, скорострельность пулеметов равнялась 450 выстрелам в минуту, масса пули - 0,510 кг. Боезапас на ствол равнялся 3000 патронов. [65][37][63][64].

Изменение состава зенитного вооружения[15]
Корабль, дата изменения 37 mm CAS Mle 1925 37 mm CAD Mle 1933 13.2 mm CAQ Mle 1929
«Дюнкерк», май 1937 6×1
«Дюнкерк», октябрь 1937 6×1 6×4
«Дюнкерк», май 1937 8×4
«Дюнкерк», февраль 1939 4×2 8×4
«Дюнкерк», август 1939 5×2 8×4
«Страсбург», декабрь 1938 5×4
«Страсбург», начало 1939 4×2 6×4
«Страсбург», август 1939 4×2 8×4

Для управления огнём зенитных автоматов использовались расположенные по бокам носовой надстройки на уровне ходового мостика два директора в башенках с 3-метровыми дальномерами. Ещё два 2-метровых дальномера были за трубой на крыше надстройки[37][63][64].

Авиационное вооружение

С самого начала проект «Дюнкерка» предусматривал наличие гидросамолётов, впервые в мире для тяжёлых кораблей. Расположение башен главного калибра позволило беспрепятственно разместить в корме поворотную катапульту для запуска самолётов и достаточно большой ангар. Корабль мог принять на борт три летающие лодки типа «Луар-130». Два самолёта располагались в двухъярусном ангаре, ещё один на катапульте. Недостатком наличия большого ангара было уменьшение углов обстрела бортовых четырёхорудийных 130-мм башен[66][67].

Радар

Несмотря на то, что разработка радиолокатора во Франции началась ещё в 1933 году, усилия были сосредоточены на сухопутных радарах метрового диапазона для обнаружения воздушных целей. К 1939 году навигационные радары были установлены на шлюпе охраны рыболовства «Вилль де Ис» для выявления айсбергов, на одном из торговых судов и на пассажирском лайнере «Нормандия». Работы над корабельными радарными установками противовоздушной обороны начались лишь в конце 1940 года[64][68].

Для обеспечения кругового обзора на «Страсбурге»[прим. 4] в районе 1941—1942 годов были установлены четыре синхронизированные антенны на ноках реев носовой надстройки под углом 45° к диаметральной плоскости. Излучающими были носовая антенна правого и кормовая левого борта, а две другие приёмными. Радар мог обнаруживать самолёты, летящие на высоте 1500 м, на расстоянии до 80 км, а при их снижении до 1000 м расстояние обнаружения уменьшалось до 50 км. Если же самолёт летел на высоте нескольких метров, то дальность обнаружения падала до 10 км[64][69].

Испытания радара проводились в июле 1942 года возле Тулона, но им помешали плохие погодные условия. В ноябре 1942 года, после нарушения немцами перемирия и оккупации южной Франции, работа над радаром прекратилась, а большая часть оборудования была уничтожена[64][69].

Энергетическая установка

Энергетическая установка была очень компактной и значительно отличалась от предыдущих проектов. Главные механизмы эшелонировано размещались в пяти отсеках общей длиной 53,55 м. В трёх котельных отделениях (КО) располагались по два котла друг напротив друга, а в двух машинных отделениях (МО) — по два турбоагрегата. В первом эшелоне под носовой надстройкой находились КО № 1 и за ним МО № 1 с приводом на внешние валы. Второй эшелон составляли КО № 2, КО № 3 и МО № 2 с приводом на внутренние валы. Благодаря этому обстоятельству, а также тому, что котлы могли подключаться к турбоагрегатам любого эшелона, снижался риск потери хода при одиночном попадании. Однако вследствие отсутствия системы контрзатопления возникала возможность несимметричного затопления больших отсеков, поэтому отказались от продольных перегородок по диаметральной плоскости. Из-за этого любое попадание в котельное или машинное отделение приводило к потере мощности на одной из пар валов[70][71].

Пар вырабатывался шестью высокотемпературными котлами с умеренно высоким давлением пара типа Индре. Котлы имели три коллектора, центральную систему трубок с двумя форсунками и подогревателями воздуха. Давление пара — 27 кгс/см², а температура — 350 °C[72][69]. Котлы для «Дюнкерка» изготавливались фирмой Индре, для «Страсбурга» по лицензии фирмой-кораблестроителем — Penhoët[34].

Использовались четыре комплекта турбин системы Парсонса производства фирмы «Электро-Меканик» с приводом каждой через одноступенчатый редуктор на свой индивидуальный гребной вал[72][69]. Каждый комплект состоял из двух турбин высокого давления (ТВД) с давлением пара 27 кгс/см², турбины среднего давления (ТСД) с давлением 8,5 кгс/см² и турбины низкого давления (ТНД) для переднего и заднего ходов. На крейсерских ходах использовались ТНД и ТВД № 1. На 1/4 мощности турбозубчатых агрегатов линкор развивал скорость 15,5 узлов при работе двух винтов и 20 узлов при использовании четырёх. ТВД № 2 подключалась для достижения мощности от 34 % до 50 % от максимальной. Винты на «Дюнкерке» были трёхлопастными, диаметром 4,2 м, на «Страсбурге» четырёхлопастными диаметром 4,045 м[34].

Проектная мощность силовой установки составляла 107 000 л. с., что должно было обеспечивать скорость в 29,5 узла[44]. Согласно расчётам, при нормальном водоизмещении 31 500 т с половинным запасом топлива при форсировании до 112 500 л. с. обеспечивалась скорость 30 узлов[64][69]. На испытаниях «Дюнкерк» при форсировке машин до 135 585 л. с. развил скорость 31,06 узла[34].

Проектная дальность плавания при крейсерской скорости 15 узлов должна была составлять 15 000 миль. Запас топлива на «Дюнкерке» составил 5775 т, а на «Страсбурге» для компенсации большего водоизмещения и, следовательно, большего расхода топлива — 6045 т. Во время приёмных испытаний на мерной миле Пенмарш — Гильвинек «Дюнкерк» показал следующие результаты[70][73]:

Продолжительность испытания 3 часа 3 часа 3 часа 2 часа 3 часа
Скорость, узлы 17,31 20,68 25,24 28,3 30,38
Мощность, л. с. 13 110 25 190 52 850 81 540 113 420
Расход топлива, кг/милю 352 480 740 1000 1362
Расчётная дальность плавания
при запасе топлива 5775 т, миль
16 416 12 039 7800 5775 4241

В военное время для улучшения работы противоторпедной защиты топливные цистерны, расположенные в её отсеках, заполнялись не до конца. Запас топлива составлял 3700 т. Это обеспечивало дальность 2450 миль на 28,5 узла, 6300 на 20 и 7850 миль на 15 узлах[34].

Для экономии веса и пространства кораблестроители отказались от паровых, турбинных и гидроприводов, и вместо них было решено применить электроэнергию. Небольшая часть оборудования питалась переменным током. Основное же напряжение в бортовой системе было постоянного тока — 230 В, а для питания электроприводов башен главного калибра потребовалось большее напряжение — 460 В. Поэтому бортовые электростанции имели два выходных напряжения — 230 и 460 В. Оборудование на борту линкора подключалось к трём подстанциям. В каждом машинном отделении стояли по два блока из двух турбогенераторов мощностью по 450 кВт, которые выдавали ток на две подстанции. В сумме они выдавали 3600 кВт. Запасная подстанция снабжалась током от располагавшихся между погребами главного калибра трёх дизель-генераторов по 400 кВт. На баке располагались два аварийных дизель-генератора по 100 кВт, но они могли производить только напряжение 230 В. Общая мощность всех генераторов составляла 5000 кВт[70][74].

Каждая из четырёх подстанций была автономной. Однако одновременно подстанция имела возможность производить ток лишь одного напряжения — 230 или 460 В, так как для этого нужно было специальное последовательное подключение генераторов. В бою только две подстанции вырабатывали ток двух различных напряжений, а третья оставалась в резерве[70][74].

Для снижения зависимости от потери тока проводка имела тройное дублирование. Туннели для кабелей проходили с обоих бортов от кормового 330-мм погреба до кормового 130-мм, а на случай их повреждения в двойном дне была третья система проводки. Места прохода кабелей через перегородки герметизировались. Сеть правого борта была независима от сети левого, так же, как и разводка кабелей по каждой палубе. Помещения выше верхней палубы имели отдельную сеть[70][74].

Модернизации и изменения

«Дюнкерк»

15 августа — 18 октября 1937

Прожектора диаметром 90 см, установленные на платформе выше адмиральского мостика, заменены на седьмой 120-мм прожектор. Экраны по бокам адмиральского мостика продолжены в корму. Крыша адмиральского мостика расширена в носовую часть за счёт круглой платформы с экранами. Завершена установка дальномеров и радиоантенн. Шесть установок 13,2-мм «Гочкисов» установлены на палубе надстройки[75].

12 марта — 2 мая 1938 года

Установлен дефлектор на дымовую трубу. Установлены все 37-мм CAS Mle 1925. Две установки 13,2-мм «Гочкисов» установлены на надстройке позади дымовой трубы. В таком виде корабль официально вошёл в строй 1 сентября 1938 года[75].

29 ноября 1938 — 27 февраля 1939

Установлены четыре 37-мм CAD Mle 1933 вместе с четырьмя 1-метровыми дальномерами. Ходовой мостик расширен, и на него с палубы надстройки перенесены два 13.2mm Hotchkiss CAQ. Изменены дефлекторы вокруг адмиральского мостика[75].

Июль — август 1939

Пятый 37-мм CAD Mle 1933 установлен на цилиндрическом выступе на мачте-надстройке[75].

4 января — 12 февраля 1940

Все четыре 47-мм пушки демонтированы. Сделаны небольшие изменения на крыльях мостика и платформах. 12-метровый стереодальномер в нижнем директоре заменён на 14-метровый. После опыта эксплуатации в бурных водах Северной Атлантики была выявлена недостаточная плавучесть носовой оконечности, из-за чего бак сильно заливало. Поэтому два носовых 37mm CAD Mle 1933 перенесены с бака на шлюпочную палубу[75], а башни ГК оснащены кожаными мамеринцами[33].

Февраль — ноябрь 1942

Ремонт после полученных повреждений в Мерс-эль-Кебир. Большая часть тяжёлой промышленности Франции осталась на оккупированной территории, поэтому ремонт сопровождался значительными трудностями, из-за чего часть запланированных работ так и не была завершена. Ремонт корпусных повреждений, особенно в районе отсеков E / F / G / H, серьёзно повреждённых орудийным огнём 6 июля 1940 года. Восстановление брони на этих участках. Ремонт проржавевшего коллектора № 1, неспособного держать давление в 27 кг/см², верхнего парового коллектора котла № 21 и соединений турбин. Планировался капитальный ремонт машинной установки. Были осуществлены ремонт и замена повреждённой кабельной проводки. Внешний силовой привод для орудий главного и вспомогательного калибров был снят как не оправдавший ожиданий. Планировалось увеличить число зенитных автоматов за счёт снятия авиационного оборудования. Два из трёх директоров 130-мм орудий оставались в ремонте, но два ночных директора смогли отремонтировать. Были пересмотрены устройства борьбы за живучесть. Вне броневой цитадели были установлены более мощные помпы. Устранены неполадки в броневых заслонках в машинных и котельных отделениях. Установлены более мощные и надёжные преобразователи для питания систем подачи главного и вспомогательного калибров[33]. Преобразователи для привода рулей, которые были постоянным источником неполадок, также были заменены. Было предусмотрено изменение формы носа для устранения выявленной проблемы заливания и забрызгивания в непогоду[76].

«Страсбург»

15 сентября — 15 декабря 1938

Установлен дефлектор на дымовую трубу. Установлены пять установок 13,2 мм «Гочкис»[76].

Первая половина 1939 года

Установлены четыре 37-мм установки CAD Mle 1933[76].

Август 1939

Одна установка 13,2-мм «Гочкис» установлена позади грот-мачты[76].

29 ноября 1939 — 9 января 1940

Установлены экраны на прожекторной площадке носовой надстройки. По верхней кромке корпуса проложен кабель системы размагничивания[76].

14 августа — 11 сентября 1940 года

Зенитные автоматы на верхушке носовой надстройки защищены экранами из закалённой стали[76].

Ноябрь — декабрь 1940

Верхняя часть рубки модифицирована для установки на адмиральском мостике четырёх прожекторов. С этого момента «Страсбург» становится флагманским кораблем Forces de Haute Mer. Для снижения заливаемости установлены новые уплотнения между башней и барбетом, оригинальные маски орудий заменены на черные кожаные мамеринцы. Эти изменения сначала были сделаны на башне № 1 и потом на башне № 2[76].

31 января — 25 апреля 1942 года

На крыше адмиральского мостика установлен 5-метровый дальномер. Указатели дистанции в виде циферблатов сняты. Адмиральский и ходовой мостики оборудованы дефлекторами, как на «Ришелье». Радиорубка, расположенная над носовым директором, обшита стальными листами. Как и на «Дюнкерке», передняя пара 37-мм орудий перенесена с бака на передний конец шлюпочный палубы. Добавлены три 13,2-мм пулемёта CAS Browning MG: один на юте и два на шлюпочной палубе позади 37-мм орудий. Установлен радар французского производства — DEM (Detecteur Electro-Magnetique). Четыре небольшие прямоугольные антенны были установлены на верхушках основных реев — вокруг надстройки под углом 45° к диаметральной плоскости. Две передних служили для передачи сигнала, две задних — для приёма отражённого сигнала. Излучатели ME 140 и приёмники MR 1267 были разработаны компанией Sadir. При хороших погодных условиях дальность обнаружения самолётов составила 50 км при точности определения угла визирования ± 1° и дальности в 50 м[76].

Окраска

С момента ввода в эксплуатацию до января 1940 года для «Страсбурга» и февраля 1940 года для «Дюнкерка», кроме некоторых деталей, корабли были выкрашены в светло-серый цвет[77]. Дальномеры для отражения тепла и уменьшения искажений были окрашены в белый цвет. Платформы на надстройках и верхняя палуба, начиная от первого волнолома, были покрыты тиком. Носовая часть верхней палубы была покрашена в стальной серый цвет. Дефлекторы труб, якоря и их цепи, ватерлиния были чёрного цвета. Был небольшой период, когда корабли несли камуфляж, основной целью которого было создание помех вражеским дальномерам. С апреля по сентябрь 1939 года на мачту-надстройку «Дюнкерка» была нанесена чёрная спираль. На «Страсбурге» в октябре-ноябре 1939 года два чёрных кольца были нанесены вокруг грот-мачты, а две чёрные широкие полосы — на заднюю часть надстройки. Схема показала себя неэффективной, поэтому была возвращена предыдущая схема окраски. В начале 1940 года вместо светло-серой корабли получили тёмно-серую окраску, более подходящую для операций в Северной Атлантике. С октября 1940 года, после возвращения в Тулон, «Страсбург» получил старую, светло-серую схему окраски[78].

Шлюпки имели кили чёрного цвета и светло- или тёмно-серый верх. Внутренние поверхности шлюпок были окрашены в белый матовый цвет. Малые 9-метровые катера имели кабину из красного дерева, на более крупных катерах они были серыми. Катер адмирала был выкрашен в белый цвет и имел кабину из красного дерева, с крышей, выкрашенной в белый цвет. Катер командира корабля был выкрашен в королевский синий с кабиной из красного дерева с белой крышей[78].

В марте 1939 года на трубы были нанесены белые марки, обозначающие принадлежность к первой дивизии линкоров, — одна для «Дюнкерка» как флагмана и две для «Страсбурга». Их закрасили в августе 1940 года, когда дивизия была расформирована. Триколоры французского флага были нанесены для идентификации на вторую башню ГК и кормовую башню 130-мм орудий. На «Страсбург» их нанесли в ноябре 1940 года. На «Дюнкерк» — в феврале 1942 года, поверх тёмно-серой атлантической окраски[78].

Служба

Наименование Верфь Дата закладки Дата спуска на воду Дата ввода в строй Судьба
«Дюнкерк» Арсенал Бреста 24 декабря 1932 2 октября 1935 1 мая 1937 Взорван в сухом доке 27 октября 1942 года в Тулоне, списан в 1945, разобран на металл в 1958
«Страсбург» Chantiers de l'Atlantique, Сен-Назер 25 ноября 1934 12 декабря 1936 6 апреля 1939 Затоплен 27 октября 1942 года в Тулоне, списан в 1945, разобран на металл в 1955

Начало службы и первые месяцы Второй мировой войны

После ввода в строй «Дюнкерк» и «Страсбург» вошли в состав французского Атлантического флота. «Дюнкерк» 1 сентября 1938 года стал флагманским кораблём вице-адмирала Марселя Женсуля[79][32].

Быстроходные французские линкоры в первые месяцы войны действовали очень активно, получив высокую оценку британских союзников[80]. «Дюнкерк» и «Страсбург» вместе с авианосцем «Беарн», тремя лёгкими крейсерами и восемью эсминцами образовали в Бресте Первую эскадру, или Рейдерское соединение. Эскадра, командующим которой был назначен вице-адмирал Женсуль, была создана для перехвата немецких «карманных линкоров» и для сопровождения важных конвоев между островом Уэссан и Азорскими островами, а также между островами Зелёного мыса и мысом Пальмас в Гвинейском заливе[32]. В августе английское и французское адмиралтейства решили создать для перехвата немецких рейдеров поисковые группы (так называемые «киллер-групп»). «Страсбург» вместе с английским авианосцем «Гермес» в составе соединения «X» (Икс) занимался поиском «Адмирала Шпее»[81][80]. «Дюнкерк» вместе с британским линейным крейсером «Худ» входил в состав другой поисковой группы, охотившейся за ещё одним «карманным линкором» — «Дойчландом»[81][80].

Охота за «карманниками» оказалась безуспешной. В начале 1940 года союзники разделили зоны ответственности. На французов возлагалась ответственность за западную часть Средиземного моря. «Дюнкерк» и «Страсбург» базировались на Мерс-эль-Кебир, а три линкора типа «Бретань» ушли в Александрию[82]. Перед началом войны с Италией британский адмирал Каннингем получил подкрепление, поэтому «Прованс» и «Бретань» вернулись в Мерс-эль-Кебир, а «Лоррен» остался в Александрии[83].

25 июня после капитуляции Франции было объявлено перемирие с Германией и Италией. По условиям перемирия французские корабли должны были быть демобилизованы, но оставаться под французским флагом. Согласно секретному приказу главнокомандующего французским флотом адмирала Дарлана, при попытке захвата Германией или Италией корабли ни в коем случае не должны были попасть в руки противника — им следовало или уйти в США, или затопиться[84].

Мерс-эль-Кебир

После капитуляции Франции британский флот обладал преимуществом над объединёнными морскими силами Германии и Италии, однако это преимущество могло исчезнуть в случае попадания в руки противника современных французских кораблей. Британское правительство решило провести операцию по нейтрализации французского флота под кодовым названием «Катапульта». Захват французских кораблей в портах Великобритании и Александрии обошёлся практически без кровопролития. Самой сложной была операция по нейтрализации сильного французского соединения в африканской базе Мерс-эль-Кебир. В базе находились линкоры «Дюнкерк», «Страсбург», «Прованс», «Бретань», лидеры «Вольта», «Могадор», «Тигр», «Линкс», «Керсен», «Террибль» и гидроавианосец «Коммандан Тест». Она прикрывалась береговыми батареями, а на аэродромах неподалёку находились 42 истребителя. В Оране, в нескольких милях на восток, располагалось большое количество эсминцев, сторожевиков и тральщиков[85].

Англичане решили использовать грубую силу, отправив для нейтрализации французских кораблей внушительную эскадру. В соединение «H» (Эйч) адмирала Сомервилла вошли линейный крейсер «Худ», линкоры «Резолюшен» и «Вэлиант» (на каждом из трёх по восемь 381-мм орудий), авианосец «Арк Ройял», лёгкие крейсера «Аретьюза», «Энтерпрайз» и 11 эсминцев[86]. Они подошли к Мерс-эль-Кебиру утром 3 июля 1940 года[87].

Французскому адмиралу Женсулю был передан британский ультиматум. Его корабли должны были присоединиться к британскому флоту для борьбы с Германией и Италией, перейти для интернирования в порты Великобритании и США или самозатопиться[87]. Переговоры ни к чему не привели. Сомервилл, подстегиваемый британским Адмиралтейством и известиями о выходе в море французских крейсеров и эсминцев из Алжира и Орана, отдал приказ открыть огонь[88].

В течение 13 минут с 16:54 британские корабли добились нескольких попаданий в «Дюнкерк», «Бретань» и «Прованс». Попадания в «Бретань» привели к взрыву корабля; потерявшие ход «Дюнкерк» и «Прованс» встали на якорь на мелководье[88]. Получил повреждения и лидер «Могадор». «Страсбург» вместе с оставшимися лидерами сумел вырваться из гавани, оторвался от погони и на следующий день пришел в Тулон[89].

После боя французы опрометчиво заявили в прессе о том, что повреждения «Дюнкерка» незначительны и что вскоре он войдёт в строй. Британцы 6 июля провели повторную атаку Мерс-эль-Кебира. Результатом трёх последовательных атак торпедоносцев авианосца «Арк Ройял» стало затопление пришвартованного у борта линкора сторожевика, а потом детонация находившихся на нём глубинных бомб. «Дюнкерку» разворотило борт на длине в 40 метров, после чего линкор лёг на грунт. Ремонтные возможности были ограничены, поэтому «Дюнкерк» смогли вывести в море только 19 февраля 1942 года, после чего увели корабль в Тулон[90].

Тулон и затопление флота

После прихода в Тулон «Дюнкерк» поставили в один из сухих доков, однако работы из-за нехватки средств велись очень медленно. Исправный «Страсбург» в течение 1941—1942 годов был флагманом адмирала Женсуля. Из-за недостатка топлива совершал лишь короткие походы в районе Тулона[81][91].

8 ноября 1942 года союзники высадились в Северной Африке. Гитлер приказал оккупировать южную Францию, и на рассвете 27 ноября в Тулон вошли немецкие танки. Французский флот приступил к самозатоплению. «Страсбург» был затоплен у пирса, а «Дюнкерк» взорван в доке[92]. Позднее итальянцы занялись подъёмом кораблей в Тулоне и демонтажом оборудования с них. «Страсбург» был поднят 17 июля 1943 года и отбуксирован в бухту Лазара. При высадке союзников в Тулоне 36 американских самолётов Б-25 сбросили на «Страсбург» и находившийся рядом с ним «Ла Галиссоньер» сорок четыре 454-кг бомбы общего назначения и сто восемь 454-кг полубронебойных бомб. В «Страсбург» попали 7 бомб, после чего он лёг на грунт[81][93][94]. Из-за больших повреждений «Дюнкерк» и «Страсбург» после войны решили не восстанавливать. Линкоры были списаны и проданы на слом[81][95].

Оценка проекта

Линкоры типа «Дюнкерк» стали первыми быстроходными линкорами в мире[96][97]. Проект, будучи новаторским, тем не менее, обладал общей слабостью, обусловленной ограничениями, наложенными на водоизмещение. Оригинальный архитектурный облик французских линкоров, по мнению участников коронационных торжеств 1937 года на Спитхедском рейде, был весьма эстетичным. Впервые в мире артиллерия главного калибра была расположена в четырёхорудийных башнях, размещённых в носовой части корпуса[98]. При выполнении возложенной на «Дюнкерк» задачи — преследовании «карманных линкоров» — такое расположение было идеальным, обеспечивая в носовом секторе максимальный залп из всех орудий. Это также давало возможность сэкономить длину броневой цитадели[48]. Из-за такого расположения орудия главного калибра не имели возможность вести огонь непосредственно в корму. Однако благодаря большим углам обстрела — 286° для нижней и 300° для верхней башен[98] — это не ограничивало оперативных возможностей кораблей[56].

Линкоры типа «Дюнкерк» впервые в мире были вооружены универсальной артиллерией вспомогательного калибра. Подобное, помимо французов, смогли позже воплотить в металл лишь британцы и американцы. Вместе с тем реализация этого передового замысла оказалась весьма неудачной. Тяжёлые бронированные директоры и сильно бронированные 130-мм башни получились очень неповоротливыми, что, вместе с низкой скорострельностью орудий, делало зенитный огонь малоэффективным. Проектное зенитное вооружение из десяти 37-мм автоматов в спаренных установках и тридцати двух 13,2-мм автоматов в четырёхствольных установках для конца 1930-х годов считалось довольно хорошим, не уступая зенитному вооружению линкоров других стран. Во время войны выяснилось, что это вооружение недостаточно мощное как по калибру, так и по числу стволов[56][54]. Установленные по факту зенитные 37-мм пушки с полуавтоматическим затвором оказались неэффективными и были немногочисленны. Вместе с тем в начале войны недостаточностью зенитного вооружения страдали капитальные корабли всех стран мира, и уже в ходе войны этот недостаток исправлялся установкой дополнительного количества автоматов[98].

Впервые во французском флоте башни орудий и главного, и вспомогательного калибров получили силовой привод для внешнего управления вертикальной и горизонтальной наводкой. Однако реализация идеи была неудачной. Во-первых, точность исполнительных механизмов была невысокой и требовала корректировок вручную. Во-вторых, при стрельбе 130-мм орудий по скоростным целям, особенно самолётам, система не успевала отслеживать перемещения цели из-за слишком медленной скорости вращения тяжёлых бронированных башен[55].

Наклонный пояс «Дюнкерка» толщиной 225 мм имел вертикальный эквивалент 283 мм[99]. Этой толщины было достаточно против 280-мм орудий немецких «карманных линкоров», на которые она и рассчитывалась. Хотя это было и больше, чем 273-мм пояс у предыдущего типа «Бретань», но броня была тоньше, чем у лучших линкоров времён Первой мировой войны, и недостаточной для боя с полноценными быстроходными линкорами[28]. У «Страсбурга» 283-мм борт с эквивалентом 340 мм[99] больше соответствовал «линкорному стандарту»[98].

В отличие от линкоров Первой мировой войны, у «Дюнкерка» было довольно сильное горизонтальное бронирование, рассчитанное на противостояние бомбам и снарядам на больших дистанциях боя, хотя некоторые специалисты отмечали, что для большей эффективности толщины палуб нужно было подобрать наоборот. Вместо толстой верхней бронепалубы надо было разместить тонкую палубу, которая будет взводить детонаторы бомб и сдирать бронебойные колпачки со снарядов, а нижняя палуба должна быть толстой, чтобы выдерживать основной удар[98][100]. Бронирование башен главного калибра было достаточно сильным, но использование для крыши цементируемой брони считалось неоправданным. Если бы была использована гомогенная броня, то в Мерс-эль-Кебире броня крыши правой возвышенной полубашни «Дюнкерка» после попадания с «Худа» была бы прогнута, но не дала бы осколков, и, скорее всего, полубашня не вышла бы из строя[101].

Для своего водоизмещения «Дюнкерк» имел очень хорошую противоторпедную защиту. Достаточно глубокая, с чередованием пустых и заполненных водой или нефтью отсеков и использованием водоотталкивающего материала она была очень надёжной[98]. Специалисты всегда отмечали её эффективность, хотя некоторые и критиковали за использование водоотталкивающего материала, что сделало невозможным использование контрзатопления отсеков для выравнивания крена при повреждениях[42].

Изюминкой проекта была высокая скорость — 30 узлов. Также прекрасными были мореходность и дальность плавания[98].

Сравнение с аналогами

Характеристики главной артиллерии линкоров периода Второй мировой войны [102]
Характеристика 340 mm/45
Model 1912
330mm/50
Model 1931
380mm/45
Model 1935
14"/45
Mark VII
15"/42
Mk I
28 cm SKC/34 38 cm SKC/34 320 mm/44
Model 1934
381 mm/50
Ansaldo 1934
12"/50
Mark 8
Страна
Год разработки 1912 1931 1935 1934 1912 1934 1934 1934 1934 1939
Корабль-носитель «Бретань» «Дюнкерк» «Ришелье» «Кинг Джордж V» «Рипалс»
«Худ»
«Куин Элизабет»
«Шарнхорст» «Бисмарк» «Конте ди Кавур» «Литторио» «Аляска»
Калибр, мм 340 330 380 356 381 283 380 320 381 305
Длина ствола, калибров 45 50,4 45,4 45 42 51,3 48,4 44 50 50
Вес орудия с затвором, кг 66 950 70 500 94 100 80 256 101 605 53 250 111 000 69 672 111 664 55 262
Живучесть, выстрелов 250 250 340—375 335 300 180—250 150 110—130 344
Скорострельность, в/мин 2 2 1,2—2,2 2 2 3,5 2,3—3 2 1,3—1,8 2,4—3
Тип снаряда OPf Mle 1924 OPf Mle 1935 OPfK Mle 1936 APC MkVIIB APC Mk XVIIB Psgr. L/4,4 Psgr. L/4,4 AP Mark 18
Масса снаряда, кг 575 570 884 721 879 330 800 525 885 517
Начальная скорость, м/с 780 870 830 757 749 890 820 830 850 762
Масса ВВ, кг (%) 21,7 (3,77 %) 20,3 (3,56 %) 21,9 (2,48 %) 22 (3,05 %) 22 (2,5 %) 7,84 (2,38 %) 18,8 (2,35 %) 10,16 (1,15 %) 7,7 (1,49 %)
Дульная энергия, МДж 174,91 215,72 304,49 206,58 246,56 130,70 268,96 180,84 319,71 150,10
Расчётные показатели бронепробиваемости в мм американской брони класса «A» — борт / класса «B» — палуба, на дистанции[103][прим. 5]
0 м 810/0 935/0 800/0 866/0 620/0 884/0 904/0 640/0
5000 м 692/6 779/19 677/9 728/20 503/14 747/18 783/18 533/18
10 000 м 584/21 630/38 565/36 604/39 398/26 622/35 670/34 436/34
15 000 м 490/46 614/57 477/57 507/60 320/39 518/53 573/52 358/52
20000 м 399/62 421/78 405/76 428/82 252/53 431/69 488/69 294/71
25000 м 300/78 355/98 353/102 368/115 203/67 356/89 428/89 252/94
30000 м 225/102 301/136 277/152 280/180 168/98 293/129 373/116 212/156

Почти все страны-участницы Второй мировой войны вступили в неё, имея в строю лишь модернизированные линкоры времён Первой мировой войны. Из быстроходных линкоров к 1939 году вступили в строй только французские «Дюнкерк» и «Страсбург» и немецкие «Шарнхорст» и «Гнейзенау». Водоизмещение последних примерно соответствовало водоизмещению французских кораблей. Линкоры, проекты которых полностью использовали 35 000-тонный лимит Вашингтонского соглашения, — «Кинг Джордж V», «Бисмарк», «Литторио», «Вашингтон» и «Саут Дакота» — достраивались уже во время войны. Лишь две страны — Япония и США — смогли во время войны построить линкоры, свободные от договорных ограничений, — гигантский японский «Ямато» и быстроходную американскую «Айову».

При сравнении с другими быстроходными линкорами «Дюнкерк» проигрывал почти всем, кроме «Шарнхорста». Немецкий линкор имел такую же скорость, несущественно меньшую дальность плавания и несбалансированное соотношение сильной защиты и слабой артиллерии. Вертикальная защита у него была очень сильной — 350-мм пояс и 100—110-мм скос броневой палубы не пробивались даже 460-мм пушками «Ямато»[98].

Для полноценного линкора 283-мм орудий «Шарнхорста» было недостаточно, однако их мощности хватило бы для пробития тонкого борта «Дюнкерка» на дистанции до 16,5 км. В отличие от «Дюнкерка», вспомогательная 150-мм артиллерия немецкого корабля не была универсальной и не могла вести зенитный огонь. Противоторпедная защита немецкого линкора была очень слабой — её глубина на миделе была всего 4,5 м[101], в отличие от 7 м у «Дюнкерка»[41][42].

При очной дуэли на близких дистанциях преимущество было на стороне «Шарнхорста» с его толстым поясом. На большой дистанции боя — у «Дюнкерка», благодаря более тяжёлому французскому снаряду. При сравнении же с более поздними быстроходными линкорами оба эти типа были слабыми. Поэтому некоторые специалисты из-за высокой скорости относят оба корабля к линейным крейсерам типа британских «Рипалса» и «Ринауна» и японского «Конго». При этом французские линкоры были более сбалансированными, особенно «Страсбург», который с некоторой натяжкой можно было сравнить с британским «Кинг Джорджем V», обладавшим 356-мм орудиями и 381-мм поясом[101].

Характеристика «Дойчланд» [104] «Шарнхорст» [105] «Бретань»[106] «Дюнкерк» [96] «Кавур»[107] «Литторио» [108] «Конго»[109] «Кинг Джордж V» [110]
Страна
Год постройки (модернизации) 1933 1939 1915 1937 1915 (1937) 1940 1913 (1935) 1940
стандартное водоизмещение, т 10 600 32 100 22 189 26 500 26 400 40 724 31 720 36 727
Размерения, Д×Ш×О 188×20,7×7,3 235,4×30×9,9 166×26,9×9,8 215,14×31,08×9,6 186,4×28,6×10,4 237,8×32,8×9,6 222,5×29,3×9,7 227,1×31,4×9,9
Тип ЭУ дизель ПТУ ПТУ ПТУ ПТУ ПТУ ПТУ ПТУ
Мощность ЭУ, л. с. 56 800 160 000 43 000 111 000 75 000 128 200 136 000 110 000
Максимальная проектная скорость (на испытаниях), узлов 28 31,5 21,4 29,5 (31,06) 27 (28) 30 (31,3)  ? (30,5) 28
Дальность плавания, миль (на скорости, узлов) 19 000 (18) 7100 (19) 7000 (10) 16 400 (17) 6400 (13) 4700 (14) 10 000 (18) 15 600 (10)
Вооружение
Главный калибр 2×3 — 283-мм/52 3×3 — 283-мм/54,5 5×2 340-мм/45 2×4 330-мм/52 2×3, 2×2-320-мм/44 3×3 — 381-мм/50 4×2 — 356-мм/45 1×2, 2×4 — 356-мм/45
Вспомогательная и зенитная артиллерия 8×1 — 150-мм/55
3×2 — 88-мм/76
4×2 — 37-мм/83
10×1 — 20-мм/65
4×2, 4×1 — 150-мм/55
7×2 — 105-мм/65
8×2 — 37-мм/83
8×1 — 20-мм/65
14×1 — 138-мм/40
8×1 — 75-мм/60
4×1, 2×4 — 13,2-мм
2×2, 3×4 — 130-мм/45
5×2 — 37-мм/60
8×4 — 13,2-мм
6×2 — 120-мм/50
4×2 — 100-мм/47
6×2 — 37-мм/54
6×2 — 13,2-мм
4×3 — 152-мм/55
12×1 — 90-мм/50
8×2, 4×1 — 37-мм/54
8×2 — 20-мм/65
14×1 — 152-мм/50
4×2 — 127-мм/40
10×2 — 25-мм
8×2 — 133-мм/50
4×8 — 40-мм/40
6×1 — 20-мм/70
Торпедное 2×4 — 533-мм ТА
Авиационное 1 катапульта
2 самолёта
1 катапульта
3 самолёта
1 катапульта
3 самолёта
1 катапульта
3 самолёта
1 катапульта
3 самолёта
1 катапульта
2 самолёта
Бронирование, мм
Борт 80 350 270 228
(«Страсбург» — 283)
250 70+280+36+25 203 381
Палуба 18+45 50+95 45+40 130+40 80—100 45+102—162 80—120 25+149
Рубка 140 350 314 350 260 280 114
Лоб башни 140 360 250—400 330 280 350 229 324
Барбет 125 350 270 310 280 350 229 343

Напишите отзыв о статье "Линейные корабли типа «Дюнкерк»"

Примечания

  1. Все данные приводятся на сентябрь 1939 года.
  2. Кроме Франции, такое право получила Италия.
  3. Так называемая гомогенная броня. По химическому составу соответствовала броне «класса A». В отличие от неё, броня «класса B» не подвергалась поверхностной закалке.
  4. Сведений об установке радара на «Дюнкерк» нет.
  5. Расчёты дистанций проведены по формулам FACEHARD и могут отличаться от табличных и реальных значений бронепробиваемости орудий. Снаряд проникает за броневую преграду, сохраняя способность к детонации — взрыватель исправен, стакан снаряда с ВВ не разрушен.

Использованная литература и источники

  1. Dulin, Garzke, 1980, p. 33.
  2. Сулига, 1995, с. 3—4.
  3. 1 2 Dulin, Garzke, 1980, p. 34.
  4. 1 2 3 Сулига, 1995, с. 4.
  5. Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 19.
  6. 1 2 Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 20.
  7. Dulin, Garzke, 1980, pp. 34—35.
  8. Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 21.
  9. У Дулина и Гарцке сказано, что закладка «Дойчланда» и стала причиной приостановки работы по проекту. Однако Джордан и Дюма утверждают, что это не соответствовало действительности, поскольку решение по проекту было принято в конце 1927 года, а «Дойчланд» был заложен только в 1929 году.
  10. 1 2 Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 22.
  11. Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 23.
  12. Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 23—24.
  13. Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 24.
  14. Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 26—27.
  15. 1 2 3 4 5 Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 45.
  16. Dulin, Garzke, 1980, p. 35.
  17. Сулига, 1995, с. 5.
  18. Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 28—29.
  19. 1 2 3 4 Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 26.
  20. 1 2 Dulin, Garzke, 1980, pp. 38—39.
  21. 1 2 3 Сулига, 1995, с. 6.
  22. Dulin, Garzke, 1980, p. 36.
  23. Сулига, 1995, с. 5—6.
  24. 1 2 Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 27.
  25. Dulin, Garzke, 1980, p. 38.
  26. Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 31.
  27. 1 2 3 4 Сулига, 1995, с. 7.
  28. 1 2 3 Dulin, Garzke, 1980, p. 68.
  29. Dulin, Garzke, 1980, p. 64.
  30. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Сулига, 1995, с. 8—11.
  31. 1 2 3 4 Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 38.
  32. 1 2 3 4 5 Сулига, 1995, с. 18.
  33. 1 2 3 4 5 Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 56.
  34. 1 2 3 4 5 Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 50.
  35. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Dulin, Garzke, 1980, pp. 59—63.
  36. Во французском флоте номер шпангоута соответствовал расстоянию от него в метрах до кормового перпендикуляра
  37. 1 2 3 4 5 6 Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 42.
  38. 1 2 3 Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 43.
  39. Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 43—44.
  40. Жан Бар, 1995, с. 13.
  41. 1 2 3 4 5 6 Dulin, Garzke, 1980, pp. 63—64.
  42. 1 2 3 4 5 6 Сулига, 1995, с. 11.
  43. Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 47.
  44. 1 2 Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 49.
  45. Dulin, Garzke, 1980, pp. 56—57.
  46. 1 2 Сулига, 1995, с. 12.
  47. 1 2 Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 33—34.
  48. 1 2 Dulin, Garzke, 1980, p. 57.
  49. Campbell, Naval Weapons WW2, 2002, p. 287.
  50. 1 2 DiGiulian, Tony. [www.navweaps.com/Weapons/WNFR_13-50_m1931.htm France 330 mm/50 (13″) Model 1931] (англ.). NavWeaps. — Описание 330-мм орудия модели 1931. Проверено 6 ноября 2011. [www.webcitation.org/6548GOO6x Архивировано из первоисточника 30 января 2012].
  51. Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 36—37.
  52. 1 2 Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 38—39.
  53. Dulin, Garzke, 1980, p. 56.
  54. 1 2 3 4 5 6 7 Сулига, 1995, с. 13.
  55. 1 2 Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 40.
  56. 1 2 3 4 5 6 7 Dulin, Garzke, 1980, p. 58.
  57. Campbell, Naval Weapons WW2, 2002, p. 300.
  58. 1 2 DiGiulian, Tony. [www.navweaps.com/Weapons/WNFR_51-45_m1932.htm France 130 mm/45 (5.1″) Models 1932 and 1935] (англ.). NavWeaps. — Описание 130-мм орудия модели 1932. Проверено 27 октября 2011. [www.webcitation.org/6548GsGFv Архивировано из первоисточника 30 января 2012].
  59. Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 38—40.
  60. 1 2 Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 37.
  61. DiGiulian, Tony. [www.navweaps.com/Weapons/WNFR_37-50_cail_m1933.htm France 37 mm/50 (1.46") Model 1925 / 37 mm/50 (1.46") CAIL Model 1933] (англ.). NavWeaps. — Описание 37-мм орудий моделей 1925 и 1933 года. Проверено 3 апреля 2015.
  62. DiGiulian, Tony. [www.navweaps.com/Weapons/WNFR_37-50_cail_m1933.htm France 37 mm/50 (1.46″) Model 1925; 37 mm/50 (1.46″) CAIL Model 1933] (англ.). NavWeaps. — Описание 37-мм пушек модели 1932. Проверено 6 ноября 2011. [www.webcitation.org/6548HKEeF Архивировано из первоисточника 30 января 2012].
  63. 1 2 3 Dulin, Garzke, 1980, p. 59.
  64. 1 2 3 4 5 6 7 Сулига, 1995, с. 14.
  65. DiGiulian, Tony. [www.navweaps.com/Weapons/WNFR_13mm_aamg.htm France 13.2 mm/76 (0.52″) Model 1929] (англ.). NavWeaps. — Описание 13,2-мм зенитных автоматов модели 1929. Проверено 29 октября 2011. [www.webcitation.org/6548Hm3uo Архивировано из первоисточника 30 января 2012].
  66. Сулига, 1995, с. 14.
  67. Dulin, Garzke, 1980, p. 59.
  68. Dulin, Garzke, 1980, pp. 64—65.
  69. 1 2 3 4 5 Dulin, Garzke, 1980, p. 65.
  70. 1 2 3 4 5 Сулига, 1995, с. 15.
  71. Dulin, Garzke, 1980, p. 66.
  72. 1 2 Сулига, 1995, с. 14—15.
  73. Dulin, Garzke, 1980, pp. 66—67.
  74. 1 2 3 Dulin, Garzke, 1980, p. 67.
  75. 1 2 3 4 5 Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 55.
  76. 1 2 3 4 5 6 7 8 Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 57.
  77. Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 53.
  78. 1 2 3 Jordan, Dumas. French Battleships. — P. 54.
  79. Dulin, Garzke, 1980, p. 39.
  80. 1 2 3 Сулига, 1995, с. 19.
  81. 1 2 3 4 5 Балакин, Дашьян, 2005, с. 194.
  82. Сулига, 1995, с. 20.
  83. Сулига, 1995, с. 20—21.
  84. Сулига, 1995, с. 21.
  85. Сулига, 1995, с. 22.
  86. [www.hmshood.org.uk/reference/official/adm234/adm234-317.htm AIR 234/317: Operations against the French Fleet at Mers-el-Kebir, 03—06 July 1940] (англ.). HMS Hood association. — Описание нападения на Мерс-эль-Кебир на сайте ассоциации линейного крейсера «Худ». Проверено 4 ноября 2011. [www.webcitation.org/6548IEXEY Архивировано из первоисточника 30 января 2012].
  87. 1 2 Патянин. «Арк Ройал», 2001, с. 17—18.
  88. 1 2 Сулига, 1995, с. 24.
  89. Сулига, 1995, с. 25—26.
  90. Сулига, 1995, с. 26—27.
  91. Сулига, 1995, с. 27.
  92. Сулига, 1995, с. 28.
  93. Сулига, 1995, с. 30—31.
  94. Dulin, Garzke, 1980, p. 54.
  95. Сулига, 1995, с. 31.
  96. 1 2 Conway's All The Worlds Fighting Ships, 1922—1946, 1992, p. 259.
  97. Сулига, 1995, с. 1.
  98. 1 2 3 4 5 6 7 8 Балакин, Дашьян, 2005, с. 241.
  99. 1 2 Dulin, Garzke, 1980, p. 60.
  100. Сулига, 1995, с. 9.
  101. 1 2 3 Балакин, Дашьян, 2005, с. 244.
  102. Линкоры Второй мировой, 2005, с. 245—246.
  103. Линкоры Второй мировой, 2005, с. 247.
  104. Conway's All The Worlds Fighting Ships, 1922—1946, 1992, p. 227.
  105. Conway's All The Worlds Fighting Ships, 1922—1946, 1992, p. 225.
  106. МК ВМС Франции, с. 4—5.
  107. МК ВМС Италии, с. 4.
  108. Conway's All The Worlds Fighting Ships, 1922—1946, 1992, p. 289.
  109. МК ВМС Японии, с. 8.
  110. Conway's All The Worlds Fighting Ships, 1922—1946, 1992, p. 15.

Литература

На русском языке
  • Балакин С. А., Дашьян А. В. и др. Линкоры Второй мировой. Ударная сила флота. — М.: Коллекция, Яуза, ЭКСМО, 2005. — 256 c.: ил. — (Арсенал Коллекция). — 3000 экз. — ISBN 5-699-18891-6.
  • Патянин С. В. Авианосец «Арк Ройал». — Приложение к журналу «Моделист-конструктор». — М. — («Морская коллекция» № 4(40)/2001).
  • Сулига С. Линкоры «Дюнкерк» и «Страсбург». — М.: Цитадель, 1995. — 32 с. — ISBN 978-0-00-332278-0.
  • Сулига С. «Ришелье» и «Жан Бар». — М.: Цитадель, 1995. — 32 с.
На английском языке
  • Robert O. Dulin, William H. Garzke. British, Soviet, French and Dutch Battleships of World War II. — London: Jane's Publishing Company, Ltd., 1980. — 391 p. — ISBN 0-7106-0078-X.
  • Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1922—1946. — Conway Maritime Press. — London, 1992. — ISBN 0-85177-146-7.
  • Campbell, John. Naval Weapons of World War Two. — London: Conway Maritime Press, 2002. — 403 p. — ISBN 0-87021-459-4.
  • Jordan, John. Dumas, Robert. French Battleships 1922-1956. — Barnsley, Yorkshire: Seaforth Publishing, 2009. — 224 p. — ISBN 978-1848320345.
На французском языке
  • Robert Dumas. Les cuirassés Dunkerque et Strasbourg. — Nantes: Marine Éditions, 2001. — ISBN 978-2-909675-75-6.


Отрывок, характеризующий Линейные корабли типа «Дюнкерк»

– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.
Градус политического термометра, указанный на этом вечере обществу, был следующий: сколько бы все европейские государи и полководцы ни старались потворствовать Бонапартию, для того чтобы сделать мне и вообще нам эти неприятности и огорчения, мнение наше на счет Бонапартия не может измениться. Мы не перестанем высказывать свой непритворный на этот счет образ мыслей, и можем сказать только прусскому королю и другим: тем хуже для вас. Tu l'as voulu, George Dandin, [Ты этого хотел, Жорж Дандэн,] вот всё, что мы можем сказать. Вот что указывал политический термометр на вечере Анны Павловны. Когда Борис, который должен был быть поднесен гостям, вошел в гостиную, уже почти всё общество было в сборе, и разговор, руководимый Анной Павловной, шел о наших дипломатических сношениях с Австрией и о надежде на союз с нею.
Борис в щегольском, адъютантском мундире, возмужавший, свежий и румяный, свободно вошел в гостиную и был отведен, как следовало, для приветствия к тетушке и снова присоединен к общему кружку.
Анна Павловна дала поцеловать ему свою сухую руку, познакомила его с некоторыми незнакомыми ему лицами и каждого шопотом определила ему.
– Le Prince Hyppolite Kouraguine – charmant jeune homme. M r Kroug charge d'affaires de Kopenhague – un esprit profond, и просто: М r Shittoff un homme de beaucoup de merite [Князь Ипполит Курагин, милый молодой человек. Г. Круг, Копенгагенский поверенный в делах, глубокий ум. Г. Шитов, весьма достойный человек] про того, который носил это наименование.
Борис за это время своей службы, благодаря заботам Анны Михайловны, собственным вкусам и свойствам своего сдержанного характера, успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился адъютантом при весьма важном лице, имел весьма важное поручение в Пруссию и только что возвратился оттуда курьером. Он вполне усвоил себе ту понравившуюся ему в Ольмюце неписанную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала, и по которой, для успеха на службе, были нужны не усилия на службе, не труды, не храбрость, не постоянство, а нужно было только уменье обращаться с теми, которые вознаграждают за службу, – и он часто сам удивлялся своим быстрым успехам и тому, как другие могли не понимать этого. Вследствие этого открытия его, весь образ жизни его, все отношения с прежними знакомыми, все его планы на будущее – совершенно изменились. Он был не богат, но последние свои деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомств только с людьми, которые были выше его, и потому могли быть ему полезны. Он любил Петербург и презирал Москву. Воспоминание о доме Ростовых и о его детской любви к Наташе – было ему неприятно, и он с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых. В гостиной Анны Павловны, в которой присутствовать он считал за важное повышение по службе, он теперь тотчас же понял свою роль и предоставил Анне Павловне воспользоваться тем интересом, который в нем заключался, внимательно наблюдая каждое лицо и оценивая выгоды и возможности сближения с каждым из них. Он сел на указанное ему место возле красивой Элен, и вслушивался в общий разговор.
– Vienne trouve les bases du traite propose tellement hors d'atteinte, qu'on ne saurait y parvenir meme par une continuite de succes les plus brillants, et elle met en doute les moyens qui pourraient nous les procurer. C'est la phrase authentique du cabinet de Vienne, – говорил датский charge d'affaires. [Вена находит основания предлагаемого договора до того невозможными, что достигнуть их нельзя даже рядом самых блестящих успехов: и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить. Это подлинная фраза венского кабинета, – сказал датский поверенный в делах.]
– C'est le doute qui est flatteur! – сказал l'homme a l'esprit profond, с тонкой улыбкой. [Сомнение лестно! – сказал глубокий ум,]
– Il faut distinguer entre le cabinet de Vienne et l'Empereur d'Autriche, – сказал МorteMariet. – L'Empereur d'Autriche n'a jamais pu penser a une chose pareille, ce n'est que le cabinet qui le dit. [Необходимо различать венский кабинет и австрийского императора. Австрийский император никогда не мог этого думать, это говорит только кабинет.]
– Eh, mon cher vicomte, – вмешалась Анна Павловна, – l'Urope (она почему то выговаривала l'Urope, как особенную тонкость французского языка, которую она могла себе позволить, говоря с французом) l'Urope ne sera jamais notre alliee sincere. [Ах, мой милый виконт, Европа никогда не будет нашей искренней союзницей.]
Вслед за этим Анна Павловна навела разговор на мужество и твердость прусского короля с тем, чтобы ввести в дело Бориса.
Борис внимательно слушал того, кто говорит, ожидая своего череда, но вместе с тем успевал несколько раз оглядываться на свою соседку, красавицу Элен, которая с улыбкой несколько раз встретилась глазами с красивым молодым адъютантом.
Весьма естественно, говоря о положении Пруссии, Анна Павловна попросила Бориса рассказать свое путешествие в Глогау и положение, в котором он нашел прусское войско. Борис, не торопясь, чистым и правильным французским языком, рассказал весьма много интересных подробностей о войсках, о дворе, во всё время своего рассказа старательно избегая заявления своего мнения насчет тех фактов, которые он передавал. На несколько времени Борис завладел общим вниманием, и Анна Павловна чувствовала, что ее угощенье новинкой было принято с удовольствием всеми гостями. Более всех внимания к рассказу Бориса выказала Элен. Она несколько раз спрашивала его о некоторых подробностях его поездки и, казалось, весьма была заинтересована положением прусской армии. Как только он кончил, она с своей обычной улыбкой обратилась к нему:
– Il faut absolument que vous veniez me voir, [Необходимо нужно, чтоб вы приехали повидаться со мною,] – сказала она ему таким тоном, как будто по некоторым соображениям, которые он не мог знать, это было совершенно необходимо.
– Mariedi entre les 8 et 9 heures. Vous me ferez grand plaisir. [Во вторник, между 8 и 9 часами. Вы мне сделаете большое удовольствие.] – Борис обещал исполнить ее желание и хотел вступить с ней в разговор, когда Анна Павловна отозвала его под предлогом тетушки, которая желала его cлышать.
– Вы ведь знаете ее мужа? – сказала Анна Павловна, закрыв глаза и грустным жестом указывая на Элен. – Ах, это такая несчастная и прелестная женщина! Не говорите при ней о нем, пожалуйста не говорите. Ей слишком тяжело!


Когда Борис и Анна Павловна вернулись к общему кружку, разговором в нем завладел князь Ипполит.
Он, выдвинувшись вперед на кресле, сказал: Le Roi de Prusse! [Прусский король!] и сказав это, засмеялся. Все обратились к нему: Le Roi de Prusse? – спросил Ипполит, опять засмеялся и опять спокойно и серьезно уселся в глубине своего кресла. Анна Павловна подождала его немного, но так как Ипполит решительно, казалось, не хотел больше говорить, она начала речь о том, как безбожный Бонапарт похитил в Потсдаме шпагу Фридриха Великого.
– C'est l'epee de Frederic le Grand, que je… [Это шпага Фридриха Великого, которую я…] – начала было она, но Ипполит перебил ее словами:
– Le Roi de Prusse… – и опять, как только к нему обратились, извинился и замолчал. Анна Павловна поморщилась. MorteMariet, приятель Ипполита, решительно обратился к нему:
– Voyons a qui en avez vous avec votre Roi de Prusse? [Ну так что ж о прусском короле?]
Ипполит засмеялся, как будто ему стыдно было своего смеха.
– Non, ce n'est rien, je voulais dire seulement… [Нет, ничего, я только хотел сказать…] (Он намерен был повторить шутку, которую он слышал в Вене, и которую он целый вечер собирался поместить.) Je voulais dire seulement, que nous avons tort de faire la guerre рour le roi de Prusse. [Я только хотел сказать, что мы напрасно воюем pour le roi de Prusse . (Непереводимая игра слов, имеющая значение: «по пустякам».)]
Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла быть отнесена к насмешке или к одобрению шутки, смотря по тому, как она будет принята. Все засмеялись.
– Il est tres mauvais, votre jeu de mot, tres spirituel, mais injuste, – грозя сморщенным пальчиком, сказала Анна Павловна. – Nous ne faisons pas la guerre pour le Roi de Prusse, mais pour les bons principes. Ah, le mechant, ce prince Hippolytel [Ваша игра слов не хороша, очень умна, но несправедлива; мы не воюем pour le roi de Prusse (т. e. по пустякам), а за добрые начала. Ах, какой он злой, этот князь Ипполит!] – сказала она.