Дюрант, Уильям Джеймс

Дюрант Уильям Джеймс
Durant William James
Дата рождения:	5 ноября 1885(1885-11-05)
Место рождения:	Норт-Адамс, Массачусетс, США
Дата смерти:	7 ноября 1981(1981-11-07) (96 лет)
Место смерти:	Лос-Анджелес, Калифорния, США
Род деятельности:	Историк, писатель, философ, учитель
Награды:

Уильям Джеймс Дюрант (5 ноября 1885 — 7 ноября 1981) — американский писатель, историк и философ. Наиболее известен как автор 11-ти томной «Истории цивилизации», которую он написал совместно со своей женой Ариэль Дюрант, и которая была опубликована между 1935 и 1975 гг. Ранее был известен своей «Историей философии», написанной в 1926 г., которую один автор описал как «новаторскую работу, которая помогает популяризовать философию.»

Уильям и Ариэль Дюрант были награждены Пулитцеровской премией за нехудожественную литературу в 1968 г., и Президентской медалью свободы в 1977 г.

Биография

Уильям (Уилл) Джеймс Дюрант родился в Норт-Адамс, Массачусетс (North Adams, Massachusetts). Его родители, Жозеф Дюран (Joseph Durant) и Мари Олар (Mary Allard) были франко-канадского происхождения, частью т. н. Квебекской эмиграции. Родители предназначали его для духовной карьеры.

Он получил начальное образование в приходской католической школе. В 1900 г. он поступил в Школу св. Петра в Джерси-сити (St. Peter’s Preparatory School), позднее — в Колледж св. Петра (Saint Peter’s College) в Джерси-Сити, Нью-Джерси (Jersey City, New Jersey) католическое учебное заведение, руководимое орденом Иезуитов.

В 1903 г., в публичной библиотеке Джерси-Сити, он открыл для себя труды Ч. Дарвина (Charles Robert Darwin), Т. Хаксли (Thomas Henry Huxley), Г. Спенсера (Herbert Spencer) и Э. Геккеля. (Ernst Heinrich Philipp August Haeckel) Таким образом, в возрасте 18 лет, Дюрант начал приходить к мысли, что не может с чистой совестью принять обет священника.

В 1905 г. началось его увлечение социалистической философией. Он окончил колледж в 1907 г. и короткое время работал репортером в New York Evening Journal. С осени 1907 г. он стал преподавать латынь, французский и английский языки и геометрию в католическом колледже Сетон Холл (Seton Hall College) в Соут-Оранж (South Orange), Нью-Джерси. При этом он был еще и библиотекарем колледжа. В 1909 г. он поступил в духовную семинарию, являвшуюся частью колледжа, надеясь сочетать социализм с духовной карьерой, но оставил семинарию в 1911 г. и перебрался в Нью-Йорк с 40 долларами в кармане и четырьмя книгами. Это вызвало многолетний разрыв с родителями.

В 1911 г. он стал преподавателем-директором Современной школы Феррера (Modern School). Это учебное заведение было анархистско-либертарианским экспериментом в области образования. Главный спонсор школы, Алден Фримен (Alden Freeman), подарил ему летнее путешествие в Европу для «расширения горизонта». Вернувшись в Америку, Дюрант влюбился в одну из своих учениц — Хаю (Иду) Кауфман. Чтобы жениться на ней, в 1913 г. Дюрант оставил свою должность и содержал семью чтением лекций, получая пять — десять долларов за выступление. В то же время он посещал Колумбийский университет, готовясь к магистерской степени. За обучение платил Алден Фримен. В университете его учителями были выдающиеся ученые: по биологии — Т. Морган (Thomas Hunt Morgan), по антропологии — Дж. Мак-Грегор (J. H. McGregor), по психологии — Р. Вудворт (Robert S. Woodworth) и А. Поффенбергер (Albert Th. Poffenberger), по философии — Ф. Вудбридж (Frederick James Eugene Woodbridge) и Дж. Дьюи (John Dewey).

В 1917 г., выполняя требование, предъявляемое к соискателям степени доктора философии (Ph. D.), Дюран опубликовал свою первую книгу «Философия и общественные проблемы» (Philosophy and the Social Problem). Книга посвящена Алдену Фримену. Дюран получил докторскую степень в 1917 г. и начал преподавать в Колумбийском университете, но Первая мировая война внесла сумятицу в преподаваемые курсы, и Дюран был уволен.

Он начал читать лекции по истории, философии, музыке и научным дисциплинам в Храме Труда, бывшем помещении пресвитерианской церкви на углу 14-й Стрит и 2-й Авеню в Нью-Йорке. Это подготовило его к написанию в дальнейшем «Истории о философии» (Story of Philosophy) и «Истории о цивилизации» (Story of Civilization). Его аудиторией были взрослые, требовавшие ясного изложения и желавшие понять связь истории с современностью. В 1921 г. Дюран организовал Школу Храма Труда для взрослых.

История философии

В одно из воскресений Эмануил Холдеман-Джулиус (E. Haldeman-Julius), издатель популярной просветительской серии «Голубые книжки», проходил мимо «Храма Труда» и увидал объявление о том, что в 5 часов вечера Дюран будет рассказывать о Платоне. Издатель вошёл, выслушал лекцию, и она ему понравилась. Позже он попросил Дюрана написать текст этой лекции в форме, подходящей для серии «Голубые книжки». После этой брошюры последовала книжка об Аристотеле и ещё девять в этом же роде: Френсис Бэкон, Спиноза, Вольтер и французское просвещение, Иммануил Кант и германский идеализм, Шопенгауер, Герберт Спенсер, Фридрих Ницше, современные европейские философы — Анри Бергсон, Бенедетто Кроче, Бертран Рассел, современные американские философы — Джордж Сантаяна, Уильям Джеймс, Джон Дьюи. Эти 11 брошюр стали книгой «История о философии». Название книги — Story of Philosophy, а не History of Philosophy — должно было дать понять, что книга предназначена для читателей с не очень высоким уровнем образования. Это скорее истории о философах, чем история философии. Книга имела большой успех, за несколько лет было продано 2 миллиона экземпляров; впоследствии она была переведена на многие языки.

Этот финансовый успех дал возможность Дюрану приняться за проект, о котором он мечтал: написать книгу, вроде той, которую не успел написать Г. Бокль (Henry Thomas Buckle) — историю цивилизации. Он оставил преподавание, но иногда отвлекался от своей главной работы для сочинения журнальных статей. Впоследствии многие из этих эссе вошли в книгу «Дворцы философии» (The Mansions of Philosophy), вышедшую в 1929 г. и позже переизданную под заголовком «Наслаждение философии» (The Pleasure of Philosophy). Название перекликается с названием книги Боэция «Утешение философии».

История цивилизации

Первоначально Дюран планировал написать пять томов и потратить по пять лет на каждый. Первый из них, «Наше восточное наследие» (Our Oriental Heritage), вышел в 1935 г. Чтобы написать этот том, объёмом более чем в тысячу страниц полного формата, он дважды объехал вокруг света. Том содержит описание развитие цивилизации в Азии от древнейших врёмен до Ганди и Чан Кай-ши. На написание тома ушло шесть лет.

Второй том, «Жизнь Греции» (The Life of Greece) вышел в 1939 г. Он описывает эллинистическую культуру от древнейших предшественников на Крите и в Азии до поглощения Римом. В 1997 г. вышел перевод этого тома на русский язык, Москва, Крон-Пресс.

Третий том, «Цезарь и Христос» (Caesar and Christ) вышел в 1944 г. В нём рассказывается история Рима от Ромула до императора Константина. Русский перевод вышел в 1995 г., Москва, Крон-Пресс.

Четвёртый том, «Век веры» (The Age of Faith) вышел в 1950 г. Этот том описывает историю трёх цивилизаций, христианской, мусульманской и иудейской, за тысячу лет: от императора Константина до Данте, от 325 г. до 1321 г.

Пятый том, «Ренессанс», (The Renaissance) вышел в 1953 г. Этот том начинается с Петрарки и Бокаччио в XIV в., идёт во Флоренцию за Медичи, художниками, поэтами и гуманистами, превратившими Флоренцию в новые Афины, рассказывает трагическую историю Савонароллы, следует в Милан с Леонардо да Винчи, в Умбрию с Пьетро делла Франческа и Перуджино, в Мантую с Мантеньей и Изабеллой д’Эсте, в Феррару с Ариосто, в Венецию с Джорджоне, Беллини и Алдусом Манутиусом, в Парму с Корреджио, в Урбино с Кастильоне, в Неаполь с Альфонсо Великодушным, в Рим с великими папами Ренессанса, покровителями Рафаэля и Микеланджело, снова в Венецию с Тицианом, Аретино, Тинторетто, и Веронезе и снова во Флоренцию с Челлини.

Шестой том, «Реформация» (The Reformation) вышел в 1957 г. Подзаголовок: «История европейской цивилизации от Виклифа до Кальвина: 1300—1564 гг.».

Седьмой том, «Начало Века Разума» (The Age of Reason Begins) вышел в 1961 г. Подзаголовок: «История европейской цивилизации во времена Шекспира, Бэкона, Монтеня, Рембрандта, Галилея и Декарта: 1558—1648 гг.»

Восьмой том, «Век Людовика XIV» (The Age of Louis XIV) вышел в 1963 г. Подзаголовок: «История европейской цивилизации во времена Паскаля, Мольера, Кромвеля, Мильтона, Петра Великого, Ньютона и Спинозы: 1648—1715 гг.» Начиная с этого тома имя Ариэль Дюран появляется на обложке рядом с именем мужа.

Девятый том, «Век Вольтера» (The Age of Voltaire) вышел в 1865 г. Подзаголовок: «История цивилизации в Западной Европе от 1715 г. до 1756 г. с уделением особого внимания конфликту между религией и философией.».

Десятый том, «Руссо и Революция» (Rousseau and Revolution) вышел в 1967 г. Подзаголовок: «История цивилизации во Франции, Англии и Германии от 1756 г. до 1756 г. и в остальной Европе от 1715 г. до 1789 г.».

Одиннадцатый том, «Век Наполеона» (The Age of Napoleon) вышел в 1975 г. Подзаголовок: «История европейской цивилизации от 1789 г. до 1815 г.»

Работы о России

В 1933 году Уильям Дюрант опубликовал работу Трагедия России: Впечатления от краткого визита, и вскоре после этого — «Урок России». Через несколько лет после того, как книги были опубликованы, социальный комментатор Уилл Роджерс, участвуя на одном симпозиуме, включил его в список участников данного мероприятия. Позже он назвал его одним из лучших и бесстрашных писателей о России, которые там побывали.

Взгляды и общественная деятельность

В апреле 1944 г. два лидера еврейской и христианской общественности, мистер Мейер Давид и доктор Христиан Ричард, обратились к Дюрану с просьбой о сотрудничестве в деле организации движения с целью повышения стандартов морали. Дюран отговорил их от этого предприятия и предложил взамен разработать «Декларацию взаимозависимости». Втроём они разработали такой документ и обнародовали его 22 марта 1945 г. во время гала-представления в Голливуде. Главными ораторами, кроме Дюрана, были писатель Томас Манн и киноактриса Бет Дэвис. Движение достигло высшей точки, когда Декларация взаимозависимости была зарегистрирована в качестве официального документа Конгресса США.

Текст декларации:

Декларация Взаимозависимости

При том, что уважение свободы и достоинства людей позволило прогрессу человечества достичь высокой ступени, стало желательным снова подтвердить следующие очевидные истины:

что различия расы, цвета кожи и религии естественны, и что разнообразные группы, общественные институты и идеи являются стимулирующим фактором в развитии Человека;

что поддержание гармонии в разнообразии является ответственной задачей религии и государственного управления;

что, поскольку ни один индивидуум не может выражать полную Истину, существенно необходимо проявлять понимание и добрую волю к тем, чьи взгляды отличаются он наших собственных;

что, согласно свидетельству Истории, нетерпимость есть дверь к насилию, жестокости и диктатуре, и что реализация человеческой взаимозависимости и солидарности есть лучшая защита Цивилизации.

Следуя этому, мы торжественно выражаем решимость и призываем других к совместному действию,

чтобы поддерживать и распространять братство людей через доброжелательность и уважение;

бороться за человеческое достоинство и добродетель и охранять их без различия расы, цвета кожи и религии;

во взаимодействии с другими бороться против всякой враждебности, проистекающей из таких различий, и за объединение всех групп в честной игре цивилизованной жизни;

Наши корни в Свободе, мы связаны содружеством перед лицом опасности и кровной общностью человечества. Мы снова провозглашаем, что все люди — братья и взаимная терпимость — цена свободы.

Литература

Наиболее значимые работы

• Durant, Will (1917) Philosophy and the Social Problem. New York: Macmillan.
• Durant, Will (1926) The Story of Philosophy. New York: Simon and Schuster.
• Durant, Will (1927) Transition. New York: Simon and Schuster.
• Durant, Will (1929) The Mansions of Philosophy. New York: Simon and Schuster. Later with slight revisions re-published as The Pleasures of Philosophy
• Durant, Will (1930) The Case for India. New York: Simon and Schuster.
• Durant, Will (1931) Adventures in Genius. New York: Simon and Schuster.
• Durant, Will (1953) The Pleasures of Philosophy. New York: Simon and Schuster.
• Durant, Will & Durant, Ariel (1968) The Lessons of History. New York: Simon and Schuster.
• Durant, Will & Durant, Ariel (1970) Interpretations of Life. New York: Simon and Schuster.
• Durant, Will & Durant, Ariel (1977) A Dual Autobiography. New York: Simon and Schuster.
• Durant, Will (2001) Heroes of History: A Brief History of Civilization from Ancient Times to the Dawn of the Modern Age. New York: Simon and Schuster. Actually copyrighted by John Little and the Estate of Will Durant.
• Durant, Will (2002) The Greatest Minds and Ideas of All Time. New York: Simon and Schuster.

История цивилизации

• Durant, Will (1935) Our Oriental Heritage. New York: Simon and Schuster.
• Durant, Will (1939) The Life of Greece. New York: Simon and Schuster.
• Durant, Will (1944) Caesar and Christ. New York: Simon and Schuster.
• Durant, Will (1950) The Age of Faith. New York: Simon and Schuster.
• Durant, Will (1953) The Renaissance. New York: Simon and Schuster.
• Durant, Will (1957) The Reformation. New York: Simon and Schuster.
• Durant, Will, & Durant, Ariel (1961) The Age of Reason Begins. New York: Simon and Schuster.
• Durant, Will, & Durant, Ariel (1963) The Age of Louis XIV. New York: Simon and Schuster.
• Durant, Will, & Durant, Ariel (1965) The Age of Voltaire. New York: Simon and Schuster.
• Durant, Will, & Durant, Ariel (1967) Rousseau and Revolution. New York: Simon and Schuster.
• Durant, Will, & Durant, Ariel (1975) The Age of Napoleon. New York: Simon and Schuster.

На русском языке

Дюрант, Вилл. Цезарь и Христос [История Рима: Пер. с англ.]. — М.: АО «КРОН-пресс», 1995. — 735 с., [16] л. ил. 24 см. — ISBN 5-8317-0136-0

Ссылки

• [www.willdurant.com/ Фонд Уильяма Дюранта]
• [cloudcraft.com/knowledge/ Уильям Дюрант в списке ста лучших книг для образования]
• [www.archive.org/search.php?query=will%20durant%20AND%20mediatype%3Atexts Интернет архив]

Отрывок, характеризующий Дюрант, Уильям Джеймс

Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.