Дюран, Клод

Клод Дюран
фр. Claude Durand
Клод Дюран в 2011
Дата рождения:	9 ноября 1938(1938-11-09)
Место рождения:	Ливри-Гарган, Франция
Дата смерти:	6 мая 2015(2015-05-06) (76 лет)
Место смерти:	Париж
Род деятельности:	прозаик, переводчик, издатель
Годы творчества:	1963—2015
Язык произведений:	французский
Премии:	Премия Медичи 1979
Награды:

Клод Эрне́ст Дюра́н (фр. Claude Ernest Durand; 9 ноября 1938, Ливри-Гарган, департамент Сен-Сен-Дени, Франция — 6 мая 2015, Париж) — французский книгоиздатель, возглавлявший на протяжении 30 лет крупнейшее издательство Fayard, писатель, переводчик.

Биография

Клод Дюран вступает в активную жизнь в возрасте 14 лет и становится преподавателем в 19, закончив педагогическое училище в Версале. Одним из его традиционных педагогических приёмов является поручать каждому школьнику написание романа за учебный год. В юности Дюран поддерживает левого политика Пьера Мендес-Франса и является членом Лиги прав человека.

В 1958 году посылает рукопись в издательство Seuil, в результате оказывается там на работе, занимаясь вычиткой рукописей. В 1965 году становится редактором серии Écrire, в дальнейшем создаёт серию Combats, в которой публикует левых авторов Латинской Америки и Восточной Европы. В 1967 году открывает французскому читателю Габриэля Гарсиа Маркеса — переводит вместе со своей женой Кармен и публикует «Сто лет одиночества». В 1973 году выпускает «Архипелаг Гулаг» Александра Солженицына. В 1978 году становится генеральным директором издательства Grasset, из которого уходит в 1980 году чтобы возглавить крупнейшее французское издательство Fayard. От возглавляет издательство в течение 30 лет, пока не оставляет руководство в 2009 году.

За время своей издательской деятельности Клодом Дюраном были опубликованы такие полемические произведения, как «Французская юность» и «Обратная сторона мира» Пьера Пеана, сочинения Сержа Кларсфельда и Рено Камю в поддержку свободы самовыражения. Многие публикации Дюрана попадают под огонь критики, на что он отвечает: «Одна из особенностей интеллектуальной жизни в этой стране состоит в том, что при недостаче аргументов против кого-то, кого всё же хочется уничтожить, прибегают к атомной бомбе: обвинять в антисемитизме, расизме и педофилии, а лучше — во всех трёх вещах одновременно».

За свою карьеру Дюран сопровождал сотни авторов, среди которых Жак Аттали, Макс Галло, Режи Дебре, Режин Дефорж, Элен Каррер д’Анкосс, Мишель Уэльбек, Мишель. Он был французским издателем таких политиков, как Франсуа Миттеран, Лех Валенса, Хиллари Клинтон, Нельсон Мандела, Шимон Перес.

За время своей издательской карьеры Клод Дюран написал и издал лишь один роман — «Зоологическая ночь», который тем не менее получил Премию Медичи за 1979 год. В 2010 году, уже после своей отставки, он публикует роман «Я бы хотел быть издателем» — роман опубликован под псевдонимом, но псевдоним парадоксальным образом раскрывается прямо на четвёртой обложке. Кроме того, с 2010 года Дюран ведёт ежемесячную рубрику в международном журнале, посвящённом французскому языку, La Revue.

Клод Дюран являлся французским переводчиком Габриэля Гарсиа Маркеса, Исабель Альенде, Хорхе Семпрун, Аллан Силлитоу.

К Национальному празднику 2014 года Французское правительство делает Дюрана командором ордена Почётного легиона.

Сочинения

• 1963 : L'Autre Vie, éditions du Seuil
• 1979 : La Nuit zoologique, éditions Grasset - Премия Медичи.
• 2010 : J'aurais voulu être éditeur, под псевдонимом Франсуа Тюре, послесловие Клода Дюрана, éditions Albin Michel
• 2011 : Agent de Soljenitsyne, éditions Fayard - prix des Editeurs.
• 2011 : J'étais un numéro un, éditions Albin Michel
• 2011 : Le Pavillon des écrivains, éditions Fallois
• 2015 : Usage de Faux, éditions de Fallois
• 2015 : M'man, éditions Fayard

На русском языке книги Клода Дюрана не издавались.

Отрывок, характеризующий Дюран, Клод

– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.