Франциск Жозеф Дюре (фр. Francisque Joseph Duret; 19 октября 1804(18041019), Париж, — 26 мая 1865, там же) — французский скульптор-романтик.
Жизнь и творчество
Ф. Ж. Дюре учился у скульптора Франсуа Жозефа Бозио. В 1823 году Дюре был награждён Римской премией со значительным денежным призом, позволившим ему провести 4 года в Италии. В течение этого времени Дюре неоднократно приезжает в Неаполь, где делает копии с античных статуй. В 1831 году скульптору присваивается золотая медаль за его композицию «Меркурий, изобретающий лиру». В 1833 году Дюре создаёт своего «Рыбака, танцующего тарантеллу» (сейчас — в парижском Лувре), а в 1836 году — скульптуру «Импровизатор, поющий любовную песенку».
Дюре выполняет также заказы по украшению дворцов в Версале, для которых создаёт скульптуры Мольера, Жана де Дюнуа и Ришелье. Для церкви Сен-Мадлен он ваяет статуи Христа и архангела Гавриила, Французского театра — скульптуры Комедии и Трагедии, а также статую актрисы Рашель. В 1860 году мастер заканчивает фонтан Сен-Мишель на бульваре Сен-Мишель в Париже.
Ф. Ж. Дюре занимался также преподаванием, он был профессор парижской Школы изящных искусств.
Галерея
Cirque d'hiver-Cavalier.JPG
Cirque d'hiver-Cavaliere.JPG
Fontaine MarieMedicis.jpg
Fontaine Saint-Michel Paris DSC 4355.JPG
Louis Joseph de Saint Véran.jpg
Palais Brongniart Paris.jpg
Photo Fontaine Saint-Michel Paris France 2007-08-01.jpg
Напишите отзыв о статье "Дюре, Франциск Жозеф"
Примечания
Отрывок, характеризующий Дюре, Франциск Жозеф
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
