Дюронель, Антуан Жан Огюст Анри

Антуан Дюронель
фр. Antoine Durosnel
Дата рождения	9 ноября 1771(1771-11-09)
Место рождения	Париж, провинция Иль-де-Франс, королевство Франция
Дата смерти	5 февраля 1849(1849-02-05) (77 лет)
Место смерти	Париж, департамент Сена, Французская республика
Принадлежность	Франция Франция
Род войск	Кавалерия
Годы службы	1783 – 1816, 1830 – 1849
Звание	Дивизионный генерал
Командовал	16-м конно-егерским полком (1799-1806), бригадой лёгкой кавалерии (1806-07)
Сражения/войны	Гогенлинден (1800) Аустерлиц (1805) Йена (1806) Голымин (1806) Прейсиш-Эйлау (1807) Глоттау (1807) Гейльсберг (1807) Эберсберг (1809) Эсслинг (1809) Бородино (1812)
Награды и премии

Антуан Жан Огюст Дюронель (фр. Antoine Jean Auguste Durosnel; 1771—1849) — французский военный деятель, дивизионный генерал (1809 год), граф (1809 год), участник революционных и наполеоновских войн.

Биография

Родился в семье Жан-Батиста Анри-дю-Ронеля (фр. Jean-Baptiste Simon Barthélémy Henry-du-Rosnel), начальника одного из отделов военного министерства. Получил отличное образование и в декабре 1783 года поступил на военную службу внештатным в роту шотландских жандармов. 12 января 1792 года зачислен в состав 26-го пехотного полка, 22 апреля 1792 года получил должность адъютанта генерала д’Арвиля. 16 сентября 1793 года переведён в 16-й конно-егерский полк, 19 октября 1796 года — возглавил эскадрон в данном полку, 27 июля 1799 года — возглавил уже весь. Сражался в составе Рейнской армии, участвовал в кампании 1800 года на территории Германии, отличился в сражениях 5 мая 1800 года при Мёсскирхе и 3 декабря 1800 года при Гогенлиндене.

В 1803 году определён в Армию Берегов Океана, 17 июля 1804 года получил почётную должность шталмейстера Императора. В Австрийской кампании 1805 года действовал в составе бригады лёгкой кавалерии Мийо, отличился при Эмсе и при Аустерлице. 24 декабря 1805 года произведён в бригадные генералы. Участвовал в Прусской и Польской кампаниях 1806—1807 годов, с 20 сентября 1806 года командовал бригадой лёгкой кавалерии (7-й и 20-й конно-егерские полки) в составе 7-го корпуса, сражался при Йене, Голымине и Эйлау. 28 марта 1807 года его бригада вошла в состав дивизии Ласалля, сражался при Глоттау и Гейльсберге.

В 1808 году сопровождал Императора в Испанию, 24 декабря 1808 года прославился атакой во главе 400 гвардейских шеволежеров на английскую колонну, которую разбил и опрокинул. 16 апреля 1809 года произведён в дивизионные генералы, и стал адъютантом Императора, участвовал в Австрийской кампании в составе резервной кавалерии маршала Бессьера, отличился в сражениях при Эберсберге и Эсслинге, где получил тяжёлое пулевое ранение и был захвачен в плен австрийскими уланами. После освобождения 12 июля 1809 года был назначен губернатором Военной академии пажей. 30 июня 1810 года стал командиром Элитной жандармерии Императорской гвардии, в 1811 году командовал мобильной колонной, занятой поисками конскриптов, уклонявшихся от призыва в армию.

Принимал участие в Русском походе 1812 года, командовал подразделениями гвардейских жандармов, перед вступлением Великой Армии в Москву именно ему Император приказал привести на Поклонную гору знатных людей столицы — «бояр», с 14 сентября 1812 года командовал гарнизоном Москвы.

Участвовал в Саксонской кампании 1813 года, 18 мая 1813 года назначен губернатором Дрездена, попал в плен 11 ноября 1813 года при капитуляции 14-го армейского корпуса маршала Сен-Сира. В мае 1814 года возвратился во Францию и оставался без служебного назначения. Во время «Ста дней» присоединился к Императору и 26 марта возглавил Национальную гвардию Парижа, 21 апреля 1815 года вновь стал адъютантом Императора, 2 июня 1815 года — пэр Франции, 1 июля 1815 года — командующий Национальной гвардии Парижа.

После второй реставрации был отстранён от всех должностей, 1 января 1816 года вышел в отставку и проживал в деревне Саморо. Возвратился к активной службе после Июльской революции 1830 года. С 27 ноября 1830 года по 3 октября 1837 года — член Палаты депутатов от департамента Сена и Марна, 3 октября 1837 года — пэр Франции, с 20 апреля 1832 года по февраль 1848 года — адъютант короля Луи-Филиппа. Умер 5 февраля 1849 года в Париже в возрасте 77 лет, похоронен на кладбище Пер-Лашез.

Воинские звания

• Лейтенант (12 января 1792 года);
• Капитан (22 апреля 1792 года);
• Командир эскадрона (19 октября 1796 года);
• Полковник (27 июля 1799 года, утверждён 2 августа 1804 года);
• Бригадный генерал (24 декабря 1805 года);
• Дивизионный генерал (16 апреля 1809 года).

Титулы

• Граф Дюронель и Империи (фр. comte Durosnel et de l'Empire; декрет от 19 марта 1808 года, патент подтверждён 24 апреля 1808 года).

Награды

Легионер ордена Почётного легиона (11 декабря 1803 года)

Офицер ордена Почётного легиона (14 июня 1804 года)

Коммандан ордена Почётного легиона (14 мая 1807 года)

Кавалер баварского ордена Льва (29 июня 1807 года)

Великий офицер ордена Почётного легиона (30 июня 1811 года)

Кавалер датского ордена Слона (1811 год)

Кавалер военного ордена Святого Людовика (13 августа 1814 года)

Большой крест ордена Почётного легион (27 мая 1832 года)

Источники

• Charles Mullié. Biographie des célébrités militaires des armées de terre et de mer de 1789 à 1850, 1852
• " Antoine Jean Auguste Durosnel ", dans Robert et Cougny, Dictionnaire des parlementaires français,‎ 1889.

Ссылки

• [www.culture.gouv.fr/public/mistral/leonore_fr?ACTION=RETROUVER&FIELD_1=NOM&VALUE_1=DUROSNEL&NUMBER=1&GRP=0&REQ=%28%28DUROSNEL%29%20%3aNOM%20%29&USRNAME=nobody&USRPWD=4%24%2534P&SPEC=9&SYN=1&IMLY=&MAX1=1&MAX2=1&MAX3=100&DOM=All Информация о генерале на сайте base Léonore]

Отрывок, характеризующий Дюронель, Антуан Жан Огюст Анри

Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.