Дюсберг, Август
Август Дюсберг (нем. August Duesberg; 3 октября 1867, Гельзенкирхен — 12 ноября 1922, Вена) — австрийский скрипач.
Учился в 1883—1887 гг. в Берлине, Висбадене (у Августа Вильгельми), Вюрцбурге, Вене, позднее совершенствовался в Брюссельской консерватории под руководством Эжена Изаи. С 1889 г. выступал как примариус Квартета Дюсберга; критика отмечала высокий художественный уровень этого состава и его вклад в пропаганду творчества Йозефа Райтера[1].
Наиболее известен как основатель (1891) и руководитель Первого венского народного квартета классической музыки (нем. Erste Wiener Volksquartett für klassische Musik), ставившего перед собой задачу популяризировать камерную музыку среди широкой публики (плата за посещение выступлений квартета была заметно ниже обычной). Квартет давал еженедельные концерты ранними воскресными вечерами, зачастую с включением в программу вокальных номеров и фортепианных пьес; выбор композиторов нередко был связан с текущими событиями музыкального календаря (юбилей Шуберта, визит в Вену Грига, смерть Брукнера), в то же время Дюсберг охотно исполнял произведения молодых композиторов, в том числе Вальтера Рабля и Арнольда Круга[2].
Был женат на Натали Дюсберг, урождённой Явурек (1872, Марибор — 1936, Вена) — пианистке, учившейся в Венской академии музыки у Юлиуса Эпштейна и частным образом у Теодора Лешетицкого. В 1897 г. супруги Дюсберг открыли в Вене частную музыкальную школу. В 1910 г. Дюсберг опубликовал учебник скрипичной игры для начального уровня (нем. Neue Elementar-Violinschule, auf katechetischer grundlage). Сообщалось также об изобретении им собственной конструкции сурдины[3].
Дети — скрипачи Нора Дюсберг-Барановски и Херберт Дюсберг.
Напишите отзыв о статье "Дюсберг, Август"
Примечания
- ↑ [books.google.ru/books?id=KloPAAAAYAAJ&pg=PA152 Hans Schmidkunz. Kompositionen von Josef Reiter] // «Blätter für Haus- und Kirchenmusik», IX. Jahrgang No. 9 (1. Juni 1905), S. 152. (нем.)
- ↑ [books.google.ru/books?id=iGa1uAEDtu4C&pg=PA55 Sandra McColl. Music Criticism in Vienna, 1896—1897: Critically Moving Forms] — Oxford University Press, 1996. — P. 55-56. (англ.)
- ↑ [books.google.ru/books?id=bvEsAAAAYAAJ&pg=RA1-PA33 Fiddle Strings] // «The Violinist», Vol. XII No. 4 (February 1912), p. 33. (англ.)
|
Это заготовка статьи о скрипаче. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Дюсберг, Август
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
