Дю Белле, Рене II

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Рене дю Белле
фр. René du Bellay<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Надгробие Рене II и Мари дю Белле. Церковь Жизё</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

Принц Ивето
(по праву жены)
1559 — 1606
Предшественник: Мартен II дю Белле
Преемник: Мартен III дю Белле
 
Смерть: 26 марта 1606(1606-03-26)
Место погребения: Жизё
Род: дом дю Белле
Отец: Жак дю Белле
Мать: Антуанетта де Ла-Паллю
 
Награды:

Рене дю Белле (фр. René du Bellay; ум. 26 марта 1606), принц Ивето — французский придворный и государственный деятель.





Биография

Сын Жака дю Белле, барона де Туарсе, и Антуанетты де Ла-Паллю.

Сеньор и барон де Лаланд, де Жизё, дю Плесси-Масе, де Коммеркье, де Туарсе, де Ла-Э-Жусселен, де Форе, генеральный наместник короля в Анжу, член личного совета короля, капитан ордонансовой роты из 50 тяжеловооруженных, штатный дворянин Палаты короля, обладатель золотого ключа, согласно штатам 1578—1583 годов[1].

Получил хорошее образование, включавшее латынь и древнегреческий. Вместе с отцом участвовал в битве при Сен-Кантене, где заслужил рыцарские шпоры[2].

Унаследовал от отца немного владений, но стал наследником своего дяди, епископа Парижского Эсташа дю Белле, главы рода дю Белле, завещавшего ему земли, доставшиеся от племянника, Франсуа-Анри дю Белле (1540—1555), сына графа де Тоннера[3].

17.12.1558 женился на своей кузине Мари дю Белле (ум. 27.05.1611), даме де Ланже и де Глатиньи, принцессе Ивето, дочери Мартена дю Белле, принца Ивето, и Изабо Шеню, объединив этим браком владения двух ветвей дома. Мари была объявлена наследницей кардинала Жана дю Белле, по завещанию 15 мая 1555, но 16 февраля 1560 завещание было изменено, как полагают, по настоянию Изабо Шеню, и наследницами стали все ее три дочери. Результатом стал многолетний процесс, проходивший в Руане и Риме, и закончившийся транзакцией, произведенной в Париже 17 декабря 1577[4].

Наследство включало значительные земельные владения во Франции, дворец в Риме, выстроенный на руинах терм Диоклетиана, и чудесный парк близ Остии, засаженный редкими деревьями и содержавший различные виды животных[5].

В 1562 году Рене лично ездил в Рим, чтобы принять наследство. Его дядя в это время участвовал в заседаниях Тридентского собора[6].

В 1569 году издал «Мемуары» своего тестя[7].

Был пожалован в рыцари ордена короля в правление Карла IX. Впервые упоминается в качестве кавалера в акте от 22 февраля 1573. Франсуа Роже де Геньер называет его одним из первых рыцарей, получивших орден в начале правления короля, но граф д'Озье сомневается в том, что Рене мог получить эту награду раньше своего отца, ставшего кавалером в июле 1568[1].

Как приближенный Генриха III пользовался значительным влиянием; в грамоте от 7 января 1584 король называет его «кузеном». В 1588 году Рене был пожалован в рыцари ордена Святого Духа, но не получил его из-за смерти сюзерена[1]. В том же году был депутатом от анжуйской знати на Генеральных штатах в Блуа, где следовал в русле королевской политики, разойдясь во взглядах со своим коллегой Юрбеном де Лавалем дю Буа-Дофеном, ярым лигистом[1][8].

10, 13 и 18 мая 1598 Рене дю Белле принимал короля Генриха IV в своем великолепном замке Ле-Плесси-Масе, близ Анже, устроив монарху охоту и празднество. В награду за преданность король подтвердил привилегии его людей и вассалов в княжестве Ивето[8].

Принц был погребен в церкви Жизё вместе с женой, под богатым надгробием с коленопреклоненными статуями из белого мрамора. Эпитафия была сильно повреждена революционерами, но, по словам аббата Бланшара, ее удалось реконструировать:[9]

Sous ce pieux monument gisent et reposent les cendres de haut et puissant seigneur messire René du Bellay, seigneur du Bellay, de Giseux, baron des baronnies de la Lande, Thouarcé, Commequiers, la Forest-sur-Sèvre, la Haie-Joulain, le Plessis-Macé, Avrillé; prince souverain d'Yvetot, chevalier de l'ordre du roi, député aux états-généraux de 1588; Eustache du Bellay, son oncle, évéque de Paris, lui donna ses biens avec clause de substitution au profit de ses enfants màles. Il mourut en 1606.
Et de dame Marie du Bellay, princesse d'Yvetot, sa cousine, dame de Langey, fille aînée de Martin du Bellay, seigneur de Langey, et d'Isahelle Chenu, princesse d'Yvetot, desquels la vie sage et vertueuse, continuée pendant plusieurs années dans les liens sacrés du mariage, dans une union parfaite d'esprit et de sentiments, donne à espérer que leurs àmes jouissent au ciel d'un bonheur éternel.
Leurs dépouilles mortelles ont été recueillies sous ce monument par les soins de Martin du Bellay, leur fils.
Passants, priez Dieu qu'ils soient bénis, et que leur mémoire soit immortalisée.

Под этим монументом покоится прах высокого и могущественного сеньора мессира Рене дю Белле, сеньора дю Белле, де Жизё, барона бароний Лаланд, Туарсе, Коммеркье, Ла-Форе-сюр-Севр, Ла-Э-Жулен, Ле-Плесси-Масе, Аврийе; суверенного принца Ивето, рыцаря ордена короля, депутата Генеральных штатов 1588; Эсташ дю Белле, его дядя, епископ Парижский, отдал ему свои владения под условием передачи его детям мужского пола. Он умер в 1606
И дамы Мари дю Белле, принцессы Ивето, его кузины, дамы де Ланже, старшей дочери Мартена дю Белле, сеньора де Ланже, и Изабели Шеню, принцессы Ивето, которых мудрая и добродетельная жизнь, продолжавшаяся в течение многих лет в священных узах брака, в совершенном союзе духа и чувств, дает надежду, что их души наслаждаются на небесах вечным блаженством.
Их бренные останки помещены под этим монументом заботами Мартена дю Белле, их сына.
Проходящие, просите для них Божьего благословения и чтобы их память была бессмертной

Изображение надгробия хранится в Национальной библиотеке[10].

Дети:

  • Жак дю Белле, ум. юным
  • Рене дю Белле. Муж: Жильбер (Шарль) де Ла-Э-Монбо, сеньор де Шателье
  • Пьер дю Белле (ум. 28.01[8] или 24.02.1592[11]), барон де Туарсе, капитан ордонансовой роты из 50[11] или 100[12] тяжеловооруженных, рыцарь ордена короля. Смертельно ранен при осаде Руана. Жена (31.01.1588): Мадлен д'Анженн (ок. 1568 — после 1610), дочь Никола д'Анженна и Жюльены д'Аркенне. Брак бездетный. Вторым браком вышла за Луи де Барбансона
  • Клод дю Белле (ок. 1560—1609), аббат Савиньи, приор Кюно и Аллонна
  • Мартен III дю Белле (19.06.1571—5.01.1637), принц Ивето, маркиз де Туарсе и дю Белле. Жена 1) (31.03.1594): Луиза де Савеньер (ум. 23.12.1625), дочь Жана де Савеньера, сеньора де Ла-Бретеш, и Гийонны де Бово-дю-Риво; 2) Луиза де Лашатр, дочь Гаспара де Лашатра и Габриели де Батарне
  •  ?Рене дю Белле (ум. 1629), каноник в Вандоме
  •  ?Шарль дю Белле (ум. 1661), каноник в Вандоме
  • Анна дю Белле, аббатиса Ньюазо (1581)
  • Изабель дю Белле, приоресса Больё
  • Мари (Мари-Мадлен) дю Белле, принцесса Ивето. Муж (3.06.1582): Жорж Бабу де Лабурдезьер, граф де Сагонн (1540—1607)
  • Анна дю Белле, дама Ивето. Муж: Антуан д'Апельвуазен, сеньор де Ла-Шатеньере

Напишите отзыв о статье "Дю Белле, Рене II"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Hozier, 1896, p. 32.
  2. Blanchard, 1897, p. 260—261.
  3. Blanchard, 1897, p. 260.
  4. Blanchard, 1897, p. 261—262.
  5. Blanchard, 1897, p. 262.
  6. Blanchard, 1897, p. 263—264.
  7. Bourilly, Vindry, 1908, p. LII.
  8. 1 2 3 Blanchard, 1897, p. 266.
  9. Blanchard, 1897, p. 266—267.
  10. [gallica.bnf.fr/ark:/12148/btv1b6905058m.r=Tombeau%20de%20Ren%C3%A9%20II%20du%20Bellay%20et%20de%20son%20%C3%A9pouse%20Marie Tombeau de René II du Bellay et de son épouse Marie] (фр.). BNF. Проверено 7 июня 2016.
  11. 1 2 Hozier, 1896, p. 33.
  12. Moréri, 1759, p. 319.

Литература

  • abbé Blanchard. Les du Bellay à Glatigny. V. Martin du Bellay: Roi d'Yvetot // Bulletin de la Société archéologique du Vendômois. T. XXXVI. — Vendôme: F. Empaytaz, 1897.[gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k4336176/f1.image gallica.bnf.fr]
  • Bourilly V.-L., Vindry F. Introduction // Mémoires de Martin et Guillaume Du Bellay. T. I. — P.: Renouard, 1908.[gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k65640484.r= gallica.bnf.fr]
  • Hozier J.-F.-L. d'. Les Chevaliers de Saint-Michel de la province du Poitou, depuis la fondation de l' ordre en 1468 jusqu'à l'ordonnance de 1665. — Vanne: Lafolye, 1896.
  • Moréri L. Le Grand dictionnaire historique ou Le mélange curieux de l'histoire sacrée et profane. T. II. — P.: Libraire associés, 1759. [books.google.ru/books?id=cm1MAAAAcAAJ&pg=PA319#v=onepage&q&f=false books.google.ru]

Ссылки

  • [data.bnf.fr/13743697/rene_du_bellay/ René Du Bellay (15..-16..)] (фр.). BNF. Проверено 7 июня 2016.

Отрывок, характеризующий Дю Белле, Рене II

– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.