Виньо, Винсент дю

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Дю Виньо, Винсент»)
Перейти к: навигация, поиск
Винсент дю Виньо
Vincent du Vigneaud
Дата рождения:

18 мая 1901(1901-05-18)

Место рождения:

Чикаго, США

Дата смерти:

11 декабря 1978(1978-12-11) (77 лет)

Место смерти:

Итака, Нью-Йорк, США

Страна:

США США

Научная сфера:

Биохимия

Место работы:

Эдинбургский университет, Общество кайзера Вильгельма, Университет Джорджа Вашингтона, Корнелльский университет

Альма-матер:

Иллинойсский университет в Урбана-Шампейн

Научный руководитель:

Карл Шипп Марвел (магистерская диссертация)

Награды и премии:

Нобелевская премия по химии (1955)

Винсент дю Виньо (англ. Vincent du Vigneaud; 18 мая 1901, Чикаго — 11 декабря 1978) — американский биохимик[1].





Молодые годы, образование

Винсент дю Виньо родился в Чикаго. По происхождению он был французом, сыном Альфреда дю Виньо, изобретателя и конструктора машин, и Марии Терезы дю Виньо. Он учился в средней школе Карла Шульца в Чикаго, которую окончил в 1918 году. Когда он учился в первом классе школы, два его друга пригласили Винсента проводить химические эксперименты в их домашней лаборатории. Они получали химические реактивы от аптекаря и проводили эксперименты, связанные с получением серосодержащих взрывчатых веществ. Это было его первым знакомством с наукой. В то время шла Первая мировая война, и на фермы требовалась молодежь. Выпускникам средней школы была предложена возможность весной поработать на фермах, и получить дипломы в июне. Юный Винсент работал всю весну и лето на ферме возле Каледонии в штате Иллинойс. Он очень гордился тем, что мог вручную подоить двадцать коров. Винсент решил стать фермером, однако его старшая сестра Беатрис помогла ему изменить своё решение и предложила поступить в Иллинойсский университет в Урбана-Шампейн для изучения химии. Он последовал её совету и получил диплом химика-технолога в 1923 году. У молодого дю Виньо не было денег, а ему надо было закончить университет и магистратуру. Он перебирал овощи, собирал яблоки, работал в библиотеке, разливал газированную содовую воду — вот неполный перечень его занятий в то время. Однако наиболее оплачиваемой работой для него была работа метрдотелем. Однажды, во время работы официантом, Винсент увидел хорошенькую рыжую девушку и сказал одному из своих коллег: «Это женщина, на которой я собираюсь жениться», и они действительно поженились. Молодую девушку звали Зелла Зон Форд. Её специальностью был английский язык, но когда они с Винсентом познакомились поближе, то он узнал, что она берет уроки математики и химии. Хотя она окончила университет со специальностью английский язык, она знала химию достаточно хорошо, так что после их свадьбы в июне 1924 года, она смогла преподавать химию в средней школе. Одним из профессоров, оказавших значительное влияние на молодого дю Виньо, был Карл Шипп Марвел. Дю Виньо был потрясен его лекциями и исследовательской программой и решил писать магистерскую диссертацию под его руководством. Будучи студентом, Винсент дю Виньо все более интересовался взаимодействием органической химии и биохимии. Он слушал углубленные курсы биохимии Г. Б. Льюиса и диетолога В. С. Розе, чьи работы по изучению пищеварения белых крыс позже оказали влияние на некоторые исследования метаболизма самого дю Виньо. Он получил степень магистра в 1924 году, позже работал некоторое время с доктором Вальтером Карром в центральном военном госпитале в Филадельфии. Весной 1925 года дю Виньо получил приглашение от профессора Джона Р. Мурлина поступить в медицинскую школу Рочестерского университета для работы над химией инсулина, и он принял это предложение. В 1927 году дю Виньо защитил диссертацию по теме «сера в инсулине», получив степень доктора философии. В последний год своего пребывания в Рочестере он получил премию Национального научно-исследовательского совета, которая позволила ему после защиты диссертации продолжить обучение с Джоном Джекобом Абелем, профессором фармакологии в медицинской школе при университете Дж. Хопкинса. Здесь, в сотрудничестве с Оскаром Винтерштайнером и Гансом Йенсеном он продолжил изучение инсулина. Получение второй премии позволило дю Виньо выезжать заграницу. Он познакомился с пептидным синтезом в лаборатории Макса Бергмана в институте Общества кайзера Вильгельма (Дрезден, Германия), и пробыл некоторое время у профессора Георга Барджера в Эдинбургском университете (Великобритания).

Научная и преподавательская деятельность

Имея достаточно оборудования, чтобы начать независимые исследования, дю Виньо в 1929 году занял должность на кафедре физиологической химии в своей alma mater в Иллинойсе. Биохимия стала его избранной областью, и у него появилась возможность иметь собственных дипломников. В 1932 году в возрасте 31 года дю Виньо стал профессором и заведующим кафедрой биохимии в медицинской школе при университете Дж. Вашингтона в Вашингтоне. Ему было жаль покидать выдающуюся кафедру в Урбане, где он провел три счастливых года, и таких великих профессоров, как Адамс, Марвел, Шринер и Фусон — химиков-органиков, и профессора Розе — биохимика, однако возможность иметь большую независимость была решающей. Винсент дю Виньо оставался в университете Джорджа Вашингтона до 1938 года, когда он был приглашен возглавить кафедру биохимии медицинского колледжа Корнеллского университета в Нью-Йорке, которую прежде занимал Стенли Р. Бенедикт. В 1967 году Винсенту дю Виньо был присвоен почётный статус и он возглавил кафедру химии Корнелльского университета в Итаке.

Исследования инсулина

Абель закристаллизовал инсулин в 1926 году, и затем Йенсен, Винтерштайнер и дю Виньо изучили состав кислотных гидролизатов кристаллического гормона. Несмотря на довольно примитивные методы, доступные в то время, было установлено присутствие в гидролизате цистина и других разнообразных аминокислот. На этом основании был сделан вывод о том, что инсулин является белком.[2] Позже дю Виньо высказывался по этому поводу: «Сейчас может показаться странным говорить о работе, доказывающей белковую природу инсулина, потому что в настоящее время то, что гормон может быть белком, или то, что белок может быть гормоном, является общеизвестным фактом, однако в то время (1928 год) эта точка зрения была принята неохотно»[3]. На мысль того времени сильное влияние оказывали концепции химической природы ферментов Р.Вильштеттера, считалось, что ферменты состоят из малой функциональной части — кофермента, и белкового носителя.

Исследования серосодержащих аминокислот

Многие из работ дю Виньо по промежуточному метаболизму касались образования цистеина в организме животных и метаболического взаимоотношения между метионином, цистеином, гомоцистеином, цистатионином и холином. Он назвал реакции, лежащие в основе процессов метаболизма транссульфурированием и трансметилированием. Было известно, что включение в рацион крыс, находящихся на бесцистеиновой диете, метионина, поддерживало их развитие. Розе показал, что метионин — независимая аминокислота в рационе крыс. Короче говоря, организм крыс способен синтезировать цистеин, но метионин — неспособен. В 1931 году, обрабатывая метионин концентрированной серной кислотой, дю Виньо обнаружил новую серосодержащую кислоту[4]. Это соединение было старшим симметричным гомологом цистина, и он назвал его гомоцистином. Позже он обнаружил, что восстановленная форма этой аминокислоты — гомоцистеин — важное метаболическое соединение. По наблюдениям дю Виньо, гомоцистеин также поддерживает рост крыс, находящихся на диете с нехваткой цистина[5]. Эти наблюдения указывали на метаболическое взаимодействие метионина и гомоцистеина, была предложена гипотеза, что деметилирование метионина может быть стадией биосинтеза цистеина. Дю Виньо синтезировал L-цистатионин, в котором углеродные цепи цистеина и гомоцистеина соединяются одним атомом серы, и обнаружил, что это соединение также поддерживало рост крыс на диете, бедной цистеином. Это наблюдение свидетельствовало о том, что организм крысы был способен разрывать тиоэфирную связь с образованием цистеина. Дальнейшие наблюдения, основанные на изучении печеночных срезов in vitro, показали, что цистатионин не превращается в гомоцистеин. Добавление к печеночным срезам смеси гомоцистеина и серина привело к 60 % переходу серы гомоцистеина в цистеин, что служило серьезным доказательством того, что гомоцистеин является интермедиатом образования цистатионина. Дю Виньо применил новые технологии введения радиоактивных меток для изучения превращения метионина в цистеин. Он синтезировал рацемический метионин, меченный по бета и гамма положениям изотопом 13С и содержащих изотоп 34S, и скормил это соединение крысам. Крыс выбрили перед началом эксперимента, и остригли шерсть по истечении 38 дней после начала эксперимента. Цистин, выделенный из шерсти, содержал 34S, но не содержал 13С. Исходя из результатов этого эксперимента, был сделан вывод, что только сера, но не углеродная цепь метионина, использовалась в процессе биосинтеза цистеина. Поэтому был сделан окончательный вывод о том, что в организме крысы синтез цистеина из метионина включает стадию деметилирования с образованием гомоцистеина, который далее конденсируется с серином с образованием цистатионина. Последний разрезается с образованием цистеина и альфакетобутиратной (2-оксобутановой) кислоты. Суть состоит в том, что превращение метионина в цистеин включает перенос серы метионина на серин. Этот процесс благодаря дю Виньо получил название транссульфурирования. Ученый сделал наблюдение, что холин — соединение богатое метильными группами, может выступать в качестве донора последних в процессе превращения гомоцистеина в метионин[6]. Это привело к появлению концепции трансметилирования и понятию подвижных метильных групп.

Исследования биотина

Поль Дьёрдь попросил дю Виньо помочь установить химическую природу биотина печени, который Дьёрдь назвал витамин H. У крыс, получавших рацион, содержащий большое количество сырых яичных белков в качестве источника белка, развивался тяжёлый дерматит и нервные расстройства, и они погибали, если условия не изменялись. Определённые продукты питания, такие как печень и дрожжи, содержат вещество, способное предотвратить и излечить эти расстройства. Целебный фактор Дьёрдь назвал витамином H (от немецкого слова haut, обозначающее кожу). Биотин, фактор роста дрожжей, был выделен из яичных желтков Кёглом и Тёнисом. Дю Виньо, Дьёрдь и сотрудники смогли вылечить синдром яичного белка (дефицит витамина H) при помощи чистого биотина Кёгла, продемонстрировав, что витамин H и биотин являются одним и тем же соединением[7][8]. Биотин был выделен из экстрактов печени и молока в Корнелльских лабораториях, и была установлена его химическая структура[9]. Структура, установленная дю Виньо и сотрудниками, была подтверждена химическим синтезом в лабораториях Мерка. Биотин, впервые обнаруженный как фактор роста дрожжей, оказался важным витамином млекопитающих.

Исследования пенициллина

Вторая мировая война прервала работы лаборатории, и дю Виньо был приглашён в Военный комитет медицинских исследований, чтобы присоединиться к учёным США и Англии для совместных усилий по работе над химией пенициллина. Корнелльская лаборатория внесла значительный вклад в изучение химии пенициллина. Возможно, наиболее важным результатом являлся синтез микроколичеств антибиотика, и доказательство его идентичности с природным соединением[10].

Исследования гормонов задней доли гипофиза

Работы дю Виньо над гормонами задней доли гипофиза окситоцином и вазопрессином начались в 1932 году и продолжились до 1940 года, когда они были прерваны Второй мировой войной, однако в это время основными направлениями лаборатории были метаболические аспекты транссульфурирования и трансметилирования, и дю Виньо считал работу над гормонами задней доли гипофиза своим хобби. Определённые результаты были достигнуты в методах очистки гормонов, преимущественно с использованием методик осаждения и электрофореза, но наиболее важными были некоторые предварительные наблюдения, позволившие предположить, что окситоцин и вазопрессин являются производными цистина. Во время войны стали доступны новые методики, что сильно повлияло на проект по изучению гормонов задней доли гипофиза. Непосредственную важность представляла методика противоточного распределения Крейга, опубликованная в 1944 году, и методика колоночной хроматографии с крахмалом Мура и Штайна для количественного разделения смесей аминокислот кислотного гидролизата белка в микромасштабах. Дю Виньо вернулся к изучению гормонов задней доли гипофиза в 1947 году. Качественный состав окситоцина был установлен по анализу кислотного гидролизата по методике Мура-Штайна. Циклическая природа гормона была доказана окислением пероксомуравьиной кислотой и последующим анализом гидролизата, который показал наличие цистиновой кислоты. Цикл замыкался путём образования дисульфидной связи между двумя остатками цистеина[11]. Структура окситоцина была установлена по динитрофторбензольному методу Сенгера и сочетанием метода Эдмана с анализом частичных кислотных гидролизатов[12]. После установления структуры ученый подтвердил её синтезом[13]. Подвергнутый восстановлению натрием в жидком [аммиак]е, окситоцин превращался в вещество с открытой цепью — окситоцеин. Во время работ над окситоцином также была определена структура вазопрессина аналогичным способом[14]. Структура аргининового вазопрессина оказалась очень похожей на окситоцин. Этот гормон имеет такую же кольцевую структуру как окситоцин, но содержит две аминокислотные замены. Изолейцин заменен фенилаланином, и лейцин заменен аргинином. Лизиновый вазопрессин содержит лизин вместо аргинина. Открытия дю Виньо, связанные с окситоцином и вазопрессином, имели фундаментальную значимость. Впервые было продемонстрировано, что замена определенных аминокислотных остатков в последовательности физиологически активного пептида, может вызвать существенные изменения в биологическом поведении.

Нобелевская премия

Получение Нобелевской премии по химии в 1955 году «за выделение, структурную идентификацию и общий синтез циклического пептида, окситоцина», было безусловным триумфом дю Виньо. В ответ на поздравительное письмо он ответил, что действительной радостью от получения премии является разделение счастья друзьями, особенно с теми, с кем прошел исследовательский путь.

Болезнь и смерть

Научная карьера профессора дю Виньо внезапно прервалась, когда он перенес инсульт в 1974 году. Он умер 11 декабря 1978 года. Его жена Зелла ушла из жизни годом ранее. Винсент дю Виньо оставил после себя сына и дочь, они стали медиками.

Особенности характера, интересные факты

В дополнение к своим выдающимся научным достижениям, Винсент дю Виньо был прекрасным учителем и лектором. Один из его сотрудников, Клаус Хофман, впоследствии вспоминал, что лекции дю Виньо студентам были интересными и хорошо подготовленными. Он подчеркивал важность преподавания и говорил, что преподавание важнее исследований. Было истинным удовольствием слушать его презентации, которые были также тщательно подготовлены и отрепетированы, как его научные статьи. Его лаборатория была удивительно хорошо организована. Так как он был очень занятым человеком, и не всегда доступным для консультации, он изобрел систему цветных полосок для общения с ним. Розовая полоска — для предложения новых идей и новых исследовательских подходов, зелёная полоска — для того, чтобы доложить результаты исследований, и, наконец, белая полоска обозначала запрос на микроанализ. Больше всего дю Виньо любил зеленые полоски. Он хотел, чтобы каждый исследователь в группе давал их ему каждую неделю. И он читал их с большим вниманием. Дю Виньо говорил, что когда ему представляли набор результатов исследований, то он был в курсе всех экспериментов, так как бы он сам каждый день принимал участие в этих исследованиях. Многие сотрудники поражались его памятью на детали в каждом исследовательском докладе, даже по прошествии месяцев и лет, он мог вспомнить подробности, имеющие отношение к рассматриваемой проблеме. Теперь становится понятной роль зеленых полосок! В лаборатории никто не сидел без дела, и тяжелая работа была ежедневной нормой. Студенты-дипломники должны были проводить несколько вечеров в неделю в лаборатории, также часть воскресенья, и письменные работы часто выполнялись до поздней ночи. Профессор дю Виньо жил в пригороде Нью-Йорка, но он снимал прекрасно меблированную комнату на кафедре, где он проводил много ночей в неделю. Были вечера, когда он приглашал в гости своих сотрудников. Раскуривая сигару, которую он грациозно держал между своими сильными пальцами, дю Виньо разливал безалкогольные напитки и обсуждал последние результаты исследований. Для дю Виньо был характерен критический подход к лабораторным результатам. Каждая возможная сторона проекта долго обсуждалась, а новые подходы и идеи, способные прояснить проблему глубоко изучались. Статьи писались вместе с сотрудниками, выполняющими работу. При обсуждении присутствовала секретарша, которая набирала во время дискуссии последнюю версию. Прежде чем шеф оказывался доволен, было записано очень много версий. Безусловно, дю Виньо работал в команде и сотрудники его очень уважали. Он легко общался с людьми. Каждый год Винсент дю Виньо приглашал всю свою команду к себе домой в Скарсдейл на пикник с софтболом и другими мероприятиями"[1].

Почести и награды

Научные степени

  • Степень бакалавра, Иллинойсский университет, 1923
  • Степень магистра, Иллинойсский университет, 1924
  • Ph.D. (биохимия), Рочестерский университет, 1927

Почётные степени

  • Доктор наук, Нью-Йоркский университет, 1955
  • Доктор наук, Йельский университет, 1955
  • Доктор наук, Иллинойсский университет, 1960
  • Доктор наук, Рочестерский и Сент-Луисский университеты, 1965

Членства

  • Национальная академия наук,1944
  • Американское философское общество, 1944
  • Королевское общество Упсаллы, 1950
  • Почётное членство в Королевском обществе Эдинбурга, 1954
  • Почётное членство в Королевском институте Лондона, 1959

Награды и премии

Среди наград и премий Винсента дю Виньо:

  • Премия Хиллебранда, Вашингтонское химическое общество, 1936
  • Медаль Николса, нью-йоркская секция, Американское химическое общество, 1945
  • Премия Бордена, Ассоциация американских медицинских колледжей, 1947
  • Премия Мерита за военные исследования, правительство США, 1948
  • Премия Ласкера, Американская ассоциация общественного здоровья, 1948
  • Мессенджеровские лекции, 1949
  • Премия Осборна и Менделя, 1954
  • Премия Джона Скотта, Филадельфия, 1954
  • Премия Чендлера, Колумбийский университет, 1955
  • Нобелевская премия по химии, 1955
  • Премия Пассано, фонд Пассано, 1955
  • Премия Уилларда Гиббса, Чикагская секция, Американское химическое общество, 1956
  • Премия Американского врачебного колледжа, 1965

Научные публикации

  • The labile sulfur of insulin. Proc. Soc. Exp. Biol. Med., 24:547-48, 1927
  • Studies on crystalline insulin. III. Further observations on the crystallization of insulin and on the nature of the sulfur linkage. The isolation of cystine and tyrosine from hydrolyzed crystalline insulin. J.Pharmacol. Exp. Then, 32:367-85, 1928
  • Studies on crystalline insulin. IV. The isolation of arginine, histidine and leucine. J.Pharmacol. Exp. Then, 32:387-95, 1928
  • The resolution of inactive cystine and isolation of pure dextrorotatory cystine. J. Biol. Chem.,94:243-52, 1931
  • Isolation of methionine by enzymatic hydrolysis.J. Biol. Chem., 94:641-45, 1932
  • The formation of a homologue of cystine by the decomposition of methionine with sulfuric acid. J. Biol. Chem., 99:135-42, 1932
  • The growth-promoting properties of homocystine when added to a cystine-deficient diet and proof of structure of homocystine. J. Biol. Chem.,101:719-26, 1933
  • The synthesis of homocystine. J. Biol. Chem., 111:393-98, 1935
  • The chemistry and metabolism of compounds of sulfur. Annu. Rev. Biochem., 5:159—80, 1936
  • The synthesis of Di-N-methylhomocystine and N-methylmethionine and a study of their growth-promoting ability in connection with a cystinedeficient diet. J. Biol. Chem., 116:277-84, 1936
  • The chemistry and metabolism of the compounds of sulfur. Annu. Rev. Biochem., 6:193-210, 1937
  • The differential migration of the pressor and oxytocic hormones in electrophoretic studies of the untreated press-juice of the posterior lobe of the pituitary gland. J. Biol. Chem., 123:485-89
  • The ability of homocystine plus choline to support growth of the white rat on a methionine-free diet. J. Biol. Chem., 28:cviii, 1939
  • The effect of choline on the ability of homocystine to replace methionine in the diet. J. Biol. Chem., 131:57—76, 1939
  • The possible identity of vitamin H with biotin and coenzyme R. Science,91:243-45, 1940
  • A further note on the identity of vitamin H with biotin. Science, 92:609, 1940
  • Isolation of biotin (vitamin H) from liver. J. Biol. Chem., 140:643—51, 1941
  • On the structure of biotin. J. Am. Chem. Soc, 64:188-89, 1940
  • The structure of biotin. Science, 96:455-61, 1943
  • Synthetic penicillin. Science, 104:431-33 1946
  • Degradative studies on vasopressin and performic acid-oxidized vasopressin. J. Biol. Chem., 205:133-43, 1953
  • Natural and synthetic oxytocin. Obstet. Gynecol., 6:254—57, 1955
  • The synthesis of lysine vasopressin. J. Am. Chem. Soc, 79:5572-75, 1957
  • Experiences in the polypeptide field: Insulin to oxytocin. Ann. N.Y. Acad. Sci., 88:537-48, 1960
  • The concept of transmethylation in mammalian metabolism and its establishment by isotopic labeling through in vivo experimentation. In: Transmethylation and Methwnine Biosynthesis, ed. Shapiro and Schlenk, pp. 1-20. Chicago: University of Chicago Press, 1965
  • Hormones of the mammalian posterior pituitary gland and their naturally occurring analogues. Johns Hopkins Med. J., 124:53-65, 1968

Напишите отзыв о статье "Виньо, Винсент дю"

Примечания

  1. 1 2 Klaus Hofmann Vincent du Vigneaud // Biographical Memoirs of the National Academy of Sciences. — 1987.
  2. V.du Vigneaud, H. Jensen, O.Wintersteiner Studies on crystalline insulin // J.Pharmacol. Exp. Ther, 32: 387-411. — 1928.
  3.  // Journal of Chemical Education, 53: 8-12. — 1976.
  4. V.du Vigneaud, Lewis W. Butz The formation of a homologue of cystine by the decomposition of methionine with sulfuric acid // J. Biol.Chem., 99:135-42. — 1932.
  5. V. du Vigneaud, M. Dyer, J. Harmon The growth-promoting properties of homocystine when added to a cystine-deficient diet and proof of structure of homocystine // J. Biol. Chem.,101:719-26. — 1933.
  6. V. du Vigneaud, Joseph P. Chandler, A. W. Moyer, Dorothy M. Keppel The ability of homocystine plus choline to support growth of the white rat on a methionine-free diet // J. Biol. Chem., 128:cviii. — 1939.
  7. V.du Vigneaud, Paul Gyorgy, Donald B. Melville, Dean Burk The possible identity of vitamin H with biotin and coenzyme R // Science,91:243-45. — 1940.
  8. V.du Vigneaud, Donald B. Melville, Paul Gyorgy, Catherine S. Rose On the identity of vitamin H with biotin // Science, 92:62—63. — 1940.
  9. V.du Vigneaud, Klaus Hofmann, Donald B. Melville On the structure of biotin // J. Am. Chem. Soc, 64:188-89. — 1942.
  10. V.du Vigneaud, Frederick H. Carpenter, Robert W. Holley, Arthur H. Livermore, Julian R. Rachele Synthetic penicillin // Science, 104:431-33. — 1946.
  11. V.du Vigneaud, Frederick H. Carpenter, Robert W. Holley, Arthur H. Livermore, Julian R. Rachele The oxidation of oxytocin with performic acid // J. Biol. Chem., 191:309-13. — 1951.
  12. V.du Vigneaud, Charlotte Ressler, Stuart Trippett. The sequence of amino acids in oxytocin, with a proposal for the structure of oxytocin // J. Biol. Chem., 205:949-57. — 1953.
  13. V.du Vigneaud, Charlotte Ressler, John M. Swan, Carleton W. Roberts, Panayotis G. Katsoyannis The synthesis of oxytocin // J.Am.Chem. Soc, 76:3115-21. — 1954.
  14. The isolation and proof of structure of the vasopressins and the synthesis of octapeptide amides with pressor-antidiuretic activity // Proc 3d Int. Congr. Biochem., Brussels, pp. 49-54. — 1955.

Отрывок, характеризующий Виньо, Винсент дю

– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.


В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?