Дю Пейре, Жан-Арман

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Жан-Арман дю Пейре
Jean-Armand du Peyrer

Портрет графа де Тревиля, до 1954 г. хранившийся в замке Труавиль.
Дата рождения

1598(1598)

Дата смерти

8 мая 1672(1672-05-08)

Принадлежность

Франция Франция

Род войск

Мушкетёры

Командовал

Королевские мушкетёры

Жан-Арман дю Пейре, граф де Тревиль (фр. Jean-Armand du Peyrer, le comte de Tréville; 1598 — 8 мая 1672) — капитан-лейтенант французских королевских мушкетёров, известный главным образом благодаря знаменитому роману Александра Дюма «Три мушкетёра» и его многочисленным экранизациям.





Детство

Жан-Арман родился в семье Жана дю Пейре. Беарнец родом, Жан-Арман происходил не из аристократической семьи, однако его отец в 1607 году купил владение Труа-Виль (Troisville, «Три города»), в местном произношении «Тревиль», и стал таким образом сеньором Тревиль.

Военная служба

В 1616 году 17-летний Жан-Арман оставляет торговлю оружием и направляется в Париж, чтобы вступить кадетом в армию. Он был впервые представлен Людовику XIII в 1621 году, после осады Монтобана. Вот как вспоминал позже этот эпизод Маршал Франсуа де БассомпьерК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3197 дней]:

Там сильно отличился Тревиль, баскский дворянин, носивший мушкет в полковой роте. Я попросил у короля пожаловать ему чин прапорщика в Наваррском полку[Прим. 1]. Но когда я вёз его в Пикекос (ставку короля), чтобы поблагодарить Его Величество, он отказался от этой должности, говоря, что не оставит гвардейский полк, где служит уже четыре года. И если король счёл его достойным быть прапорщиком Наваррского полка, в будущем он заслужит и получит от Его Величества такой же чин в гвардейском полку.

Так или иначе, но Тревиль заслужил этот чин уже на следующий год, а три года спустя, в 1625 году, отличившись при осадах Сент-Антонена и Монпелье, он был назначен корнетом роты мушкетёров. В 1629 году, при штурме города Суза, он был сублейтенантом, а в 1632 году стал лейтенантом. Наконец, с 1634 года он являлся капитан-лейтенантом (фактическим командиром) роты королевских мушкетёров, которой формально командовал сам король[Прим. 2]. Следует отметить, что мушкетёров набирали исключительно из гвардейцев: переход в мушкетёры был повышением, позволял приблизиться к королю. Поскольку сам Тревиль был беарнцем, то при наборе в роту он предпочитал своих земляков, беарнских и гасконских дворян, в числе которых были его кузены Анри д’Арамиц и Арман д’Атос, Исаак де Порто (был рекомендован из гвардии своим ротным командиром, шурином Тревиля капитаном дез Эссаром), а также Шарль де Батц де Кастельмор, который под именем д’Артаньян сделал блестящую карьеру и возглавил роту мушкетёров в царствование Людовика XIV.

Тревиль оказался замешанным в заговоре кавалера Сен-Мара, после раскрытия которого он был по настоянию кардинала Ришелье отстранён от должности и изгнан (1642). Однако сразу же после смерти Ришелье в ноябре того же года Тревиль был возвращён на свой пост. В следующем 1643 году умирает сам Людовик XIII, и регентша Анна Австрийская, стремясь привязать к себе Тревиля, возвела его в графское достоинство. Однако Тревиль очень скоро оказался во враждебных отношениях с всемогущим первым министром кардиналом Мазарини, который сначала попытался заполучить его пост для своего племянника Манчини, а когда это не удалось — распустил роту мушкетёров под предлогом экономии (1646). Тревиль удалился на родину и, не примкнув к Фронде, стал губернатором провинции Фуа. Между 1660 и 1663 годами он строит себе замок в Элисабё в Труавиле, где и умирает в 1672 году.

В экранизациях

Показательно, что в романе Дюма указания на возраст де Тревиля противоречивы. В начале романа, в 1626 г. отец д'Артаньяна рассказывает сыну, что де Тревиль был участником детских игр короля (родившегося в 1601 г.) и порой одерживал верх в потасовках с ним, однако сам де Тревиль в том же 1626 г. заявляет д'Артаньяну, что обладает тридцатилетним опытом придворной жизни.

Напишите отзыв о статье "Дю Пейре, Жан-Арман"

Примечания

  1. Наваррский полк изначально назывался полком гвардейцев короля Наварры, его задачей была охрана Генриха Наваррского.
  2. По дате назначения Тревиля на эту должность существуют разногласия. Так, например, российский историк П. П. Черкасов в своей книге «Кардинал Ришелье» пишет, что в 1630 г. Мария Медичи обратилась к капитану Тревилю с просьбой убить кардинала. Согласно Черкасову, тогда Тревиль командовал гвардейской ротой, так как у мушкетёров был другой капитан. Король стал капитаном мушкетёров в 1634. Возможно, что именно тогда Тревиль попал в роту королевских мушкетёров.

Источники

  1. Аркус Л. Ю. Кинословарь // Новейшая история отечественного кино: А—И. — СПб.: СЕАНС, 2001. — Т. 1. — С. 386. — 498 с. — (Новейшая история отечественного кино: 1896—2000 ; в семи томах). — ISBN 978-5-901-58606-8.
  2. Смехов В. Б. Театр моей памяти. — М.: Вагриус, 2001. — С. 375. — 441 с. — (Мой 20 век). — 7 тыс, экз. — ISBN 978-5-264-00599-2.

Литература

  • Глаголева Е. Элитные войска // Повседневная жизнь королевских мушкетёров. — М.: Молодая гвардия, 2008. — 336 с. — (Живая история: Повседневная жизнь человечества). — 3 тыс, экз. — ISBN 978-5-235-03161-6.

Отрывок, характеризующий Дю Пейре, Жан-Арман

С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.