Дядюша, Сергей Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Иванович Дядюша
Дата рождения

26 сентября 1870(1870-09-26)

Место рождения

Хорол, Полтавская губерния

Дата смерти

23 мая 1933(1933-05-23) (62 года)

Место смерти

Калиш, Польша

Принадлежность

Российская империя Российская империя
УНР

Звание

генерал-майор
генерал-поручик

Сражения/войны

Первая мировая война

Награды и премии
ГО 3-й ст. 4-й ст.
1-й ст. 2-й ст. 3-й ст.

Сергей Иванович Дядю́ша (26 сентября 1870, Хорол, Полтавская губерния — 23 мая 1933, Калиш) — генерал-майор русской армии, генерал-поручик армии Украинской народной республики (УНР).





Образование

Из дворянской семьи. Окончил Петровский Полтавский кадетский корпус (1887), Павловское военное училище (1889) и Николаевскую академию Генерального штаба по 1-му разряду (1900).

Служба в русской армии

Служил во 2-й, затем в 35-й артиллерийских бригадах. С 1889 — подпоручик, с 1892 — поручик, с 1897 — штабс-капитан. С 1900 — капитан, состоял при Варшавском военном округе. В июле 1902 — октябре 1903 — старший адъютант штаба 1-й пехотной дивизии, в 1902—1903 проходил цензовое командование ротой в 81-м пехотном Апшеронском полку, в октябре 1903 — мае 1904 — старший адъютант штаба 1-й гренадёрской дивизии, в мае-ноябре 1904 — помощник старшего адъютанта штаба Московского военного округа. В 1904—1908 преподаватель Алексеевского военного училища. С 1904 — подполковник. В мае-сентябре 1908 проходил цензовое командование батальоном в 4-м гренадёрском Несвижском полку. В октябре 1908 — марте 1913 — штаб-офицер для поручений при штабе Гренадерского корпуса. С 1908 — полковник.

20 марта 1913 назначен начальником штаба 1-й гренадерской дивизии, с которой вступил в Первую мировую войну. Был награждён Георгиевским оружием

За то, что 7 ноября 1914 г., командуя боевым участком дивизии и узнав об отходе полка под натиском превосходных сил противника, выехал к отступающим передовым частям и, поддержав их ротой из своего резерва и двумя ротами из резерва дивизии, прекратил дальнейшее наступление противника и тем предотвратил очищение позиции.

С 11 ноября 1914 — командир 2-го гренадёрского Ростовского полка. В июле 1915 был ранен. С января 1916 — начальник штаба 84-й пехотной дивизии, с апреля 1916 — генерал-майор. С марта 1917 — начальник штаба 4-го армейского корпуса. В январе-феврале 1918 — начальник штаба 6-й армии Румынского фронта.

Служба в украинской армии

Вступил в армию Украинской народной республики (УНР), с 17 апреля 1918 — командир 1-го Волынского корпуса. Сохранил этот пост при правлении гетмана Павла Скоропадского. 24 сентября 1918 переаттестован из генерал-майоров в чин генерального хорунжего.

После начала восстания против гетмана сторонников УНР был зачислен в распоряжение штаба войск Директории (с 1 декабря 1918), но затем некоторое время жил в качестве частного лица в Житомире. С 27 января 1919 — инспектор пехоты армии УНР, с 7 апреля 1919 — генерал-квартирмейстер Холмской группы армии УНР. С 17 июня 1919 — генерал для поручений Главного управления Генерального штаба (ГУГШ) УНР, с 19 марта по 19 апреля 1920 — начальник ГУГШ УНР. 5 июня 1920 назначен и. о. 2-го генерал-квартирмейстера ГУГШ, утверждён в этой должности 3 июля того же года. С 12 февраля по 12 апреля 1921 — и. о. военного министра УНР. 3 августа 1921 произведён в генерал-поручики.

Жил в эмиграции в Польше, где и скончался.

Награды

Напишите отзыв о статье "Дядюша, Сергей Иванович"

Ссылки

  • [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=1016 Дядюша, Сергей Иванович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»

Литература

  • Тинченко Я. Офіцерський корпус Армії Української Народної Республіки (1917—1921): Наукове видання. — К.: Темпора, 2007. — 150 с. — ISBN 966-8201-26-4

Отрывок, характеризующий Дядюша, Сергей Иванович

– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?