Малый пёстрый дятел

Малый пёстрый дятел
Самец
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Животные Подцарство:  Эуметазои Без ранга:  Двусторонне-симметричные Без ранга:  Вторичноротые Тип:  Хордовые Подтип:  Позвоночные Инфратип:  Челюстноротые Надкласс:  Четвероногие Класс:  Птицы Подкласс:  Новонёбные Отряд:  Дятлообразные Семейство:  Дятловые Подсемейство:  Picinae Род:  Трёхпалые дятлы Вид:  Малый пёстрый дятел
Международное научное название
Picoides minor (Linnaeus, 1758)
Ареал
Охранный статус
Вызывающие наименьшие опасения IUCN 3.1 Least Concern: [www.iucnredlist.org/details/100600632 100600632 ]
Систематика на Викивидах Изображения на Викискладе

Малый пёстрый дятел, также малый дятел (лат. Picoides minor, синоним лат. Dendrocopos minor) — птица, наиболее мелкий представитель семейства дятловых в Европе и западной Азии. Населяет лиственные и смешанные леса, часто сырые и заболоченные, долины рек, парки с изобилием зрелых деревьев. Часто, особенно зимой, встречается в старых парках населённых пунктов, в том числе и крупных. Оседлая, зимой кочующая птица.

Очень подвижна, постоянно перемещается с места на место. Питается главным образом насекомыми — гусеницами, тлёй, муравьями, зимой спрятавшимися под корой личинками. Размножение в апреле-июне, в кладке 3—8 белых яиц.

Описание

Внешний вид

Один из самых маленьких дятлов с относительно коротким клювом: размерами лишь немного больше домового воробья. Длина 14—16 см, размах крыльев 28—30 см. Масса подвида hortorum 16—25 г, comminutus — 18—22, minor — 16—26 г. Окраска оперения имеет много общего с другими мелкими дятлами из родов Dendrocopos и Picoides, выделяясь прежде всего преобладанием чёрных и белых тонов. Затылок и верхняя часть спины, а также крылья чёрные с белыми поперечными полосками, средняя часть спины и брюхо белые либо белёсые с тёмными отметинами. У отдельных подвидов низ может иметь небольшой охристый оттенок. В отличие от большого пёстрого дятла, чёрная поперечная полоса на щеке не достигает затылка, а прерывается белым пятном. Подхвостье, в отличие от многих других дятлов, не имеет красных и розоватых тонов. Шапочка у самца красная с чёрной каёмкой, у самки белая, буровато- либо охристо-белая. У молодых характер окраски такой же, как у взрослых, однако чёрные детали оперения имеют буроватый оттенок. Радужина буровато-красная, клюв серовато-чёрный, ноги зеленовато-серые.

Подвижная птица, чаще встречается на боковых ветвях и тонких веточках, чем на стволах. На одном дереве обычно не задерживается более минуты, долбит относительно редко. Полёт волнообразный с глубокими выпадами.

Голос

Во время насиживания держится скрытно, зато в другое время довольно криклив. Брачная песня похожа на песню вертишейки (с той же жалобной интонацией, но более отчётливая и менее гнусавая), а также отдалённо напоминает голос пустельги — серия однообразных высоких криков «кии-кии-кии…», состоящая из 8—20 относительно длинных слогов. Издавая их, птица сидит на одном из излюбленных деревьев и всё время крутит головой, посылая звук в разные стороны. Такое демонстративное поведение более характерно для певчих птиц, нежели чем для пёстрых дятлов, хотя сами издаваемые звуки по звучанию не отличаются от более обычной позывки. Сам призывной сигнал односложный — обычно передаётся как негромкое «кик», «тик», «тчик» и т. п. — как правило, более слабый, чем у большого пёстрого дятла, но в целом на него похожий.

Барабанить дятлы начинают в начале весны, однако наибольшей интенсивности достигают в апреле и первой половине мая. Стучат самцы и самки, нередко перестукиваясь друг с другом. Дробь негромкая и скорее характеризуется как трескучая, чем стрекочущая, монотонная, продолжительностью 1,2—1,8 сек и перерывами в 3—5 сек. В сравнении с большим пёстрым дятлом дробь более длинная, но не такая звучная.

Распространение

Ареал

Обитает на севере Африки, в Европе и на прилегающих островах, на Кавказе, в Малой Азии и на западе Ирана, в Сибири (за исключением севера тайги), доходя на восток до Северной Кореи, Приморья, Сахалина и Камчатки.

В Африке область распространения ограничена лесистыми участками хребтов Телль-Атлас на северо-востоке Алжира и северо-западе Туниса. В Западной Европе представлен на большей части территории, за исключением Пиренейского полуострова (где встречается спорадично) и прилегающих областей южной Франции, Шотландии, Ирландии и островов Средиземного моря (небольшая популяция присутствует лишь на юге Сардинии). В Дании гнездится начиная с 1960-х годов, однако в зимнее время был обычен там и ранее. В Скандинавии встречается к северу до 70-й параллели, на Кольском полуострове к северу до 69-й параллели, между Белым морем и Уралом к северу до 67-й параллели. В Турции распространён лишь в гористой местности вдоль побережий Средиземного и Чёрного морей, восточнее встречается на на склонах Большого Кавказа, в Закавказье и горах на севере Ирана. В Восточной Европе распространён к югу до степной зоны — верховьев Ингула и Ингульца, окрестностей Днепра, Воронежской области и района Саратова. В Сибири обитает на всём протяжении с запада на восток, на севере достигая Салехарда (на Оби), устья Надыма, Туруханска (на Енисее), среднего течения Нижней Тунгуски, 61-й параллели на побережье Охотского моря. Южная граница ареала проходит через северный Казахстан, бассейны Чёрного Иртыша и Урунгу, Хангай, долину Толы, Хэнтэй, южные склоны Большого Хингага, южный Хэйлунцзян и Корейский полуостров.

Местообитания

Населяет низкоствольные лиственные и смешанные леса северных и умеренных широт. Отдаёт предпочтение богатым сухостоем влажным ольхово-берёзовым берегам водоёмов, заболоченным участкам леса на окраинах верховых болот, залитым водою древостоям. Также встречается в зрелых садах и парках населённых пунктов, в том числе и таких крупных, как Санкт-Петербург. Сухой лес и участки темнохвойной тайги избегает. В Северной Африке обитает исключительно в дубовых лесах, главным образом с доминированием дуба пробкового. В Европе, как правило, не поднимается выше 850 м над уровнем моря. На Кавказе встречается до 1400—2000 м, на Алтае до 1700 м, в Монголии до 1400 м, в Африке до 1300 м над уровнем моря.

Размножение

Традиционно считается моногамной птицей, однако исследование, проведённое в Швеции, показало, что около 10 % самок склонны к сожительству одновременно с несколькими самцами, а около 3 % самцов полигиничны. Весеннее пробуждение дятлов, выраженное в барабанной дроби и регулярных криках, заметно уже в конце февраля либо в первых числах марта, однако своего апогея достигает в апреле и первой половине мая. Демонстративные позы дятлов — распушённые крылья и хвост, порхание наподобие бабочки и парение с приподнятыми крыльями. В Центральной Европе и средней полосе России птицы приступают к размножению во второй половине апреля, в Тунисе на 2 недели позднее, в Скандинавии на 3 недели позднее. Наиболее северные популяции гнездиться начинают в конце мая либо начале июня. Гнездо устраивается в дупле сухого трухлявого лиственного дерева, часто ольхи либо берёзы, но также ивы, осины, клёна, ясеня, дуба. В отличие от более крупных дятлов, малый может выдолбить дупло не только в стволе, но и на боковых сучьях. Высота гнезда обычно не превышает 8 м от поверхности земли, но может быть и до 20 м, что в целом для пёстрых дятлов не характерно. В других случаях дупло может быть расположено в буреломном пне совсем низко над землёй. Дупло всегда свежее, над его обустройством трудятся самец и самка в течение 2—4 недель, при этом большую часть работы выполняет самец. Глубина дупла — 10—20 см, диаметр 10—12 см, диаметр летка 32—38 мм. Гнездовая подстилка отсутствует, дно покрыто лишь древесной трухой.

В кладке 3—8 (чаще 5—6) белых яиц с гладкой блестящей скорлупой. Если первоначальная кладка утрачена, самка откладывает повторно. Размеры яиц: (17—22) х (13—16) мм. Насиживание начинается с последнего яйца и продолжается 10—12 дней (по другим сведениям, 14 дней). Насиживают оба члена пары, но больше самец; в ночное время суток в гнезде находится только он. Птенцы появляются на свет синхронно, какой-либо пух первоначально отсутствует. Оба родителя выкармливают потомство. По сообщениям Г. П. Дементьева и Н. А. Гладкова, в Ильменском заповеднике самец в течение 80 минут подлетал к гнезду с пищей 22 раза. Птенцы в гнезде очень крикливы, а при подходе к гнезду человека кричат и взрослые, однако обычно скоро успокаиваются. Слётки появляются через 18—21 день после вылупления (редко до 23 дней), в Ленинградской области их можно встретить уже в первой декаде июня. Летающие выводки очень быстро распадаются и рассеиваются.

Питание

Основу питания составляют мелкие насекомые. В сезон размножения поедает гусениц, тлю, муравьёв, жуков и других ползающих беспозвоночных, включая сидящих на ветках мух, некоторых пауков и даже мелких улиток. Птенцов нередко выкармливают веснянками, листоблошками, вислокрылками. Зимой выискивает прячущихся под корой деревьев личинок короедов и других питающихся древесиной насекомых. Во второй половине лета употребляет в пищу плоды некоторых растений: груши, сливы, малины, смородины, однако объём растительных кормов в процентном соотношении незначителен.

Как правило, корм добывает в одиночку, но зимой изредка встречается в компании синиц. На поверхность земли опускается редко, однако чаще других дятлов кормится на ветвях и тонких горизонтальных веточках, обследуя поверхности листьев. Редко ловит насекомых на лету. Особое предпочтение отдаёт лиственным породам с мягкой древесиной — рябине и осине. Расщепляет толстые сухие стебли зонтичных трав, обследует кусты бурьяна. В период кормления птенцов обычно не удаляется от гнезда далее чем на 100—200 м.

Подвиды

Выделяют от 10 до 19 подвидов малого пёстрого дятла. Изменчивость выражается в общих размерах, в соотношениях тёмных и светлых тонов в оперении верхней стороны тела, в характере рисунка оперения, в оттенках основного фона нижней стороны тела.

Справочник «Путеводитель по птицам мира» перечисляет 11 подвидов этой птицы:

• Picoides minor minor (Linnaeus, 1758) — Северная Европа от Скандинавии к востоку до Уральского хребта и Волжско-Уральского междуречья, к югу до западного и северо-западного побережья Чёрного моря, верховьев Ингула и Ингульца, района Днепра, Воронежской области, района Саратова.
• Picoides minor kamtschatkensis (Malherbe, 1861) — От Уральского хребта и Волжско-Уральского междуречья к востоку до Колымского хребта, побережья Охотского моря, района впадения Шилки в Амур и долины Нюкжи, к югу в долине Урала до 49° с. ш., до долины среднего течения Илека, в северном Казахстане до 52° с. ш., до долин Чёрного Иртыша и Урунгу, Хангая, долины Толы, Хэнтэя, Станового хребта.
• Picoides minor amurensis (Buturlin, 1908) — Приморье, бассейн нижнего течения Амура к западу до долины Нюкжи и района впадения Шилки в Амур, Сахалин, Хоккайдо.
• Picoides minor comminutus Hartert, 1907 — Центральный и южные районы Великобритании.
• Picoides minor hortorum (C. L. Brehm, 1831) — От Франции к востоку до Польши, к югу до Швейцарии, Венгрии и северной Румынии.
• Picoides minor buturlini (Hartert, 1912) — Пиренейский полуостров, южная Франция, Италия к востоку до Румынии, Болгарии и северной Греции.
• Picoides minor ledouci (Malherbe, 1855) — Северная Африка (северо-восточный Алжир, северо-западный Тунис).
• Picoides minor danfordi (Hargitt, 1883) — Греция, Турция.
• Picoides minor colchicus (Buturlin, 1908) — Большой Кавказ и Закавказье (за исключением Талыша).
• Picoides minor quadrifasciatus (Radde, 1884) — Талыш и прилегающие районы Ленкоранской низменности.
• Picoides minor morgani Zarudny & Loudon, 1904 — северо-западный Иран, горы Загрос.

Литература

• Дементьев Г. П., Гладков Н. А. Птицы Советского Союза. — Советская наука, 1951. — Т. 1. — 652 с.
• Рябицев В. К. Птицы Урала, Приуралья и Западной Сибири: Справочник-определитель. — Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 2001. — 608 с. — ISBN 5-7525-0825-8.
• Степанян Л. С. Конспект орнитологической фауны России и сопредельных территорий. — М.: Академкнига, 2003. — 727 с.
• Mullarney, Killian; Lars Svensson; Dan Zetterström & Peter J. Grant. Птицы Европы = Birds of Europe. — United States: Princeton University Press, 2000. — 400 с. — ISBN 978-0-691-05054-6. (англ.)
• S. Cramp, K. E. L. Simmons. Vol. IV - Terns to Woodpeckers // The Birds of the Western Palearctic. — Oxford University Press, 1986. — 960 с. — ISBN 0198575076. (англ.)
• Gorman, Gerard. Woodpeckers of Europe. A Study to European Picidae. — Chalfont: Bruce Coleman, 2004. — 192 с. — ISBN 1-87284-205-4. (англ.)
• Winkler, Hans; Christie, David A. 2002. Family Picidae (Woodpeckers) in del Hoyo, J., Elliott, A., & Sargatal, J., eds. Volume 7: Jacamars to Woodpeckers // Путеводитель по птицам мира = Handbook of the birds of the world. — Barcelona: Lynx Edicions, 2002. — ISBN 84-87334-37-7.

Ссылки

• [www.sevin.ru/vertebrates/index.html?birds/420.html Позвоночные животные России: малый пёстрый дятел]
• [ibc.lynxeds.com/species/lesser-spotted-woodpecker-dendrocopos-minor? Фото, видео и звуковые файлы с участием малого пёстрого дятла]

Отрывок, характеризующий Малый пёстрый дятел

В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.


На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».