Средний пёстрый дятел

Средний пёстрый дятел
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Животные Подцарство:  Эуметазои Без ранга:  Двусторонне-симметричные Без ранга:  Вторичноротые Тип:  Хордовые Подтип:  Позвоночные Инфратип:  Челюстноротые Надкласс:  Четвероногие Класс:  Птицы Подкласс:  Новонёбные Отряд:  Дятлообразные Семейство:  Дятловые Подсемейство:  Picinae Род:  Пёстрые дятлы Вид:  Средний пёстрый дятел
Международное научное название
Leiopicus medius (Linnaeus, 1758)
Синонимы
Picoides medius Dendrocopos medius
Ареал
Охранный статус
Вызывающие наименьшие опасения IUCN 3.1 Least Concern: [www.iucnredlist.org/details/22681114 22681114 ]
Систематика на Викивидах Изображения на Викискладе

Средний пёстрый дятел, средний дятел или вертлявый дятел (лат. Leiopicus medius, лат. Dendrocopos medius) — небольшая птица семейства дятловых. Распространён в Европе и Западной Азии, где населяет широколиственные и смешанные леса, часто с доминированием дуба. В Южной Европе, Малой Азии и на Кавказе довольно обычный вид, на остальной части территории редок. В целом ведёт оседлый, вне сезона размножения кочевой образ жизни. В частности, в горах совершает сезонные вертикальные кочёвки.

Похож на более распространённого и известного большого пёстрого дятла, но при детальном рассмотрении эти два вида имеют хорошо заметные отличия друг от друга. Несмотря на достаточно яркую окраску, средний дятел не так выделяется, как его более крупный родственник. Он мало стучит, летом бо́льшую часть времени проводит в кроне деревьев и вообще редко опускается на поверхность земли. Чаще всего это дятла можно увидеть в одиночестве, однако зимой он может сопровождать стайки синиц или других видов дятлов, залетевших на его территорию.

Питается главным образом насекомыми и их личинками — муравьями, гусеницами бабочек, жуками, тлёй, клопами и др. Зимой может употреблять в пищу орехи и семена. Долбит редко, предпочитая склёвывать открыто ползающих насекомых.

Описание

Внешний вид

Средней величины дятел. Несколько мельче большого пёстрого дятла, однако общие размеры у этих двух видов отличаются несильно: длина среднего дятла достигает 20—22 см, масса 50—85 г (у большого пёстрого аналогичные показатели составляют соответственно 22—27 см и 60—100 г). Более мелкий внешний вид подчёркивает короткий и тонкий тёмно-серый клюв с немного выпуклым надклювьем, а также округлая форма головы. Оперение верхней части тела преимущественно чёрное, с большим количеством белых пестрин на крыльях и белыми пятнами на лопатках и кроющих крыла. Верхняя часть брюха и бока желтоватые с частыми и отчётливыми тёмными продольными штрихами, нижняя часть брюха и подхвостье размытые розовые. Радужина красно-коричневая, ноги свинцово-серые.

Рисунок головы заметно отличается от такового у других палеарктических видов дятлов. Отсутствуют либо очень слабо выражены характерные для других видов «усы». Единственная чёрная отметина — широкая полоса, протянутая вдоль боковой части шеи от кроющих уха до груди, иногда с небольшим ответвлением на щеке в сторону клюва (сильно редуцированные «усы»). В отличие от других пёстрых дятлов, вокруг глаза чёрные участки оперения отсутствуют. На белом фоне щёк лоб выглядит «испачканным» благодаря буровато-серому оттенку перьев в этой области. У обоих полов на темени развита ярко-красная шапочка (у самок с желтоватым или буроватым оттенком), на затылке переходящая в небольшой хохолок. Молодые птицы окрашены более тускло, «грязное» пятно на лбу занимает большую площадь, на груди развит слабый чешуйчатый рисунок.

Разные авторы выделяют от 3 до 7 подвидов среднего пёстрого дятла. Изменчивость проявляется в варьировании степени развития жёлтых и красных тонов на нижней стороне тела, в степени развития тёмных пестрин на боках, в деталях рисунка хвоста. В разделе «Систематика» приведён список из 4 подвидов по версии британского орнитолога Стенли Крэмпа.

Птица большую часть времени проводит в верхней части деревьев, где ведёт очень подвижный образ жизни, часто перепархивая с одного места на другое.

Голос

У среднего пёстрого дятла барабанная дробь наименее развита среди всех дятлов западной Палеарктики; по этой причине голосовая вокализация имеет первостепенное значение при демонстративном поведении. Это довольно общительная птица, особенно в сезон размножения. В конце зимы и весной часто можно услышать брачную песню — неторопливую серию гнусавых и хрипловатых мяукающих звуков «кик-кик-киррикикик», несколько напоминающих звуки трения несмазанного деревянного колеса. Позывка — более редкие одиночные крики той же тональности, похожие на трескучее верещание сойки. В сравнении с малым пёстрым дятлом они более слабые и низкие по тональности. Барабанит мало, в дроби отчётливо слышны отдельные удары. Длительность стука сравнима с таковой у большого пёстрого дятла, однако оно более слабое и не такое резкое.

Распространение

Ареал

Область распространения охватывает умеренные и южные широты Европы, а также небольшую часть Передней Азии. Наиболее западные изолированные поселения этой птицы отмечены на севере Испании в Кантабрийских горах, а также в Пиренеях на границе Испании и Франции. Местами гнездится в материковой Италии и на островах Средиземного моря — Сардинии, Корсике и Сицилии. Более-менее плотно селится к востоку от северных и центральных районов Франции — в Центральной, Южной и Восточной Европе вплоть до Прибалтики и западных областей России. В Северной Европе, включая Скандинавию, средний пёстрый дятел не встречается вовсе, хотя ранее до 1959 года он гнездился в Дании и до до 1982 года на шведском острове Готланд.

Напротив, на востоке Европы ареал дятла стал расширяться в восточном направлении, начиная примерно с середины 1980-х годов. На тот момент северо-восточная граница ареала проходила через Латвию, Белоруссию, Калужскую, Тульскую, Курскую, Липецкую, Воронежскую, Харьковскую и Днепропетровскую области. К середине 2000-х годов многочисленные спорадические поселения птицы отмечены также в Эстонии, в Смоленской, Московской, Рязанской, Пензенской, Саратовской, Волгоградской и Ростовской областях.

На юго-востоке ареала дятел населяет склоны Большого Кавказа, Закавказье, Турцию (Понтийские горы, Восточный Тавр, побережье Эгейского моря) и Иран (Загрос, Фарс). В Эгейском море гнездится только на Лесбосе.

Места обитания

Населяет зрелые широколиственные и хвойно-широколиственные леса, расположенные на равнине, в долинах рек и предгорьях. Реже селится в старых заброшенных парках и яблонево-грушевых садах на границе лиственного леса — в частности, это характерно для Германии, Австрии и Швейцарии. В Германии был также отмечен в целом несвойственных для этого вида сосновых борах. Анатомические особенности среднего пёстрого дятла в меньшей степени приспособлены к долблению, и по этой причине его места обитания, как правило, связаны с изобилием больных и погибших деревьев. На большей части Европы они почти всегда связаны с посадками различных пород дуба, часто с примесью граба обыкновенного, вяза, ольхи, ели, бука или ясеня. Наибольшая плотность поселений, около 100 особей на км², достигается в спелых дубово-грабовых рощах. Птицы избегают характерные для средней Европы чистые, без примеси дуба, грабовые и буковые леса, а также достаточно молодые (до 60 лет) и наоборот древние дубравы. На севере и северо-востоке ареала характер леса заметно меняется — дятел часто гнездится в ольхово-ясеневых заболоченных низинах, как с густым древостоем, так и разреженных. На юго-востоке населяет пойменные леса с зарослями осокоря и ветлы, часто захламлённые и с большим количеством гнилой древесины. В Турции кроме прочего селится в оливковых рощах.

В горы, как правило, высоко не проникает: на большей части Центральной Европы встречается не выше 600—700 м, в Карпатах до 800—1000 м, в Закавказье до 900 над уровнем моря. В нижней части гор отмечен лишь местами в южной части ареала: в Италии гнездится до 1700 м, в Анатолии до 1300 м, на юго-западе Ирана до 2300 м над уровнем моря.

Питание

Рацион почти полностью состоит из животных кормов. В сезон размножения он мало чем отличается от такового у большого пёстрого дятла, однако в поисках корма дятел неохотно долбит кору и редко употребляет в пищу личинки спрятанных под ней насекомых-ксилофагов. Как правило, птица быстро перемещается с одного места на другое, при этом обследует стволы деревьев, ветки и поверхность листьев в поисках различных древесных беспозвоночных. В отличие от более крупных видов, перемещается даже по тонким веточкам и, подобно синицам, иногда свешивается на их окончаниях. Предпочтение отдаёт сухостою, около трети времени кормится в древесине погибших деревьев. Так же, как некоторые другие пёстрые дятлы, иногда практикует так называемую «кузницу» — расщелину в коре либо самостоятельно сделанное отверстие, куда вставляет орехи и семена перед их долблением. Однако в сравнении с большим пёстрым дятлом у среднего эта функция развита значительно слабее, и «кузница» обычно не используется более 3—4 раз.

В больших количествах поедает гусениц бабочек (в том числе волосатых, которых не трогают другие птицы), имаго жуков (капюшонников, мягкотелок, жужелиц, усачей, листоедов, долгоносиков, щелкунов, мелирид, ложнослоников, стафилинид), куколок и имаго перепончатокрылых (муравьёв, пчёл, рогохвостов, пилильщиков), двукрылых (болотниц, комаров, долгоножек), клопов, тлю и прочих насекомых. Осенью и зимой доля одних групп насекомых падает, а других возрастает (так, по одним данным определённую долю муравьёв замещают клопы). Кроме того, в холодное время года небольшую часть рациона составляют растительные корма — жёлуди, зёрна ячменя и пшеницы, плоды (орехи) лещины крупной, бука и грецкого ореха, изредка семена хвойных пород деревьев.

Размножение

К размножению приступает в конце первого года жизни. Моногамен, в отличие от других пёстрых дятлов пары чаще всего сохраняются в течение лишь одного сезона. Образование пары происходит несколько раньше, чем у большого пёстрого дятла — в промежутке между серединой апреля и началом мая. Этому предшествует период тока: с конца февраля — начала марта птицы обоих полов становятся возбуждёнными, постоянно перелетают с места на место и издают характерные мяукающие звуки, заменяющие им барабанную дробь других пёстрых дятлов. Характерны демонстративные позы — взъерошенный хохолок у сидящей на ветке птицы и порхание самца возле места предполагаемого гнезда; последнее может сопровождаться лёгким постукиванием клювом по дереву или барабанной дробью. Птицы не гоняются друг за другом — при удалении одной вторая остаётся безучастной. В период тока дятлы ещё не имеют собственной территории и, так же, как и зимой, широко кочуют в пределах лесного участка. С наступлением тепла брачная активность постоянно возрастает, и к началу кладки яиц птицы успевают поменять по 3—4 половых партнёра. С образованием пары и обустройством дупла брачная активность резко прекращается, происходит спаривание. Бывает, что крики слышны и в июне, однако они относятся к оставшимся без пары холостякам.

Дупло, место для которого выбирают оба партнёра, располагается недалеко от поляны или опушки леса в стволе либо крупной боковой ветви лиственного дерева. Как правило, древесина очень мягкая — полностью трухлявая или по крайней мере подающая заметные признаки гниения. Иногда используется прошлогоднее гнездо других дятлов, расширяя его изнутри. Обычно дупло расположено невысоко, на расстоянии от 1,5 до 3 м от поверхности земли, его глубина может достигать 35 см, диаметр летка — 38—54 мм. Строительство дупла занимает от 8 до 20, а иногда и более дней, при этом интенсивность долбления и участие каждого партнёра неравномерно: временами работает эпизодически только самец, а в другое время интенсивно оба члена пары. В кладке 4—5, чаще всего 5—6 яиц. Яйца имеют овальную или округло-овальную форму, довольно тонкую и блестящую фарфорово-белую скорлупу. Размеры яиц: (20—28) х (15—21) мм. Продолжительность насиживания, в котором принимают участие оба члена пары (ночью в гнезде находится самец), 11—14 (в среднем 12) суток.

Вылупление может быть как синхронным, так и растянуться на двое суток. Птенцы появляются на свет голыми и беспомощными. Выкармливанием и чисткой гнезда примерно в равной степени занимаются оба родителя, добывая корм на расстоянии не далее 100—150 м от дупла, каждый на своём участке. При встрече возле гнезда самец и самка могут проявлять агрессию по отношению друг к другу, как если бы это были посторонние птицы. Они взъерошивают перья на темени и с криком разлетаются, не покормив потомство. Особенно часто такое антагонистическое поведение встречается у годовалых птиц и в начале кормления. В возрасте 20—26 дней у птенцы становятся на крыло, однако в течение ещё 8—11 дней выводки держатся вместе, при этом взрослые птицы подкармливают их время от времени.

Систематика

Средний пёстрый дятел относится к достаточно обширному роду Dendrocopos, который включает в себя мелких и среднего размера дятлов с пёстрым чёрно-белым оперением, распространённых в Евразии и Северной Америке. В последние годы наметилась тенденция к объединению всей или части птиц их этой группы с родом Picoides, который изначально состоял из двух трёхпалых видов дятлов. Предположительно во времена последнего Ледникового периода местом обитания этого дятла были Балканы либо Средиземноморье, откуда он вслед за потеплением климата распространился в более северные широты.

Первое научное описание среднего дятла появилось в работе «Система природы» шведского врача и натуралиста Карла Линнея, который присвоил ему имя Picus medius. После того, как немецкий энтомолог и систематик Карл Людвиг Кох (Carl Ludwig Koch) в 1816 году в работе System der Baierischen Zoologie разделил зелёных и пёстрых дятлов, средний дятел перешёл во вновь созданную им группу Dendrocopos. В настоящее время большинство авторов выделяют 4 подвида среднего пёстрого дятла:

• D. m. medius (Linnaeus, 1758) — северо-западная Испания и Франция к северо-востоку до Швеции (где вымер в последнее столетие), Эстонии, западных областей России и Украины, к югу востоку до Италии и Балканского полуострова.
• D. m. caucasicus (Bianchi, 1904) — северная Турция, Большой Кавказ, Закавказье, северо-западный Иран.
• D. m. anatoliae (Hartert, 1912) — западная и южная Малая Азия.
• D. m. sanctijohannis (Blanford, 1873) — горы Загрос на юго-западе Ирана.

Литература

• Бутьев В. Т., Зубков Н. И., Иванчев В. П., Коблик Е. А., Ковшарь А. Ф., Котюков Ю. В., Люлеева Д. С., Назаров Ю. Н., Нечаев В. А., Приклонский С. Г., Пукинский Ю. Б., Рустамов А. К., Сорокин А. Г., Фридман В. С. Совообразные, Козодоеобразные, Стрижеобразные, Ракшеобразные, Удодообразные, Дятлообразные // Птицы России и сопредельных регионов. — М.: Товарищество научных изданий КМК, 2005. — С. 371—383. — ISBN 5-87317-198-X.
• Дементьев Г. П., Гладков Н. А. Птицы Советского Союза. — Советская наука, 1951. — Т. 1. — С. 599—602.
• Иванов, А. И., Козлова Е. В., Портенко Л. А., Тугаринов А. Я. Часть 2 // Птицы СССР. — М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1953. — 344 с.
• Коблик Е. А. Разнообразие птиц (по материалам экспозиции Зоологического музея МГУ. — Изд. МГУ, 2001. — Т. Ч. 3 (Отряды Совообразные, Козодоеобразные, Стрижеобразные, Птицы-мыши, Трогонообразные, Ракшеобразные, Дятлообразные, Воробьинообразные (сем. Древолазовые-Пересмешниковые)). — 358 с. — ISBN 5-211-04072-4.
• Степанян Л. С. Конспект орнитологической фауны России и сопредельных территорий. — Москва: Академкнига, 2003. — 808 с. — ISBN 5-94628-093-7.
• Cramp S., K. E. L. Simmons. Vol. IV — Terns to Woodpeckers // The Birds of the Western Palearctic. — Oxford University Press, 1986. — P. 882—891. — ISBN 0198575076. (англ.)
• Gorman, Gerard. Woodpeckers of Europe. A Study to European Picidae. — Chalfont: Bruce Coleman, 2004. — С. 126. — ISBN 1-872842-05-4. (англ.)
• Mullarney, Killian; Lars Svensson; Dan Zetterström & Peter J. Grant. Birds of Europe. — United States: Princeton University Press, 2000. — С. 226. — 400 p. — ISBN 978-0-691-05054-6. (англ.)
• Winkler, Hans; Christie, David; Nurney, David. Woodpeckers: An Identification Guide to the Woodpeckers of the World. — Houghton Mifflin, 1995. — P. 269—271. — ISBN 0395720435. (англ.)
• Winkler, Hans; Christie, David A. 2002. Family Picidae (Woodpeckers) in del Hoyo, J., Elliott, A., & Sargatal, J., eds. Volume 7: Jacamars to Woodpeckers // Handbook of the birds of the world. — Barcelona: Lynx Edicions, 2002. — С. 483. — ISBN 84-87334-37-7. (англ.)

Ссылки

• [www.sevin.ru/vertebrates/index.html?birds/417.html Позвоночные животные России: Средний дятел]
• [ibc.lynxeds.com/species/middle-spotted-woodpecker-dendrocopos-medius? Фото, видео и звуковые файлы с участием среднего пёстрого дятла]. Internet Bird Collection. Проверено 8 апреля 2011. [www.webcitation.org/67cFmzA8D Архивировано из первоисточника 13 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Средний пёстрый дятел

«Rien de nouveau outre que les soldats se permettent de voler et de piller. Le 9 octobre».
«Le vol et le pillage continuent. Il y a une bande de voleurs dans notre district qu'il faudra faire arreter par de fortes gardes. Le 11 octobre».
[«Часть моего округа продолжает подвергаться грабежу солдат 3 го корпуса, которые не довольствуются тем, что отнимают скудное достояние несчастных жителей, попрятавшихся в подвалы, но еще и с жестокостию наносят им раны саблями, как я сам много раз видел».
«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.