Трёхпалый дятел

Трёхпалый дятел
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Животные Подцарство:  Эуметазои Без ранга:  Двусторонне-симметричные Без ранга:  Вторичноротые Тип:  Хордовые Подтип:  Позвоночные Инфратип:  Челюстноротые Надкласс:  Четвероногие Класс:  Птицы Подкласс:  Новонёбные Отряд:  Дятлообразные Семейство:  Дятловые Подсемейство:  Picinae Род:  Трёхпалые дятлы Вид:  Трёхпалый дятел
Международное научное название
Picoides tridactylus (Linnaeus, 1758)
Ареал
Охранный статус
Вызывающие наименьшие опасения IUCN 3.1 Least Concern: [www.iucnredlist.org/details/22727137 22727137 ]
Систематика на Викивидах Изображения на Викискладе

Трёхпалый дятел, или желтоголовый дятел (лат. Picoides tridactylus) — птица семейства дятловых, распространённая в хвойных и смешанных лесах Евразии. Предпочитает угнетённые, часто заболоченные участки леса. Более обычен на севере ареала, в том числе в сплошной темнохвойной тайге. От других дятлов региона отличается лимонно-жёлтой, а не красной шапочкой перьев на голове. Гнездится парами, в остальное время года ведёт одиночный образ жизни. На большей части территории оседлая птица, на севере Сибири в зимнее время откочёвывает к югу. Питается насекомыми, главным образом живущими в гнилой древесине.

В вид иногда включают североамериканскую популяцию, которую рассматривают как конспецифичную по отношению к евроазиатской. Тем не менее, генетические исследования показывают значительные различия между этими двумя группами, и по этой причине было принято выделить американских птиц в отдельный вид Picoides dorsalis.

Описание

Внешний вид

Небольшая птица с довольно крупной головой и острым клювом; чуть мельче большого пёстрого дятла, однако в половину крупнее малого пёстрого. Длина 21—24 см, размах крыльев 33—37 см, масса 50—90 г. Оперение чёрно-белое, но со стороны выглядит скорее тёмным из-за преимущественно чёрных боков и крыльев. Красные отметины на голове и подхвостье, характерные для других дятлов, отсутствуют. Вместо них у самца и молодых птиц обоего пола на темени развита лимонно-жёлтая, у самки серебристо-серая шапочка с тёмными пестринами. По бокам головы чередование чёрных и белых полос, одна из которых образует узкие «усы» от угла клюва, а вторая тянется от глаза и опускается вдоль боковой части шеи. Вдоль спины от зашейка до надхвостья проходит белая полоса — отчётливо различимая у большинства форм и слабо развитая у подвида alpinus, населяющего горы Центральной Европы. Нижняя часть беловатая с тёмными отметинами продольной, поперечной либо V-образной формы; интенсивность этих отметин уменьшается с запада на восток и с севера на юг. На ноге 3 пальца — два направлены вперёд и один назад. Четвёртый палец редуцирован. Полёт быстрый и прямолинейный.

Голос

Достаточно молчалив и в сравнении с другими дятлами обладает более бедным репертуаром. Обычная позывка, издаваемая в течение года — мягкое «тюк» или «тик» — ниже, чем у большого пёстрого дятла, но выше, чем у белоспинного.

При возбуждении издаёт серию аналогичных звуков — достаточно быструю, хотя и медленнее, чем таковая у большого пёстрого и среднего дятлов. В начале сезона размножения издаёт щебечущие или стрекочущие звуки, более тихие и мягкие чем у большого пёстрого дятла. Барабанят оба пола, самки в меньшей степени. Дробь больше похожа на таковую у белоспинного дятла и заметно отличается от дроби большого пёстрого дятла — она длиннее и энергичнее, напоминает автоматную очередь.

Распространение

Ареал

Область распространения — полоса хвойных и смешанных лесов Евразии от Скандинавии и Центральной Европы к востоку до Камчатки, Сахалина, Хоккайдо и Корейского полуострова. В центральных областях Европы ареал спорадичный, в основном ограничен горными районами. Небольшие популяции отмечены во французских Альпах и на западе Германии; в Греции, Македонии, Чехии, Словакии, Латвии и Литве гнездится очень редко. Несколько лучше обстоят дела в Польше — дятлы достаточно многочисленны в Карпатах и Беловежской пуще, а также в небольшом количестве гнездятся в Августовской пуще. Основной участок ареала находится на территории России, а также в Скандинавии (около 80 тыс. пар) и Финляндии (23 тыс. пар). В Казахстане гнездится лишь на крайнем востоке и юго-востоке страны в горах Тянь-Шаня и Джунгарского Алатау. В Монголии распространён к югу до южных склонов Хангая и Хэнтэя, на северо-востоке Китая к югу до Большого Хингана и провинции Хэйлунцзян, восточнее до северо-восточной части Кореи. Изолированный участок имеется на юге Китая в районе южного Ганьсу, северной и западной Сычуань, восточном и южном Цинхае и северо-западном Юньнань. К востоку от материка гнездится на Шантарских островах, Сахалине и Хоккайдо.

На севере распространён до границы древесной растительности — селится по лиственничным островам в южной части тундры, местами гнездится в заполярье. Встречается к северу в Норвегии до 70° с. ш., в Швеции до 60° с. ш., в Финляндии до 63° с. ш., на Кольском полуострове до устья Колы, в долине Печоры до 67° с. ш., на западе Сибири до района Обской губы, в бассейнах Енисея и Лены до 68° с. ш., в бассейне Индигирки до 70° с. ш., в бассейне Колымы до 68° с. ш., в долине Анадыря до 67° с. ш. Наиболее обычен в северной части ареала, но во многих местах редок.

Места обитания

Населяет зрелые хвойные и смешанные леса таёжного типа, часто угнетённые или сухостойные. В Центральной и Восточной Европе селится в горной лесистой местности в промежутке между 650 и 1900 м над уровнем моря, выбирая труднодоступные склоны, поросшие хвойными породами деревьев — елью, сосной, европейским кедром, либо полузаболоченные участки с участием ясеня и ольхи, а также дубово-грабовые рощи. На севере Европы гнездится в спелых и перестойных лесах с доминированием ели и пихты. В Сибири обычен в сплошной темнохвойной тайге и лиственничниках. Повсюду отдаёт предпочтение низинным затопляемым участкам старого леса, где имеется много больных и погибших деревьев. Нередко встречается на гарях, вырубках, по окраинам болот. В Монголии отмечен до 2300 м , в юго-восточном Тибете до 3300—4000 м над уровнем моря.

Питание

Питается насекомыми, главным образом личинками и куколками ксилофагов. Среди жуков преобладают короеды и усачи, в меньшей степени питается листоедами, златками, долгоносиками, жужелицами, пестряками, узкотелками и некоторыми другими. Из молей употребляет в пищу личинки совок, пядениц, листовёрток и древоточиц. Кроме питающихся древесиной, иногда поедает и других беспозвоночных — муравьёв, пауков, веснянок, кузнечиков, мух, пчёл, даже моллюсков. Из растительных кормов питается древесным соком, изредка употребляет в пищу ягоды рябины. Шишек не долбит.

Корм чаще всего добывает из под коры деревьев, иногда за день успевая ободрать крупную ель, где может прятаться до 10 тыс. личинок короедов. Летом также часто ловит открыто ползающих насекомых. Реже долбит гнилую древесину либо обшаривает поверхность стволов и сучьев. Если дерево не полностью очищено за раз, возвращается к нему на следующий день. После таяния снега исследует лежащие на земле сучья и покрытые мхом гнилые пни. На поверхности земли корм собирает очень редко. Кормится обычно на высоте 1—3 м от земли, отдавая предпочтение погибшим деревьям, нередко покосившимся или лежащим на боку. В гнездовой период самцы в среднем добывают корм несколько ниже самок, предпочитая пни и выбирая более крупные стволы. С другой стороны, самки иногда кормятся на живых деревьях.

Размножение

Моногамен, хотя в Германии были отмечены отдельные случаи классической полиандрии. Половая зрелость, по всей видимости, приступает к концу первого года жизни. Как и белоспинный дятел, гнездится довольно рано: откладка яиц приходится на середину или вторую половину мая, при этом на юге Европы птицы приступают к размножению на две недели раньше северных популяций. Брачное пробуждение птиц начинается с февраля и продолжается до конца мая — в этот период птицы обоих полов издают барабанную дробь и верещат. Образование пар происходит в промежутке между концом марта и началом мая; во время ухаживания самцы порхают как бабочки, вытягивают клюв, покачивают головой и взъерошивают перья на темени. Дятлы ежегодно выдалбливают новое дупло, выбирая погибшее либо изъеденное грибком дерево с подгнившей сердцевиной — как правило, это ель или другое хвойное дерево, но может быть тополь или берёза. Высота дупла от земли обычно варьирует в промежутке от 1 до 10 м, хотя известны и более высокие постройки. На долбление уходит более 5-и дней, в строительстве принимают участие обе птицы пары. Диаметр дупла 8—14 см, глубина дупла 20—35 см, диаметр летка 4— 5 см. В большинстве случаев леток направлен в южном направлении. В качестве выстилки используется лишь древесная труха.

В кладке 3—6 (редко 7) продолговатых белых яиц с гладкой блестящей скорлупой. Размеры яиц: (21—28)х(17—21) мм. Насиживание с последнего яйца; сидят обе птицы, за день сменяясь 5—6 раз. Тем не менее, в тёмное время суток в гнезде находится только самец. Голые и беспомощные птенцы появляются на свет синхронно через 11—14 дней после начала насиживания. Их выкармливают по очереди оба родителя, отрыгивая принесённую пищу из клюва в клюв. Обычно тихие и незаметные, после появления потомства дятлы становятся беспокойными и более шумными; подросшее потомство кричит, высунувшись из гнезда. В возрасте 22—26 дней птенцы покидают гнездо и начинают перепархивать, однако ещё около месяца держатся возле родителей, после чего окончательно рассеиваются. На северо-западе России слётки появляются с конца июня до середины июля.

Систематика

Издание «Handbook of the birds of the world» выделяет 5 подвидов трёхпалого дятла, не считая североамериканской популяции, чей статус ранее был повышен до самостоятельного вида. Изменчивость проявляется в варьировании соотношения чёрного и белого на разных частях оперения, в характере и степени развития тёмного и белого рисунков.

• P. t. tridactylus (Linnaeus, 1758) — Северная Европа к востоку до Уральского хребта, к югу до района Гродно, южных частей Смоленской, Московской, Тамбовской, Пензенской, Ульяновской областей. В Азии средняя и южная тайга от Южного Урала к востоку и югу до Алтая, южных склонов Хангая, Хэнтэя, Маньчжурии, долины Уссури и Сахалина.
• P. t. crissoleucus (Reichenbach, 1854) — северная тайга от Уральского хребта к востоку до долины верхнего Анадыря, долины Пенжины, северного и западного побережий Охотского моря, к югу в Западной Сибири до 57° с. ш., до района Новосибирска, северной части Восточного Саяна, северного Прибайкалья, северного Забайкалья, Станового хребта, района села Аян.
• P. t. albidior Stejneger, 1885 — Камчатка.
• P. t. alpinus C. L. Brehm, 1831 — горные районы центральной, южной и юго-восточной Европы. В Азии Тянь-Шань, северо-восточная часть Корейского полуострова и Хоккайдо.
• P. t. funebris J. Verreaux, 1870 — юго-западный Китай, Тибет.

Литература

• Естафьев А. А., Минеев Ю. Н., Кочанов С. К., Ануфриев В. М., Деметриадес К. К., Нейфельд Е. Д. Том I, часть 2. Птицы. Неворобьиные // Фауна европейского северо-востока России. — Санкт-Петербург: Наука, 1999. — 290 с. — ISBN 5-02-025945-4.
• Рябицев В. К. Птицы Урала, Приуралья и Западной Сибири: Справочник-определитель. — Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 2001. — 608 с. — ISBN 5-7525-0825-8.
• Степанян Л. С. Конспект орнитологической фауны России и сопредельных территорий. — М.: Академкнига, 2003. — 727 с.
• Mullarney, Killian; Lars Svensson; Dan Zetterström & Peter J. Grant. Птицы Европы = Birds of Europe. — United States: Princeton University Press, 2000. — 400 с. — ISBN 978-0-691-05054-6. (англ.)
• S. Cramp, K.E.L. Simmons. Vol. IV - Terns to Woodpeckers // The Birds of the Western Palearctic. — Oxford University Press, 1986. — 960 с. — ISBN 0198575076. (англ.)
• Pechacek, Peter; Klaus G. Michalek, Hans Winkler, Donald Blomqvist. [www.springerlink.com/content/y618v7j8342096x2/ Classical polyandry found in the three-toed woodpecker Picoides tridactylus] // Journal of Ornithology. — 2006. — Т. 147, № 1. — С. 112-114.DOI:10.1007/s10336-005-0026-4 (англ.)
• Winkler, Hans; Christie, David A. 2002. Family Picidae (Woodpeckers) in del Hoyo, J., Elliott, A., & Sargatal, J., eds. Volume 7: Jacamars to Woodpeckers // Путеводитель по птицам мира = Handbook of the birds of the world. — Barcelona: Lynx Edicions, 2002. — ISBN 84-87334-37-7.

Ссылки

• [www.sevin.ru/vertebrates/index.html?birds/423.html Позвоночные животные России: Трёхпалый дятел]

Отрывок, характеризующий Трёхпалый дятел

«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.