Дёлер, Теодор

Теодор Дёлер

Теодор Дёлер (в старых русских источниках иногда Дёхлер, нем. Theodor Döhler; 20 апреля 1814, Неаполь — 21 февраля 1856, Флоренция) — австрийский композитор и пианист периода романтизма.

Сын неаполитанского придворного капельмейстера. С детства учился музыке у Юлиуса Бенедикта; показал большие способности и уже в 13-летнем возрасте выступал на публичных концертах. В 1827 году переехал в Лукку, когда его отец получил там новое назначение. С 1829 по 1834 год жил в Вене, где учился игре на фортепьяно у Карла Черни и в это же время изучал композицию у Симона Зехтера. С 1834 по 1845 год с успехом концертировал в различных странах Европы, в том числе в Италии, Франции, Нидерландах, Дании, польских землях и России. В 1841 году в связи с французскими гастролями Дёлера Генрих Гейне писал в газете Allgemeine Zeitung: «Некоторые числят его последним из пианистов второго ряда, другие полагают, что из пианистов третьего ряда он первый. Играет он очень мило и изящно. Его исполнение очаровательно, демонстрирует изумительную беглость пальцев, не выказывая, однако, ни силы, ни духа. Изысканное бессилие, элегантная беспомощность, интересная бледность».

В 1845 г. в ходе одной из гастрольных поездок в Россию (вместе с Альфредо Пиатти) познакомился в Санкт-Петербурге с графиней Елизаветой Сергеевной Шереметевой (1818—1890) и влюбился в неё, однако брак оказался невозможен ввиду её высокородности. Тем не менее по возвращении в Лукку в 1846 году покровитель Дёлера, герцог Лукки Карл, даровал ему титул барона — в силу чего он смог в том же году вернуться в Россию и жениться на Шереметевой. После этого Дёлер по требованию Николая I оставил концертную деятельность и поселился с женой в Москве. В 1848 году супруги направились в Париж, где Дёлер продолжил концертировать, однако в скором времени по болезни вынужден был прекратить исполнительскую карьеру.

Дёлеру принадлежит множество фортепианных сочинений, в том числе концерт для фортепиано с оркестром Op. 7 (1836), посвящённый Марии-Луизе Пармской и записанный в 2013 году Говардом Шелли, а также опера «Танкред» (1830), впервые поставленную на сцене в 1880 году, спустя полвека.

Воспоминания жены Дёлера о нём были записаны незадолго до её смерти и опубликованы в Москве в 1901 году.

Ссылки

• Делер, Теодор // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Осянина Н. С. [erzia-museum.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=441%3Aq-q&catid=2&Itemid=17. «Здравствуй, мой прекрасный Теодор!»] // Мордовский республиканский музей изобразительных искусств им. С. Д. Эрьзи

Отрывок, характеризующий Дёлер, Теодор

– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…