Казанская церковь (Дёмино)

Церковь
Церковь Казанской иконы Божией Матери
Закрытая и уже полуразрушенная Дёминская церковь в 1960-е годы.
Страна	Россия
Село	Дёмино
Конфессия	Православие
Строитель	Купец Мокин
Строительство	1905—1907 годы
Известные насельники	Алексей Михайлович Зубарев
Состояние	Разрушена

Це́рковь Казанской иконы Божией Матери — бывший православный храм в с. Дёмино, Алтайского края, построенный в начале XX века. Была центром церковного прихода православных верующих из таких деревень как Дёмино, Туманово, Александровка, Куевада, Чегон.

История строительства

Вначале в селе Демино была не большая церковь. В связи с ростом населения Дёмино и соседних деревень, эта церковь не могла больше принимать всех прихожан. В самом начале XX века на общем сходе православные верующие Демино, в связи с большим притоком православного населения, решили построить большую церковь. Деньги на постройку и помощь вносили все жители Демино, соседних деревень и Бийские купцы. Были задействованы средства и Дёминских купцов Чиркова, Кучковского и Мокина.

Общее руководство строительством церкви взял на себя купец Мокин. За постройку церкви дёминское управление отвело ему 9 тысяч десятин земли в вершине Чегона в вечное пользование.

При строительстве церкви были привлечены лучшие мастера села, плотники и строители, которые уже отличились при строительстве домов, маслозавода, магазина и торговых лавок для купцов. Лес для постройки заготавливался в вершине Чегона, так как там, в большом количестве произрастали кондовые лиственницы. Готовили лес к постройке целых четыре года. Вначале выбрав нужные деревья, пилили их и складывали в ряды для просушки, затем на следующий год шкурили кору и снова складывали в ряды, и лишь на третий год волами и лошадьми вывозили лес в Демино.

Строительство церкви началось в 1905 г. Место под церковь выбрали в центре на возвышенности, да так что будущую церковь было видно со всех въездов в село. Планировка проводилась, конечно же, руками, пришлось перелопатить тонны земли, чтобы сделать место под церковь ровным. В раствор для фундамента добавляли куриные яйца, которые везли обозами со всей округи. Церковь строили по традиции в виде креста, так же выстроили узорчатые купола с колокольней. Крышу здания покрыли тесом, а сверху него наложили красную металлическую жесть. Внутри церковь расписали узорами. Иконостас и стены церкви был украшены красивыми иконами. Вокруг церкви были поставлены забор и в виде арки большие высокие ворота.

В Бийске нашли священника, который согласился служить в новой церкви. Ему ниже строящейся церкви построили просторный дом, с талиновой аллеей, красивой террасой и металлической крышей. За священником и его семьей из Дёмино послали 17 конных упряжек. Так священник со своей семьей и имуществом были привезены в Дёмино.

В 1907 г. строительство церкви закончилось. В день открытия церкви съехалось много народа со всей округи и г. Бийска. Из Бийска же была привезена главная икона Казанской Божьей Матери. Церковь так и была названа в честь Казанской Божьей Матери. Вся работа, от заготовки леса и постройки, требовала неимоверной силы и здоровья людей, ведь ни какой техники разуметься тогда не было, а стоит лишь себе представить, как без крана можно было сложить из тяжеленных лиственных бревен такое высокое и сложное, в архитектурном плане, здание.

Архитектурный облик храма

Церковь представляла собой классический образец крестово-купольного храма с одной главой. Северный и южный вход в храм Казанской Божией Матери был оформлен парными разорванными треугольными фронтонами. Нижняя сторона фронтонов разбита полукружиями, напоминающими закомары. Подобный образом оформлен также нижний ярус примыкающей к храму колокольни. Декоративное обрамление было выполнено и по периметру окон храма, над которыми также были устроены треугольные фронтоны. Барабаны куполов церкви и колокольни были украшены столбиками-балясинами, а самим куполам придана форма луковицы. Крыша церкви была покрыта медным листом. Местными иконописцами был расписан интерьер церкви, иконостас заполнили образы с сюжетами на темы библейской истории, как старого, так и нового письма. Храмовая икона Казанской Божией Матери была привезена из Бийска.

Работа церкви

Освещение церкви во имя Казанской Божией Матери состоялось при большом стечении народа в 1907 г.: её прихожанами в то время числились 2 392 человека. Первым предстоятелем храма стал священник из Бийска, для которого рядом с церковью одновременно выстроили дом. После его смерти приход в Дёмино возглавил священник А. М. Зубарев. По его инициативе вскоре при церкви было открыто первое учебное заведение в Дёмино – церковно-приходская школа. Обучали детей грамоте и церковной истории сам священник и Б. Е. Бегичев.

Закрытие и дальнейшая судьба здания церкви

После подписания Брестского мира 1918 г. некоторые из вернувшихся с Первой мировой войны фронтовиков Демино отказались посещать церковь. Вскоре после установления Советской власти Алексей Зубарев был вынужден бежать из села, так как он был одним из активнейших руководителей эссеров в Куяганской и Черно Ануйской волостях. В его доме была открыта школа, а затем клуб. Что касается церкви, то она продолжала работу вплоть до ВОВ. В 1930-е годы в церкви крестили детей и проводили церковные обряды. Ломать её никто не осмеливался долгое время. Лишь в конце 60-х годов в здании решили открыть школу, для этого разобрали купола, а на их месте был сооружен второй этаж. С левой стороны была сделана пристройка, на первом этаже которой был размещен спортзал. Разрушали «голову» церкви долго с большим трудом, так уж крепки были купола, построенные без единого гвоздика. Делая пристройку, местами пришлось ломать фундамент, но ломами это сделать не удалось, прочный раствор, так же как и церковь делали на века. Вскоре в Демино выстроили новую школу, а здание переоборудовали под Дом культуры, где располагались кино, библиотека, гостиница. После распада СССР здание постепенно начало приходить в опустенье и к середине 90-х годов, было совсем заброшенно, вследствие больших затрат на отопление.

В 2009 г. шел вопрос о восстановление церкви. Комиссия провела работу и признала, что строительство не выгодно из-за низкой численности современного населения села. Всего в этом году в селе проживало 229 человек, тогда когда церковь работала население только Дёмино насчитывало 1700 человек, без учета населения дёминских выселков с которыми число прихожан достигало более 2000 человек.

Источники

• Шипунов А.А. Был день вчера, есть день сегодня. Бийск. 2010.
• Воронцова З. И. Установление Советской власти на территории Алтайского района. // В предгорьях Алтая. Очерки истории и культуры.-Барнаул,1998.
• Медведев И. Ф. Медведева Т. Ф. Корни, прошлое и настоящее семьи Медведевых. Горно-Алтайск. 2011.

Отрывок, характеризующий Казанская церковь (Дёмино)

Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.