Дёмин, Лев Михайлович
Поделись знанием:
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
(перенаправлено с «Дёмин Лев Михайлович»)
Дёмин, Лев Михайлович (1 марта 1923, с. Хмелевка, Костромская область — 1 апреля 2008, Москва) — советский и российский востоковед, журналист-международник, историк.
Биография
Родился в семье служащих. Участник Великой Отечественной войны. Окончил исторический факультет Ленинградского педагогического института имени А. И. Герцена) (1949) и восточный факультет Высшей дипломатической школы МИД СССР (1954). Кандидат исторических наук (1956), доцент.
Трудовая деятельность началась в Совинформбюро (1946). В 1954—1965 он работал в посольстве СССР в Индонезии, затем до 1967 преподавал в Университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы, в 1967—1969 был корреспондентом газеты «Правда» в Индонезии. В 1970—1998 он — старший научный сотрудник Института востоковедения АН СССР. В последующем работал в Российском университете дружбы народов в качестве доцента кафедры теории и истории журналистики.
Написал более 20 книг, в том числе об Индонезии и других странах Юго-Восточной Азии и об истории России, а также сотни статей в журналах, сборниках и альманахах.
Академик РАЕН.[1] Член Союза писателей России (1993), Русского географического общества, общества «Россия — Индонезия», Общества «Нусантара».
Награждён орденом Отеч. войны 2-й степени, медалями.
Публикации
- Японская оккупация Индонезии (1942—1945 гг.). М., 1963. 235 с.
- Остров Бали. АН СССР, Институт народов Азии. М.: Наука, 1964. 304 с.
- Искусство Индонезии. М., 1965.
- Над Мерапи облака. Очерки об Индонезии. Путешествия по странам Востока. М.: Наука, 1971. 276 c.
- Малайзия экзотическая и будничная. М.: Мысль, 1971.
- Бруней. — М.: Мысль, 1973. — 56 с. — (У карты мира). — 53 000 экз. (обл.)
- О печати Индонезии: (1950—1965). Тексты лекций. М.: УДН 1977, 36 с.
- Из яванского дневника. Серия: Рассказы о странах Востока. Отв. ред. Н. А. Симония. М.: Наука, ГРВЛ. 1978. 213 с., с илл.
- На дальних островах. М.: Наука, Гл. ред. географической литературы. 1980. 183 с.
- Беньовский: Каторжник император. Исторический роман (комм. Залиловой Ч. М.). Серия: Великие авантюристы. М., 1980.
- Сахалинские записки. М., 1983.
- В дальних странствия: Рассказ о путешественниках Щербатовых. (Рассказы о странах Востока) М.: Наука, 1984, 110 с.
- составитель). Под небом Нусантары : Слово об Индонезии.[Сборник / Послесл. Н. Толмачева]; М.: Мол. гвардия, 1985.
- Сквозь туманы и штормы: (Мореплаватель Воин Андреевич Римский-Корсаков). — М.: Мысль, 1986. — 208, [16] с. — 80 000 экз. (обл.)
- Индонезия. Закономерности, тенденции, перспективы развития. М., 1987 (совместно с Друговым А. Ю. и Чуфриным Г. И.)
- Семён Дежнев. — М.: Молодая гвардия, 1990. — 336, [32] с. — (Жизнь замечательных людей. Малая серия). — 100 000 экз. (в пер.)
- С мольбертом по земному шару. Мир глазами Верещагина. М.: Мысль, 1991
- Порушенные святыни. М.: Альфа и Омега, 1996.
- Каторжник-император. Ист. роман. М.: Армада, 1998.
- Деклассированные слои в развивающихся странах Востока: (На прим. стран АСЕАН). М.: Наука, 1985, 247 с.
- Загадочный принц: Раден Салех и его время [Индонез. художник, просветитель и обществ. деятель, 1807?-1880]. М.: Наука, 1990.
- [www.centrmag.ru/book2298571.html Михаил Черниговский. Жертва ханского гнева. М.: АСТ, 2008, 480 с.]
- Глеб Белозерский: Исторический роман. М. 2003
- [www.uchebnik.com/vcd-26252-15-26511/goodsinfo.htmlСемен Дежнев — первопроходец. Ист. роман. М.: ООО Издательство АСТ, 2004, 444 c.(Золотая библиотека исторического романа)].
- Леонид Хаустов. Литературный портрет. М.: Альфа и Омега, 1996, 103 с., 600 экз. (обл.)
Напишите отзыв о статье "Дёмин, Лев Михайлович"
Примечания
- ↑ [publ.lib.ru/ARCHIVES/D/DEMIN_Lev_Mihaylovich/_Demin_L.M..html Лев Михайлович Дёмин на портале «Публичная библиотека» ]
Отрывок, характеризующий Дёмин, Лев Михайлович
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
