Гуго д’Авранш, 1-й граф Честер

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Д’Авранш, Гуго»)
Перейти к: навигация, поиск
Гуго д'Авранш
старофр. Hugh d'Avranches<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Мемориальная доска в честь Гуго д'Авранша в Авранше</td></tr>

1-й граф Честер
1071 — 1101
Предшественник: новый титул
Преемник: Ричард д'Авранш
первая креация
 
Вероисповедание: христианство
Рождение: ок. 1047
Смерть: 27 июля 1101(1101-07-27)
Честер, Чешир, Англия
Место погребения: Церковь Св. Вербурги, Честер
Отец: Ричард Гоз, виконт Авранш
Мать: Эмма де Контвиль
Супруга: Эрментруда де Клермон
Дети: Ричард д'Авранш
Незаконнорождённые:
Оттивел,
Роберт,
Гева

Гуго д’Авранш (старофр. Hugh d'Avranches; ок. 1047 — 27 июля 1101) — нормандский аристократ, соратник Вильгельма Завоевателя и один из крупнейших магнатов Англии в конце XI века. В 1071 году Гуго стал первым графом Честера и организовал из своего графства хорошо укреплённую приграничную марку, первую в системе валлийских марок Английского королевства.





Происхождение и нормандское завоевание

Гуго был сыном Ричарда Гоза, виконта Авранша в юго-западной Нормандии, и Эммы де Контевиль, сводной сестры Вильгельма Завоевателя. Земельные владения, унаследованные Гуго от своего отца, были довольно значительными и располагались в западной части Нормандского герцогства. Ещё в 1060-х годах Гуго д’Авранш вошёл в число наиболее приближённых к Вильгельму Завоевателю рыцарей и предоставил 60 кораблей для организации перевозки нормандской армии в 1066 году в Англию. Однако сам Гуго в нормандском завоевании не участвовал: он стал одним из лиц, которым было поручено управление герцогством во время отсутствия Вильгельма. После коронации Вильгельма королём Англии, Гуго получил крупные земельные владения в Средней Англии, которые сделали его одним из наиболее богатых магнатов Англо-нормандской монархии.

Граф Честер и войны в Уэльсе

В 1071 году король Вильгельм присвоил Гуго д’Авраншу титул графа Честера и передал ему практически всю территорию Чеширского графства (за исключением владений церкви). Этот акт не имел себе равных в ранне-нормандской Англии в двух аспектах: во-первых, в отличие от подавляющего большинства других северофранцузских рыцарей, наделённых земельными владениями в Англии, лен Гуго д’Авранша представлял собой крупную компактную территорию, напоминающую феодальные княжества континентальной Европы; а во-вторых, Чешир был выведен из административно-судебной системы королевства и превращён в автономную область с собственными судебными органами и особыми привилегиями — палатинат. Причины, по которому эта территория получила совершенно исключительное положение в стране, заключались в том, что Вильгельм Завоеватель планировал создать на основе Чешира главную оборонительную базу на границе с валлийскими королевствами и плацдарм для покорения Уэльса.

Деятельность Гуго д’Авранша в качестве графа Честера была посвящена созданию оборонительной системы на границе с северным Уэльсом. Благодаря активному строительству крепостей, раздаче ленов нормандским рыцарям и использованию денежных средств и людских ресурсов своих среднеанглийских владений, Гуго превратил Чешир в хорошо укреплённую приграничную марку, охранявшую подступы из северного Уэльса на территорию Англии. Более того, Гуго начал планомерное наступление на соседнее кельтское королевство Гвинед. В серии военных кампаний, в которых особенно отличился его двоюродный брат Роберт Рудланский, бо́льшая часть северного Уэльса была завоёвана нормандцами. Граница Англии была отодвинута до реки Конуи. В 1081 году в плен был захвачен король Гвинеда Грифид ап Кинан, который был помещён под арест в Честерский замок. Роберт Рудланский получил от короля Вильгельма завоёванные североваллийские земли в лен. В 1086 году Гуго получил от короля поместье Уэстон. После смерти Роберта в 1088 году территория от Клуида до Конуи вошла в состав владений Гуго д’Авранша.

В 1094 году в результате бегства Грифида ап Кинана и восстания в Гвинеде значительная часть завоеваний была потеряна. В 1098 году Гуго д’Авранш в союзе с Гуго Монтгомери, графом Шрусбери, попытался вновь отвоевать Гвинед. Англо-нормандская армия высадилась на Англси и заставила короля Грифида ап Кинана бежать в Ирландию. Однако на помощь валлийцам прибыл флот норвежского короля Магнуса III, который атаковал английский отряд в проливе Менай. Граф Шрусбери был убит, а войска Гуго д’Авранша вынуждены были покинуть Англси. В следующем году в Гвинед вернулся Грифид ап Кинан, который восстановил свою власть над Северным Уэльсом.

Наследование

В конце жизни Гуго д’Авранш очень сильно растолстел, так, что практически не мог ходить. За это он получил прозвище «Гуго Толстый». Валлийцы звали его Hugh Flaidd (валл. Гуго Волк).

Гуго был женат на Эрментруде де Клермон, дочери Гуго, графа де Клермон-ан-Бовези, от которой имел одного сына, Ричарда, наследовавшего отцу в качестве 2-го графа Честер в 1101 году.

Гуго д’Авранш также имел нескольких незаконнорождённых детей, материнство которых установить не удалось. Среди них известны:

См. также

Напишите отзыв о статье "Гуго д’Авранш, 1-й граф Честер"

Литература

  • Poole, A. I. From Domesday Book to Magna Carta. — Oxford, 1955.
  • Stenton, F. Anglo-Saxon England. — Oxford, 1971.

Ссылки

  • [www.thepeerage.com/p21588.htm#i215871 Гуго д’Авранш, 1-й граф Честер на сайте The Complete Peerage]  (англ.)
  • [patp.us/genealogy/conq/avranche.aspx Гуго д’Авранш]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Гуго д’Авранш, 1-й граф Честер


Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.