д’Антркасто, Жозеф Антуан де Брюни

Жозеф Антуан де Брюни Д’Антркасто
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Жозеф Антуан де Брюни, шевалье д’Антркасто (фр. Antoine Raymond Joseph de Bruni d'Entrecasteaux; 8 ноября 1737 — 21 июля 1793, Тихий океан) — французский мореплаватель, который в поисках пропавшей экспедиции Лаперуза исследовал побережье Австралии.

Жизнь и карьера

Д’Антркасто родился в 1737 году в Экс-ан-Прованс. Он учился в иезутиской школе, и хотел стать членом этого ордена, но вмешался отец и в 1754 году отдал его во флот. Во время Семилетней войны служил на корабле «Ла Минерва», приняв участие в сражении при Минорке. Дальнейшая его флотская карьера не ознаменовалась какими-либо примечательными событиями.

В 1785 году д’Антркасто был назначен командующим французской эскадрой в Ост-Индии, и открыл новый путь в Кантон через Зондский пролив и Молуккские острова, которым можно было пользоваться в сезон юго-восточных муссонов. Впоследствии он был назначен губернатором французской колонии Маврикий.

В поисках Лаперуза

В сентябре 1791 года Национальное Учредительное собрание Франции решило отправить экспедицию на поиски Лаперуза, о котором не было никаких вестей с момента его последней корреспонденции из Ботанического залива в марте 1788 года. Командиром экспедиции был назначен д’Антркасто. Он переименовал собственное судно в «Надежду», а приданный фрегат — в «Поиск».

Экспедиция покинула Брест 28 сентября 1791 года, Д’Антркасто был перед этим произведён в контр-адмиралы. Он планировал добраться до Австралии и внимательно осмотреть побережье вплоть до Тасмании, после чего, пройдя к северу от Новой Зеландии, отправиться к архипелагу Тонга. Однако когда 17 января 1792 года экспедиция прибыла в Столовую бухту Кейптауна, то стало известно, что английский капитан Хантер на одном из островов Адмиралтейства видел людей в форме французских моряков, подававших ему сигналы, но не смог подойти к берегу из-за сильного волнения. Д’Антркасто решил отправиться прямо туда.

20 апреля 1792 года корабли бросили якорь у берегов Тасмании. В течение пяти недель французские моряки тщательно исследовали побережье и составили его гидрографическое описание.

28 мая 1792 года корабли отплыли в Тихий океан. 17 июня они достигли острова Пен, откуда повернули на север, двигаясь вдоль западного побережья Новой Каледонии. Затем они миновали Соломоновы острова, прошли проливом Святого Георгия между островами Новая Ирландия и Новая Британия, и 28 июля увидели юго-восточные берега Островов Адмиралтейства. После трёхдневных поисков Д’Антркасто решил, что услышанные в Кейптауне слухи были ложными, и корабли ушли к острову Амбон для пополнения запасов.

Покинув Амбон 14 октября, Д’Антркасто отправился к юго-западной Австралии, чтобы следовать первоначальному плану и в поисках Лаперуза тщательно осмотреть южное побережье континента. Там, будучи в опасном для плаванья районе, корабли 12 декабря попали в шторм и были сильно повреждены. Сумев сделать необходимый ремонт, 18 декабря корабли отправились в Большой Австралийский залив, однако на пустынном побережье отсутствовали источники воды, и 4 января 1793 года Д’Антркасто был вынужден направиться прямиком к Тасмании; если бы не это — он бы сделал те географические открытия, которые несколько лет спустя совершили Джордж Басс и Мэтью Флиндерс. 22 января корабли достигли Тасмании, и провели там пять недель, производя необходимый ремонт, пополняя запасы и давая отдых командам.

28 февраля Д’Антркасто отплыл к Островам Дружбы, миновав по пути Новую Зеландию и острова Кермадек. На островах Дружбы выяснилось, что туземцы хорошо помнят Джеймса Кука и Уильяма Блая, но ничего не слышали о Лаперузе. Экспедиция вернулась к Новой Каледонии, откуда отправилась в поисках Лаперуза на север. 21 июля 1793 года Жозеф Антуан де Брюни д’Антркасто скончался от цинги, и был похоронен в море недалеко от берегов Новой Бретани.

Новый начальник экспедиции принял решение плыть в Сурабаю. Там члены экспедиции узнали о революции во Франции и, чтобы корабли не достались республиканскому правительству, они были 18 февраля 1794 года переданы голландским властям. После заключения в 1802 году Амьенского мира документы экспедиции были доставлены во Францию и опубликованы. Позже место гибели фрегатов Лаперуза на острове Поиск (д`Антркасто открыл и назвал его в честь своего фрегата, но не осмотрел) обнаружил капитан Жюль Себастьен Дюмон-Дюрвиль.

Источники

• Edward Duyker & Maryse Duyker, Bruny d’Entrecasteaux: Voyage to Australia and the Pacific 1791—1793, Miegunyah/Melbourne University Press, Melbourne, 2001, pp. xliii, pp. 392, ISBN 0-522-84932-6 (2006, ISBN 0-522-85232-7).
• Edward Duyker, Citizen Labillardière: A Naturalist’s Life in Revolution and Exploration (1755—1834), Miegunyah/Melbourne University Press, Melbourne, 2003, pp. 383, ISBN 0-522-85010-3 (2004, ISBN 0-522-85160-6).
• Hélène Richard, Le voyage de d’Entrecasteaux à la recherche de Lapérouse, Editions du Comité des travaux Historiques et Scientifiques, Paris, 1986.
• Ж.Блон «Великий час океанов». Т.2 «Тихий» — М, «Мысль», 1980
• Чуковский Н. К. "Водители фрегатов" ISBN 978-5-08-004585-1

Отрывок, характеризующий Д’Антркасто, Жозеф Антуан де Брюни

Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.