Д’Антркасто (бронепалубный крейсер)
Бронепалубный крейсер «Д’Антркасто» (фр. D'Entrecasteaux) — бронепалубный крейсер-стационер I класса французского флота, построенный в 1890-х годах. Предназначался для колониальной службы. Имел нестандартную для французского флота компоновку и состав вооружения, более близкий к британским бронепалубным крейсерам.
Содержание
Конструкция
Корпус
Силовая установка
При выборе силовой установки для нового крейсера конструкторы проявили повышенную консервативность. Хотя французский флот уже успешно эксплуатировал водотрубные котлы, для «Д’Антркасто» предпочли цилиндрические огнетрубные котлы с весьма скромными характеристиками. Их вес уже тогда считался чрезмерным, а надёжность на полном ходу низкой. Поэтому выбор этих котлов подвергся резкой критике в печати. Однако проектировщики имели определённые причины для консерватизма. «Д’Антркасто» предназначался для колониальной службы, где кораблю предстояло совершать длительные переходы на умеренной скорости, при которой цилиндрические котлы зарекомендовали себя как весьма экономичные. Они были менее требовательны к качеству котельной воды и уровню подготовки кочегаров, что считалось важным фактором для службы вдали от метрополии. Наконец, специалисты арсенала в Сайгоне хорошо знали конструкции котлов именно такого типа.
Нормальный запас топлива составлял 603 тонны угля. На скорости 10 узлов его должно было хватить на 5638 миль. На полном ходу нормальный запас заканчивался за 1250 миль хода. Максимальный запас топлива при использовании резервных угольных ям доходил до 950 тонн. на испытаниях на максимальную скорость, проходивших 23 декабря 1898 года крейсера показал среднее значение в четырёх пробегах 19,1 узла.
Бронирование
Защита крейсера обеспечивалась прежде всего броневой палубой. Её скосы опускались на 2 метра ниже ватерлинии. Выше неё располагались коффердам шириной 1 метр и ячеистые водонепроницаемые отсеки, заполненные целлюлозой.
Вооружение
Главный калибр «Д’Антркасто» включал в себя два 240-мм орудия образца 1893 года с длиной ствола 40 калибров, размещённые в одноорудийных башнях в носу и корме. Это были самые тяжёлые орудия когда-либо устанавливавшиеся на французских крейсерах. Выбор необычного для крейсеров калибра объяснялся тем, что предполагалось применение «Д’Антркасто» против туземных укреплений, а также малых броненосцев. В таких обстоятельствах крупный калибр выглядел предпочтительнее скорострельных пушек. Орудия весили по 22 800 кг и стреляли 144-килограммовыми снарядами с начальной скоростью 815 м/с. С принятием на вооружение более тяжёлого снаряда весом 177 кг, начальная скорость упала до 800 м/с.
Стремясь обеспечить возможность ведения стрельбы при сильном волнении, конструкторы постарались поднять башни главного калибра повыше. Высота оси носового 240-мм орудия составила 9,39 м над ватерлинией, для кормового эта величина составила 8,58 м. Сами башни имели типично французскую конструкцию. Они были полностью уравновешены, поворот осуществлялся с помощью электрогидравлического привода. Имелся также резервный ручной привод. Боезапас составлял 85 снарядов на орудие — 25 стальных бронебойных, 30 чугунных, снаряженных порохом и 30 чугунных, снаряженных мелинитом. Расчёт орудия состоял из 11 человек, из них шестеро находились в башне.
Второй калибр крейсеров был представлен 12-ю 138,6-мм орудиями образца 1893 года. Это была вполне современная скорострельная пушка с длиной ствола 45 калибров. Орудие весило 4465 кг и стреляло снарядами весом 30 кг, с начальной скоростью 770 м/с. С принятием на вооружение более тяжёлых снарядов весом 35 кг, начальная скорость уменьшилась до 730 м/с. От более ранней модели 1891 года орудие отличалось утяжелённым стволом и раздельным заряжанием. Последнее было введено в связи с жалобами комендоров на чрезмерный вес унитарного патрона. Скорострельность достигала 5 выстрелов в минуту. Восемь таких орудий располагались в казематах на главной палубе. Их сравнительно низкое расположение затрудняло использование на волнении. Ещё четыре 138,6-мм орудия располагались на спардеке.
Противоминная артиллерия состояла из обычного для французских кораблей набора 47-мм и 37-мм скорострельных пушек производства фирмы «Гочкисс» (фр. Hotchkiss et Cie). 47-мм пушка с длиной ствола 40 калибров, весила 237 кг и стреляла полуторакилограммовым снарядом с начальной скоростью 610 м/с. 37-мм орудие с длиной ствола 35 калибров весило 35 килограммов и стреляло снарядом весом 0,455 кг с начальной скоростью 402 м/с. Хотя уже во время постройки «Д’Антркасто» было ясно, что эти калибры слишком слабы против заметно выросших в размерах миноносцев, французский флот лишь в начале 1900-х годов перешёл на 65-мм противоминный калибр.
Служба
«Д’Антркасто» был заложен в сентябре 1894 года в Ла-Сене, на частной верфи Forges et Chantiers de la Mediterranee. На воду крейсер спустили 12 июня 1896 года, а в строй он вступил 15 февраля 1899 года. Во время Первой мировой войны нёс эскортную службу в Индийском океана, затем действовал на Средиземном море в качестве войскового транспорта. В 1919 году крейсер стал учебным кораблём. В 1922 году списан и подарен ВМС Бельгии и служил там блокшивом. Поскольку в 1926 году бельгийские ВМС были расформированы, корабль в 1927 году был продан Польше где использовался польскими ВМС как плавучая казарма и учебное судно ORP «Bałtyk» («Балтик»). В 1939 году захвачен немцами и в 1942 году разделан на металл.
Оценка проекта
С учётом предъявляемых на момент заказа требований, конструктору А. Лаганю удалось создать достаточно удачный корабль. По вооружению и бронированию он на момент создания проекта превосходил почти любого из своих одноклассников и был быстроходнее, чем почти любой более сильный корабль, который он мог встретить в дальневосточных водах. Однако длительность постройки в сочетании с быстрым прогрессом в военном кораблестроении привели к тому, что ко времени ввода в строй «Д’Антркасто» успел устареть. Рост мощи иностранных флотов, в частности японского, требовал посылки в случае конфликта подкреплений из Европы. Но это обесценивало саму идею флагмана колониального флота. Сам крейсер уже уступал по боевым возможностях ряду японских кораблей. Назревающий же конфликт в Европе между Антантой и Тройственным союзом вызывал необходимость сосредоточения всех французских сил в отечественных водах. Однако здесь «Д’Антркасто» был неспособен догнать более слабых противников и также не мог сражаться с менее быстроходными.
| Сравнительные ТТХ бронепалубных крейсеров конца XIX века[2][3] | |||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Характеристики |  «Хоук»[4] |
 «Диана» |
 «Герта» |
«Хайфлайер» |
 «Такасаго»[5] |
 «Д’Антркасто»[6] | |
| Годы строительства | 1889—1893 | 1896—1901 | 1896—1898 | 1897—1899 | 1896—1898 | 1894—1899 | |
| Водоизмещение, т | 7700 | 6731 | 5660 | 5690 | 5260 | 7995 | |
| Длина между перпендикулярами, м | 118 | 122 | 109 | 113 | 118 | 117 | |
| Энергетическая установка, л. с. | 12 000 | 11 600 | 10 000 | 10 000 | 15 500 | 14 500 | |
| Скорость, узлов | 20 | 19 | 19 | 20 | 22,5 | 19,2 | |
| Запас угля нормальный/полный, т | /1250 | 800/1070 | 500/950 | /1100 | /1000 | 650/980 | |
| Артиллерийское вооружение | 2 × 234-мм 10 × 152-мм 12 × 57-мм |
8 × 152-мм 24 × 75-мм 8 × 37-мм 2 × 63,5-мм |
2 × 210-мм 8 × 150-мм 10 × 88-мм 10 × 37-мм |
11 × 152-мм 9 × 76-мм 6 × 47-мм |
2 × 203-мм 10 × 120-мм 12 × 76-мм 6 × 42-мм |
2 × 240-мм 12 × 138-мм 12 × 47-мм 6 × 37-мм | |
| Бортовой залп | 2 × 234-мм 5 × 152-мм 6 × 57-мм |
5 × 152-мм 12 × 75-мм |
2 × 210-мм 4 × 150-мм 5 × 88-мм |
6 × 152-мм 5 × 76-мм |
2 × 203-мм 5 × 120-мм 6 × 76-мм |
2 × 240-мм 6 × 138-мм | |
| Экипаж, чел. | 544 | 570 | 477 | 450 | 425 | 559 | |
Стало очевидно, что сама концепция большого бронепалубного крейсера является несостоятельной и после ряда сомнительных опытов французский флот перешёл к строительству полноценных броненосных крейсеров.
Напишите отзыв о статье "Д’Антркасто (бронепалубный крейсер)"
Примечания
- ↑ Все характеристики приведены по Ненахову Ю. Ю. Указ. Соч. С. 205.
- ↑ Ненахов Ю. Ю. Энциклопедия крейсеров 1860—1910. — Минск: Харвест, 2006. — С. 191—192. — ISBN 5-17-030194-4.
- ↑ Новиков В., Сергеев А. Богини Российского флота. «Аврора», «Диана», «Паллада» — с. 11
- ↑ Ненахов Ю. Ю. Энциклопедия крейсеров 1860—1910. — Минск. — С. 177—179.
- ↑ Ненахов Ю. Ю. Энциклопедия крейсеров 1860—1910. — С. 273.
- ↑ Ненахов Ю. Ю. Энциклопедия крейсеров 1860—1910. — С. 205.
Литература
- Ненахов Ю. Ю. Энциклопедия крейсеров 1860—1910. — Минск: Харвест, 2006. — ISBN 5-17-030194-4.
- Якимович Д.Б. Крейсер-стационер 1-класса «Д’Антркасто» // Морская коллекция. — 2010. — № 3.
- Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1860—1905. — London: Conway Maritime Press, 1980. — ISBN 0-85177-133-5.
- Новиков В., Сергеев А. Богини Российского флота. «Аврора», «Диана», «Паллада». — М.: Коллекция; Яуза; ЭКСМО, 2009. — 128 с. — ISBN 978-5-699-33382-0.
| ||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Д’Антркасто (бронепалубный крейсер)
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.
В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
