Купер, Ди Би

Д. Б. Купер
Фоторобот Д. Б. Купера, сделанный ФБР в 1972 году
Место атаки	над Портлендом (Орегон, США)
Цель атаки	Авиалайнер Boeing 727
Дата	24 ноября 1971 года 14:58—20:13 PST
Способ атаки	Угон самолёта
Оружие	бомба
Погибшие	0
Раненые	0
Число террористов	1
Террористы	Д. Б. Купер
Организаторы	Д. Б. Купер
Число заложников	35
Заложники	29 пассажиров и 6 членов экипажа

Рейс 305 Northwest Airlines
Boeing 727-51 авиакомпании Northwest Airlines, идентичный захваченному
Общие сведения
Дата	24 ноября 1971 года
Время	14:58—20:13 PST
Характер	Угон самолёта
Причина	Требование выкупа
Место	близ Сиэтла (Вашингтон, США) — место, где Д. Б. Купер выпрыгнул из самолёта
Координаты	45°57′ с. ш. 122°39′ з. д.45.950° с. ш. 122.650° з. д. / 45.950; -122.650    — примерное место приземления Д. Б. Купера
Погибшие	0
Раненые	0
Воздушное судно
Модель	Boeing 727-51
Авиакомпания	Northwest Airlines
Пункт вылета	Международный аэропорт Портленд, Портленд (Орегон, США)
Остановки в пути	Международный аэропорт Сиэтл/Такома, Сиэтл (Вашингтон, США)
Пункт назначения	Международный аэропорт Рино-Тахо, Рино (Невада, США)
Рейс	NW305
Бортовой номер	N467US
Дата выпуска	9 апреля 1965 года (первый полёт)
Пассажиры	30
Экипаж	6
Выживших	36 (все)

Д. Б. Купер (англ. D. B. Cooper), также Дэн Купер (англ. Dan Cooper) — преступник, угнавший 24 ноября 1971 года авиалайнер Boeing 727-51 авиакомпании Northwest Airlines (рейс NW305 Портленд—Сиэтл), получивший выкуп $ 200 000 и скрывшийся после этого, оставшись неизвестным. Он выпустил пассажиров, заставил пилотов взлететь и выпрыгнул с парашютом примерно в 50 километрах на северо-восток от Портленда (Орегон, США). Дальнейшая его судьба достоверно неизвестна.

В июле 2016 года ФБР официально приостановило расследование дела, убрав его из разряда активных.

Самолёт

Boeing 727-51 (регистрационный номер N467US, заводской 18803, серийный 137) был выпущен в 1965 году (первый полёт совершил 9 апреля). 22 апреля того же года был передан авиакомпании Northwest Airlines. Оснащён тремя двигателями Pratt & Whitney JT8D-1.

Экипаж

Состав экипажа рейса NW305 был таким:

• Командир воздушного судна (КВС) — 51-летний Уильям А. Скотт (англ. William A. Scott). Очень опытный пилот, проработал в авиакомпании Northwest Airlines 20 лет.
• Второй пилот — Уильям «Билл» Дж. Ратазак (англ. William «Bill» J. Rataczak).
• Бортинженер — Гарольд Е. Андерсон (англ. Harold E. Anderson).

В салоне самолёта работали три стюардессы:

• Элис Хэнкок (англ. Alice Hancock) — старшая стюардесса,
• Тина Муклоу (англ. Tina Mucklow), 22 года.
• Флоренс Шаффнер (англ. Florence Shaffner), 23 года.

Хронология событий

Угон самолёта

В среду 24 ноября 1971 года, перед Днём благодарения в США, человек под именем Дэн Купер сел на борт авиалайнера Boeing 727-51 борт N467US. Он сел в конце самолёта на место 18C.

Через 8 минут после того, как самолёт вылетел из Портленда (в 14:50), Купер передал записку стюардессе Флоренс Шаффнер, которая сидела на откидном кресле, присоединённом к двери в хвостовой части самолёта. Она подумала, что Купер даёт ей свой номер телефона, поэтому положила записку себе в карман. Но он наклонился ещё ближе и сказал: Мисс, вам лучше взглянуть на записку. У меня бомба. В конверте была записка со следующим содержанием: «У меня бомба в портфеле. Я использую её, если посчитаю необходимым. Я хочу, чтобы вы сели рядом со мной. Ваш самолёт угнан».

Записка содержала требования о предоставлении $ 200 000 в 20-долларовых непомеченных купюрах и двух наборов парашютов. В ней также содержались инструкции, как должны быть доставлены парашюты с деньгами на самолёт с угрозой взорвать его в случае несоблюдения требований. Было принято решение сотрудничать с Д. Б. Купером. Стюардесса должна была выяснить, настоящая ли бомба. Почувствовав это, он открыл портфель на мгновение, чтобы стюардесса смогла увидеть красные цилиндры, большую батарею и провода, которые убедили её в том, что бомба настоящая. Д. Б. Купер попросил передать пилотам, чтобы самолёт не приземлялся до того, как требования будут выполнены. Она вернулась обратно в кабину и передала «просьбу» пилотам.

Освобождение пассажиров в обмен на условия

В 17:24 УВД аэропорта Портленда передало, что требования Купера будут выполнены. Он разрешил пилотам посадить самолёт в международном аэропорту Сиэтл/Такома в Сиэтле (штат Вашингтон). Рейс 305 приземлился в 17:39. Затем Купер приказал пилотам рулить самолёт на отдалённую секцию гудронированного шоссе и погасить огни в кабине, чтобы снайперы не могли видеть происходящее в ней. Купер потребовал от УВД Сиэтла послать человека с деньгами и четырьмя парашютами к самолёту без сопровождения. Служащий доставил деньги и парашюты через дверь в хвостовой части самолёта. Затем Купер отпустил всех пассажиров и двух стюардесс — Элис Хэнкок и Флоренс Шаффнер. КВС, второй пилот, бортинженер и стюардесса Тина Муклоу не были отпущены.

В ФБР были озадачены планами Купера и его запросом на четыре парашюта. Также агенты были озадачены, был ли на борту его сообщник или парашюты были предназначены для членов экипажа, которые оставались на борту. До этого в истории никто ни разу не пытался прыгнуть с парашютом из угнанного коммерческого самолёта. В то время как самолёт находился на дозаправке, чиновник федерального управления гражданской авиации, который хотел объяснить Куперу последствия воздушного пиратства, подошёл к двери самолёта и спросил разрешение Купера зайти на борт самолёта. Тот мгновенно отклонил запрос чиновника. Угонщик подозрительно отнёсся к дозаправке, она всё ещё не была закончена, хотя прошло уже 15 минут. Он выступил с угрозами взорвать самолёт, из-за чего команда заправщиков оперативно попыталась ускорить, а затем завершила процесс дозаправки.

Обратно в небеса, прыжок

После дозаправки, тщательной проверки выкупа и парашютов, переговоров и оценки планов полёта Купер разрешил пилотам взлететь примерно в 19:40. Во время взлёта Купер попросил стюардессу Тину Муклоу, которая до этого сидела с ним, идти в кабину и оставаться там. Спустя некоторое время в кабине экипаж заметил вспышку индикатора о том, что Купер попытался открыть дверь. Экипаж начал замечать изменения давления воздуха в кабине. Купер открыл хвостовую дверь и выпрыгнул из самолёта. С этого момента его больше никто не видел.

ФБР полагает, что его прыжок был совершён в 20:13 над юго-западной частью штата Вашингтон, потому что трап хвостовой части в это время отклонился, скорее всего, под весом Купера. В то время как Купер выпрыгнул, самолёт проходил через зону сильной грозы, отгороженный от любых источников света с земли покровом облаков. Вследствие плохой видимости прыжок не был замечен истребителями F-106 ВВС США, сопровождавшими самолёт.

Предполагалось, что он приземлился на юго-востоке, около озера Мервин, в 48 километрах севернее Портленда в штате Орегон (45°57′ с. ш. 122°39′ з. д.45.950° с. ш. 122.650° з. д. / 45.950; -122.650   ). Через 2,5 часа после вылета из Сиэтла, примерно в 22:15, рейс NW305 благополучно приземлился в Рино (штат Невада) с опущенным задним трапом. Аэропорт и взлётная полоса были окружены агентами ФБР и местной полицией. После связи с пилотами было установлено, что Купер исчез. Агенты ФБР поднялись на борт самолёта, чтобы найти хоть какую-то оставленную улику. Они восстановили несколько отпечатков пальцев и нашли два из четырёх парашютов. Тщательное прочесывание местности, где предположительно должен был приземлиться Купер, не дало результатов. Купер найден не был, равно как и его портфель с бомбой, деньги и два других парашюта. Люди, с которыми Купер взаимодействовал на борту самолёта и на земле, были допрошены для составления фоторобота.

По состоянию на 2009 год, ФБР утверждает, что рисунок представляет собой точное подобие Купера, потому что многие лица, опрошенные одновременно в разных местах, дали практически идентичные описания.

Варианты дальнейшей судьбы угонщика

Через три недели после угона рейса NW305 в редакцию газеты «Los-Angeles Times» пришло письмо следующего содержанияК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан):

Я вовсе не современный Робин Гуд. К несчастью, мне осталось жить лишь четырнадцать месяцев. Угон самолёта был для меня самым быстрым и выгодным способом обеспечить последние дни своей жизни. Я ограбил авиакомпанию не потому, что считал такой шаг романтическим или героическим. Ради подобных глупостей я никогда не пошёл бы на такой огромный риск. Я не осуждаю людей, которые ненавидят меня за мой поступок, не осуждаю и тех, кто хотел бы видеть меня пойманным и наказанным, тем более что этого никогда не произойдёт. Я не сомневался, что меня не поймают. Я уже несколько раз летал на различных маршрутах. Я не собираюсь залегать на дно в каком-нибудь старом, затерянном в лесной глуши городишке. И не подумайте, что я психопат: за свою жизнь я не получил даже штрафа за неправильную парковку.

Однако многие сомневались, что письмо было написано действительно Купером, а не каким-то шутником, считая, что Купер погиб при прыжке, упав в реку.

В 1980 году отец и сын Гарольд (англ. Harold Ingram) и Брайан Ингрэмы (англ. Brian Ingram) нашли на берегу реки Колумбия-ривер к северо-западу от Портленда пачку старых выцветших 20-долларовых купюр, предположительно принесённых течением сверху, с севера. Всего они нашли $ 6000.

Эксперты сверили их серийные номера с номерами банкнот, выданных Куперу, и подтвердили, что это часть добычи Купера. Для многих это послужило доказательством того, что Купер действительно погиб.

Последствия

Вопросы безопасности

После случая с Д. Б. Купером все самолёты Boeing 727 были снабжены несложным устройством, которое, отклоняясь под действием набегающего потока воздуха, во время полёта препятствует открытию выхода в хвостовой части. Это устройство получило название «лопатка Купера».

Дальнейшая судьба самолёта

Boeing 727-51 борт N467US после захвата продолжил эксплуатироваться авиакомпанией Northwest Airlines. 6 июня 1978 года с б/н N838N был куплен авиакомпанией Piedmont Airlines, от которой сдавался в лизинг авиакомпаниям «United Technologies» (с 1 декабря 1982 года по 1 мая 1983 года), «Flight Dynamics» (с 1 мая 1983 года по сентябрь 1984 года) и Key Airlines (с сентября 1984 года по май 1985 года). В мае 1985 года был списан и разделан на металлолом.

Д. Б. Купер в массовой культуре

• Благодаря широкой известности и необычности, дело Д. Б. Купера вошло в национальную культуру США, найдя отражение в кинематографе, литературе и музыке. Отсылки к этим событиям встречаются в таких телесериалах, как «Во все тяжкие» «Побег», «Кости», «Склад 13», «4исла», «Воздействие».
• Сюжет ряда произведений, как в приключенческой комедии «Трое в каноэ», строится на поиске денег Купера.
• В ежедневном комиксе «Dilbert» Скотта Адамса персонаж Догберт демонстрирует в своём «музее странного и удивительного» останки Д. Б. Купера: торчащие из земли человеческие ноги и раскрытый парашютный ранец, из которого выглядывает зонтик для коктейлей. Догберт сопровождает демонстрацию комментарием: «Он понял, что не стоит пользоваться парашютом, если его тебе дали люди, которых ты только что ограбил».
• Д. Б. Купер - фамилия и инициалы агента ФБР Дейла Бартоломео Купера, одного из ключевых персонажей телесериала «Twin Peaks».

Ссылки

• [aviation-safety.net/database/record.php?id=19711124-0 Описание происшествия на Aviation Safety Network]

Отрывок, характеризующий Купер, Ди Би

– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.