Учительное евангелие

«Учительное Евангелие» — сборник извлечений и сокращений из бесед Иоанна Златоуста, Кирилла Александрийского и других авторов на воскресные евангельские чтения, составленный, по-видимому, Константином Преславским в конце IX века.

Структура сборника

Сборник открывается предисловием и, предшествующей ему, стихотворной «азбучной молитвой», представляющей собой первый в славянской литературе памятник искусственной поэзии.

После этого идут беседы, расположенные в богослужебно-годовом порядке недель, начиная с недели Пасхи и заканчивая неделей Ваий. При составлении сборника автор пользовался уже готовыми сокращениями на греческом языке, которые переводил дословно. Каждая беседа имеет вступление и заключение, авторство которых (а так же авторство 42 беседы целиком) приписывается Константину Преславскому.

В синодальной рукописи после бесед следуют «сказание церковное» (объяснение церковного устройства и литургии по патриарху Герману) и «историкии» (хронологическая статья).

Сохранившиеся рукописные экземпляры

Синодальная рукопись

В 1836 г. В. М. Ундольский кратко описал открытую незадолго до этого К. Ф. Калайдовичем в синодальной библиотеке рукопись «Учительного Евангелия» XIII века. Её подробное исследование сделано А. В. Горским и К. И. Невоструевым.

Кодекс Дечанского монастыря

Эта рукопись была обнаружена в 1857 году в Дечанском монастыре А. Ф. Гильфердингом, служившим в то время консулом России в Боснии и Герцоговине.

Текст на листах этого экземпляра написан двумя разными почерками. На листе 161 есть запись, говорящая о том, что рукопись создана писцом по имени Драгоман в 1286 году в правление сербского короля Стефана Уроша, по повелению архиепископа Иакова, поставленного в том же году. На листе 162 есть запись, сообщающая, по-видимому, имя второго писца: «Писахь я Вукь месеца мая въ 4 днъ… (далее размазано)». Заставка на первом листе и инициалы выполнены киноварью и жёлтой и голубой красками в балканском стиле.

Эта рукопись поступила в Императорскую публичную библиотеку в 1868 году в составе собрания А. Ф. Гильфердинга. Её описание, с филологической точки зрения, сделано И. В. Ягичем.

Другие рукописи

В 1890 году А. В. Михайлов открыл в Венской придворной библиотеке ещё один, на этот раз — сербский, список XIV века.

Более поздние русские списки «Учительного Евангелия» сохранились в большом количестве.

Первопечатные книги

В XVI—XVII веках «Учительное Евангелие» получило широкое распространение в Речи посполитой и Русском царстве, выдержав несколько изданий. С другой стороны, произведение постоянно встречало крайне негативную характеристику православных духовных властей. После восстановления киевской митрополии её глава — Иов Борецкий, на соборе 1625 года вынес решение о несоответствии его православному канону, следовании его католической традиции и составил список «ошибок» «Евангелия Учительного». В соответствии с решением Киевской митрополии, оно было признано в Москве сочинением папистическим и царским указом его было приказано уничтожать.

Хронология первых изданий «Учительного Евангелия»:

• 1569 год. Иван Фёдоров и Пётр Мстиславец издают «Учительное Евангелие» в типографии в Заблудове.
• 1595 год. Выходит в свет издание типографии братьев Мамоничей.
• 1619 год. Кирилл Транквиллион-Ставровецкий издает «Учительное Евангелие» в Рохманове.
• 1637 год. Произведение издаётся в типографии Киево-Печерской лавры.
• Примерно в это же время в своей типографии его издаёт Бурцов-Протопопов.
• 1680 год. Василий Гарабурда выпускает издание в типографии в Вильне.
• 1697 год. Выходит в свет издание Могилёвской братской типографии.

Литература

• Учительное Евангелие // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Учительное евангелие

– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.