Евангелион (робот)

Евангелион (яп. エヴァンゲリオン Эвангэрион) (сокращённо — «Ева») — человекоподобные биомеханические роботы из одноименных аниме-сериала и манги «Евангелион», а также созданной по ним медиафраншизы. Название данных роботов происходит от «Евангелие» и выбрано автором потому, что звучало замысловато. Согласно сюжету, данные роботы выступают основным оружием в войне против загадочных созданий, «Ангелов», по неизвестным причинам регулярно атакующих планету. Изначально управление данными роботами доступно лишь немногим четырнадцатилетним подросткам, называемым «Детьми», однако, позднее разрабатывается и способный их заменить псевдопилот. В 2009 году, косплей Евангелиона-01 полностью воспроизводящий внешний вид робота, стал маскотом Комикета-76.

Дизайн

Дизайн Евангелионов был создан дизайнером Икуто Ямаситой. Режиссёр сериала Хидэаки Анно потребовал от него робота, похожего на демона они, гиганта, едва подчиняющегося человеку. По его словам, под образом «робота-монстра» скрывается не столько робот, сколько гигантский человек. В итоге, дизайн робота стал напоминать книгу о Гулливере. Ради своих идей по дизайну Ямисите пришлось отказаться от планов, в которых робот одним своим видом уже показывал свои силу и величие. Однако он признает, что, возможно, это было не то, что от него ожидал режиссёр, а дизайн вызвал множество споров среди создателей.

Описание

Согласно сюжету, Евангелионы или «Серия Ева» (яп. エヴァシリーズ Эва сири-дзу) представляют собой клоны прародителя Ангелов, Адама. Система же управления построена на технологии переноса личности в органический компьютер, использованной также при создании суперкомпьютеров Маги. Отдельные Евангелионы не имеют собственных названий и различаются по порядковым номерам. Подобно Ангелам, Евангелионы способны применять AT-поле, представляющее собой некий барьер, практически непроницаемый для обычного оружия и позволяющее проникать сквозь вражеское AT-поле. Данная возможность позволяет Евам эффективно противостоять Ангелам.

Разработки Евангелионов были начаты институтом Gehirn, и первые неудачные образцы попали на свалку за десять лет до событий, описанных в сериале. В ходе разработки Евы-01 внутри неё погибла одна из разработчиков, Юи Икари, чей сын позднее стал пилотом данного Евангелиона. Официально это было названо несчастным случаем, хотя ходили слухи, что Юи была убита своим мужем. Её душа осталась заключенной внутри Евы и в трудных ситуациях помогала своему сыну. Позднее, в ходе одного из экспериментов с Евой-02, сошла с ума и в итоге повесилась другая ученая, Кёко Цеппелин Сорью. Её дочь также стала пилотом соответствующего Евангелиона. О каких-либо происшествиях во время создания Евы-00 в сериале не сообщается. На момент начала сериала и манги были завершены три Евангелиона — Ева-00, Ева-01 и Ева-02. После расформирования института Gehirn его работы с Евангелионами были продолжены институтом Nerv.

Евангелионы представляют собой крайне дорогое оружие, ремонт двух экземпляров которого способен разорить целую страну. При их запуске отслеживается состояние «берсерка» (яп. 暴走 бо:со:), при котором Евы выходят из-под контроля. Броня на них предназначена для сдерживания их силы. Но несмотря на такие предосторожности, Евы всё равно иногда впадают в состояние берсерка, и на практике броня Евы-01 оказалась неспособной сдержать её. Во время боя Евангелионы потребляют большое количество электроэнергии, поставляемой им по специальному питающему кабелю. Также они имеют внутренние батареи. В зависимости от режима потребления, данных батарей хватает от одной до пяти минут боя; в режиме поддержания жизнедеятельности — более чем на шестнадцать часов. Также изучался S2-двигатель, используемый как источник энергии Ангелами. Однако, его установка в Еву-01 в конце сериала была расценена как богохульство. В бою Евангелионы, помимо собственного AT-поля, используют также различное холодное и огнестрельное оружие. Также, при необходимости, они могут использовать дополнительное защитное снаряжение, позволяющее Евангелионам, например, погружаться в жерло вулкана.

Для управления Евангелионом его пилот должен обладать способностью к так называемой синхронизации со своим роботом. Согласно сюжету, на это способны лишь некоторые четырнадцатилетние подростки, называемые «Детьми». При этом, на уровень синхронизации с Евангелионом влияют как способности пилота, так и некие «Personal pattern» (яп. パーソナルパターン Па:сонару Пата-н) (в русском переводе — «Матрицы личности»), сходство которых позволяет пилоту сохранять свою синхронизацию неизменной при смене Евы. Теоретически, каждый из пилотов может пилотировать любую Еву и в одной из серий пилота Евы-01 назначали резервным пилотом Евы-02. Реально, однако, Евангелион может не принять непонравившегося ему пилота. Позднее был также разработан псевдопилот, имитирующий мыслительные процессы пилота, послужившего ему основой. Хотя данная технология не позволяла оцифровать сердце и душу, она дала возможность управлять Евангелионом без участия живого пилота. Однако, использовать псевдопилот удалось всего один раз и при повторной попытке он был отвергнут Евангелионом.

С выходом полнометражного мультфильма The End of Evangelion образ Евангелионов перетерпел некоторые изменения. В оригинальном сериале под «Серией Ева» подразумевались Евангелионы как таковые. В The End of Evangelion, однако, данным термином стали обозначаться промышленные образцы Евангелионов, используемые организацией Seele. Одновременно с этим было объявлено, что Евангелион-01 является клоном прародительницы человечества, Лилит, и Юи Икари намеренно переселилась внутрь него. Также в полнометражном фильме была показана душа Кёко Цеппелин Сорью, обитающая в Еве-02.

Прототипы и тестовые Евангелионы

Евангелионы-предшественники

23-й эпизод раскрывает что Nerv сделал несколько дюжин неудачных попыток создать работающий Евангелион. Останки этих неудачных Ев спрятаны на одном из нижних уровней штаб-квартиры Nerv. У них у всех оранжевая головная броня (на остальной части скелета брони нет в принципе). У первого существа-прототипа показано пять глаз-камер. У большинства этих бракованных Ев органические части давно сгнили, оставив не более чем бронированные головы, соединенные с хребтом, иногда с неполным набором конечностей. Многие из этих скелетов крайне деформированные, что свидетельствует о том, что их первоначальный облик был устрашающе неправильным.

Вырезанная режиссёрская версия 23-го эпизода расширяет эту тему. В оригинальной версии, бракованные прототипы Ев лежали на большом пустом полу, останки их конечностей были тщательно прилажены к позвоночникам и остальным частям тела, а вокруг останков нанесен контур соответствующий тому, какое бы положение занимала Ева, если бы была целой. Когда Синдзи говорит, что это должно быть что-то вроде «кладбища» для Ев, Рицуко говорит, что это всё не настолько сложно, и не более чем «свалка» для выброшенных прототипов. Режиссёрская версия показывает эту «свалку» более четко: оставшиеся части тела десятков неудачных Ев беспорядочно свалены в серии сточных ям в земле.

В The End of Evangelion, в то время, когда Мисато везет Синдзи к Еве, можно увидеть множество бракованных Ев, подвешенными вертикально за головы. Головы сами по себе демонстрируют большое количество различных вариаций лицевого строения, иногда выглядя почти как человеческие черепа. На других кадрах можно видеть метки отличий позвоночника человека (такие как 3-6 шейные позвонки).

Имитационные тела

Три незавершенных Евангелиона хранятся в секции Прибноу в штаб-квартире Nerv. Они лишены брони, ног и ядер, и имеют многочисленные кабели выходящие из шеи вместо голов. Эти машины были в конечном итоге инфицированы одиннадцатым Ангелом, Ируилом. Возможно, это вторично используемые забракованные ранние модели, но они появляются только в одном эпизоде и подробности их устройства неизвестны.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

«Evangelion: 1.0 You Are (Not) Alone» показывает, что в тренировочном стрелковом симуляторе используется имитационное тело, в отличие от аниме или манги, где показана Ева-01 с присоединенным снаряжением для симуляции. Это имитационное тело, как представляется, состоит из фрагментов скелета и нервной системы Евангелиона, но без каких-либо фактических средств перемещения.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Прототипы Евангелионов

Первые две Евы являются прототипами и предназначаются, в первую очередь, для продолжения исследований и экспериментов Nerv. На протяжении всего сериала Nerv в конкуренции с Seele старается всеми силами сохранить свою монополию на Ев, из-за личных интересов командующего Икари.

Евангелион-00

Евангелион-00 (яп. エヴァンゲリオン零号機 Эвангэрион Дзэрого:ки, Евангелион, машина № 0) — первый успешный прототип Евангелиона. При вариативном прочтении кандзи, возможен вариант названия «Рэйгоки», которое намекает на его пилота.

Пилот: Первое Дитя, Рей Аянами.
Резидентная душа: Статус неизвестен.
Внешность: Внешний вид шлема аналогичен неудачным предшественникам, то есть имеет два отверстия в верхней части. Имеет один красный глаз-камеру на лице (как у циклопа) и похожую структуру зелёного цвета на темени; помимо неё, на темени присутствует «заглушка», прикрывающая второе отверстие. Играют ли какую-либо роль эти устройства на голове, не объясняется. Собственные глаза Евангелиона в сериале не показаны. Пасть Евы, предположительно, заблокирована броней, так как ни разу за сериал не открывается. Ева-00 - единственная из оригинальных Ев, которая не была показана хотя бы частично без своей брони (Ева-02 была показана в The End of Evangelion, а части Евы-01 - множество раз в сериале). Броня первоначально окрашена в оранжевый цвет, как и у предыдущих прототипов. После серьёзных повреждений в бою с Ангелом Рамиилом, заменена на аналогичную броне Ев-01 и 02 и перекрашена в синий с белыми светящимися полосами (в манге некоторые части оранжевой брони остаются). Несмотря на то, что обновление брони Евы-00 сделало её похожей на последующие Евангелионы, всё ещё остаются некоторые различия и ограничения. Плечевые «крылья», добавленные к броне Евы-00 (которые также присутствуют на Еве-01 и 02), содержат реактивные двигатели, как показано в 11-м эпизоде во время боя с 9-м Ангелом, Маториилом. Поскольку это только прототип, Ева-00 не может использовать оборудование Д-типа.
Произведен в Токио-3.
Операции: Находясь в нём Рей самостоятельно уничтожила 15-го и 16-го Ангелов, участвовала в уничтожении 5-го, 9-го и 10-го Ангелов и была побеждена в боях с 13-м и 14-м Ангелами.
Уничтожен. В бою с 16-м Ангелом, Алмисаилом, чтобы прикончить Ангела, Рей запускает самоуничтожение.

Данная Ева два раза приходила в состояние бешенства на тестовых запусках, это были тестовые запуски с Аянами Рей и Синдзи Икари. Оба раза она планомерно пыталась разрушить комнату наблюдения с находящимися людьми в ней.

В Evangelion: 1.0 You Are (Not) Alone к оранжевой окраске Евангелиона-00 добавляются белые участки, бедра и предплечья почти полностью становятся серого цвета.

Евангелион-01

Евангелион-01 (яп. エヴァンゲリオン初号機 Эвангэрион Сёго:ки, Евангелион, первая машина) — тестовый прототип Евангелиона, предназначенный для контактного эксперимента.

Пилот: Третье Дитя, Синдзи Икари.
Резидентная душа: Юи Икари.
Внешность: Броня преимущественно окрашена в фиолетовый цвет, с элементами кислотно-зелёного, светло-синего, оранжевого и чёрного. Зелёные и оранжевые участки слабо светятся в темноте. Видимых глаз-камер нет, используются оба собственных глаза Евангелиона, пасть свободно открывается. Отличительные черты — длинный острый подбородок и рог на шлеме (которые придают Еве откровенно зловещий вид, некоторые персонажи замечают, что Ева-01 похожа на демона). Нагрудные броневые пластины имеют уникальный дизайн. Гуманоидная сущность под броней имеет светло-коричневую кожу, два зелёных четырёхзрачковых глаза, четыре маленькие ноздри, расположенные полукругом, и красную кровь.
Произведен в Токио-3.
Операции: Находясь в нём Синдзи самостоятельно уничтожил 4-го и 17-го Ангелов и участвовал в совместных операциях против 5-го, 7-го, 8-го, 9-го, 10-го и 16-го Ангелов. В бешенстве Евангелион-01 самостоятельно уничтожил 3-го, 12-го и 14-го Ангелов, 13-й Ангел убит под управлением псевдопилота. Откровенных поражений на счету Евы-01 нет.

В отличие от прочих Евангелионов, происходит от Лилит. Данный Евангелион двигался без энергии по крайней мере три раза за весь сериал. В 19-м эпизоде Ева-01 после уничтожения Ангела поглотила тело Ангела и его S²-двигатель, а затем успешно взаимодействовала с ним. Помимо этого Ева-01 также успешно работала даже в отсутствие пилота или псевдопилота — например, в первой серии она самостоятельно защищала Синдзи от падающей балки. Данная Ева особо ценится Гэндо, вплоть до готовности пожертвовать всеми остальными. Во время комплементации Ева-01 оказалась центром Удара, но вынесла это, как и хотела Юи Икари.

В манге, в отличие от сериала Евангелион-01 имеет собственную личность и пытается выдавать себя за Юи Икари. Кроме того, Рей и данный Евангелион вступают в телепатический контакт, во время которого она заставляет его сбросить личину Юи. Однако, как и в сериале, он также несёт в себе душу Юи, которая пробуждается после того как Синдзи, видя истинный облик Евы, зовёт на помощь свою маму.

В Evangelion: 1.0 You Are (Not) Alone Евангелион-01 получил больше зелёных участков, а интенсивность их свечения была усилена. Нож и его механизм хранения также переделаны, но в большинстве своём броня не изменилась. Во время его боя с Сакиилом примечания на экранах указывают, что Сакиил имеет тип крови «Blue 04» (англ. Синий 04) (так как он четвёртый Ангел), а Ева-01 тип крови «Blue A*», вероятно это указание на происхождение Евангелионов от Ангелов. Самусиил и Рамиил идентифицированы как имеющие тип крови «Blue 05» и «Blue 06», соответственно. Во время боя с Самусиилом, собственная кожа Евангелиона была показана более светлой, чем в сериале.

Промышленные модели Евангелионов

Евангелион-02

Евангелион-02 (яп. エヴァンゲリオン弐号機 Эвангэрион Ниго:ки, Евангелион, машина № 2) — первая полностью функционирующая боевая модель Евы.

Пилот: Второе Дитя, Аска Лэнгли.
Резидентная душа: Кёко Цеппелин.
Внешность: Броня преимущественно окрашена в красный цвет, белая полоса вокруг шлема, жёлто-чёрные руки. Рот Евангелиона свободно открывается. Головная броня имеет две подвижные части «забрала», одна прикрывает челюсти и нижнюю пару глаз, вторая — верхнюю пару глаз. Эти пластины навесные и могут сдвигаться, открывая и закрывая собой глаза Евангелиона. Между пластинами установлены четыре зелёных круглых камеры-глаза, дублирующих собственные глаза Евангелиона. Имеет скрытое оружие — многоствольную пушку, которая стреляет дробью из игл. Механизм действия забрал можно увидеть во время подводной части боя с Гагиилом. Ева-02 имеет синюю кровь, что можно увидеть в бою с 14-м Ангелом Зеруилом, когда он отрубает Еве руки. У Евангелиона-02 коричневая кожа и оранжевые четырёхзрачковые глаза, это можно увидеть, когда его разрывают на части серийные Евангелионы.
Произведён в немецком отделении Nerv, доставлен в Японию флотом ООН (флагман флота — «Over the rainbow»).
Операции: Находясь в нём, Аска самостоятельно уничтожила 8-го Ангела, участвовала в совместных операциях против 6-го, 7-го, 9-го, 10-го и 12-го Ангелов и была побеждена 13-м, 14-м и 15-м Ангелами.
Уничтожен перед началом Третьего удара серийными Евангелионами.

Ева-02 один раз продемонстрировала возможность работы без энергии — в The End of Evangelion, после того, как сели её батареи, она вместе с Аской продолжала тянуться к серийным Евам. К тому моменту они обе были серьёзно ранены и ни на что большее их не хватило. В двух случаях был зарегистрирован необыкновенно высокий уровнь синхронизации Евангелиона-02: в бою с 6-м Ангелом Гагиилом, когда в капсуле находились двое пилотов, и под контролем 17-го Ангела Табриса.

Ева-02 кратко показана в рекламном ролике Evangelion: 2.0 You Can (Not) Advance после завершения первого фильма серии. Её десантируют с гигантского самолёта, и видно, что у Евы появились пара маленьких рожек на шлеме и ещё пара рожек на скулах у рта.

Евангелион-03

Евангелион-03 (яп. エヴァンゲリオン参号機 Эвангэрион Санго:ки, Евангелион, машина № 3) — вторая боевая модель Евангелиона.

Пилот: Четвёртое Дитя, Тодзи Судзухара; в фильмах серии Rebuild of Evangelion — Второе Дитя, Сикинами Аска Лэнгли.
Резидентная душа: Неизвестны.
Внешность: Слабо отличается от первой промышленной модели. Евангелион-03 имеет нетипичный цвет брони — очень тёмный, близкий к чёрному, тёмно-синий цвет и бело-розовые светящиеся полосы. Оба глаза и пасть Евангелиона не блокированы. Голова имеет странную «хищную» форму — верхушка головы сильно скруглена, а челюсть и шея непропорционально увеличены в размерах.
Произведён во 2-м отделении Nerv (Nerv-01) в Массачусетсе, США, доставлен в Японию транспортным самолётом.
Уничтожен в 18-й серии. При транспортировке Евангелион-03 был инфицирован и во время тестового запуска взят под контроль 13-м Ангелом. Безвозвратно уничтожен Евангелионом-01 под управлением псевдопилота.

Евангелион-03 показан в ролике ко второму фильму серии Rebuild of Evangelion. Как и предыдущие Евангелионы, он почти не изменился.

Евангелион-04

Евангелион-04 (яп. エヴァンゲリオン四号機 Эвангэрион Ёнго:ки, Евангелион, машина № 4) — третья боевая модель Евы с пробной установкой S² двигателя. Не появлялась в сериале.

Пилот, резидентная душа. Неизвестны.
Внешность. Фактически идентична модели 03. Согласно материалам Gainax модель окрашена в серебряный цвет, с чёрными и красными деталями.
Произведён в 3-ем отделении Nerv (Nerv-02) в Неваде, США.
Уничтожен вместе со всем невадским отделением Nerv при невыясненных обстоятельствах, скорее всего связанных с пробным запуском S²-двигателя (возможно, саботаж). Не установлено, был ли робот активирован или нет.

Другие промышленные модели

Согласно словам Мисато в 22-м эпизоде, изначально планировалось, что Ева-05 и Ева-06 будут более-менее продолжать производственную модель использованную для Ев 02-04. Тем не менее, когда Seele начал производство серийных моделей Ев 05-13, эти планы были свернуты. Незаконченные изначальные Евы-05 и 06 были разобраны на запчасти для ремонта Евы-00 и 02 после их битвы с Ангелом Зеруилом. Продолжая традицию японских названий для Евангелионов, Ева-05 и 06 должны были стать «Гогоки» и «Рокугоки», соответственно.

Серийные Евангелионы

Для выполнения своей основной задачи Seele создает девять идентичных друг другу Евангелионов (модели 05-13).

Пилоты: Неизвестны, в The End of Evangelion показаны вставленные в каждого из роботов капсулы с надписями «Kaworu» и порядковым номером.
Резидентные души и матрицы личности: Неизвестны.
Внешность: Роботы имеют одинаковое строение и преимущественно окрашены в белый цвет. Физическое строение отличается от оригинальных Ев, они уже в плечах и груди и шире в бёдрах. Но самое сильное различие — это складные деформирующиеся крылья, обладающие силой, достаточной для свободного полёта, и головы, которые, в отличие от человекообразных голов оригиналов, выпрямлены и сглажены, наподобие китовых. Длинные челюсти, выраженные мускулы-губы, длинные серые языки и множество слюны. У них нет видимых глаз. Кроме того, у них нет креплений над плечами и усиленной брони на грудной клетке. В качестве основного оружия используют репликанты Копья Лонгиния. Ведут себя подобно животным — демонстрируют невероятную жестокость, когда окружают побеждённую Еву-02 с воздуха таким образом, как это делают грифы-падальщики, и разрывают её на части.
Места производства не уточняются.
Уничтожены в процессе Комплементации. В The End of Evangelion серийные Евы играют значительную роль в осуществлении ритуала, приводящего к Третьему удару и комплементации по сценарию Seele. Они участвуют в нём, взаимодействуют с Евангелионом-01 и его пилотом, формируют Дерево Сефирот, а затем совершают самоубийства, проткнув свои ядра копьями-репликантами. После Третьего Удара они падают замертво на Землю.

Все серийные Евы используют S² двигатели как источники энергии, благодаря чему обладают полной мобильностью и неограниченным сроком действия. Они могут полностью восстановиться, несмотря на серьезные повреждения без регенерации.

Имеют AT-поле, так как были посланы в бой с Евой-02. Также AT-поля серийных Ев были зарегистрированы после построения дерева Сефирота.

Связанные события

В апреле 2010 года сайт Yahoo! Japan провел опрос среди фанатов на тему того, хотят ли они увидеть бюст Евангелиона в натуральную величину, и если да, то какой именно Евангелион должен быть взят за основу. В первом опросе с большим отрывом лидировал ответ «да» (97 % голосов). Во втором — Евангелион-01 (78 % голосов). На вопрос о том, что следует прокричать перед Евангелионом, большинство ответило «я — пилот Евы-01, Икари Синдзи!» (36 % голосов). Спустя месяц было анонсировано создание павильона, содержащего бюст Евангелиона-01 в натуральную величину, и воспроизводящего сцену, в которой главный персонаж сериала Синдзи Икари впервые видит Еву. Также был доступен макет контактной капсулы Евангелиона в натуральную величину, где за определенную плату можно будет сфотографировать и иные аттракционы. В общей сложности, стоимость павильона планировалась равной 150 миллионам иен (около 1,6 миллионов долларов). Площадь — 1460 м². 15 июля завершенный бюст Евангелиона был представлен прессе, и 23 июля состоялось открытие павильона. На 19 марта 2011 года также планировался показ бюста Евангелиона-02 в режиме «Зверя» в момент его встречи с Синдзи. Однако, землетрясение 2011 года привело к отсрочке проекта.

В апреле 2010 года было заявлено, что владельцы авторских прав на сериал выступят спонсором команды «apr (ja)» выступающей в классе GT300 в чемпионате Super GT, команда дебютировала в третьем заезде. Ранее эта команда, возглавляемая Хирото Канэсо, выигрывала гонку четыре раза. Как было заявлено, машина команды Toyota Corolla Axio должна была получить уникальный логотип «Eva Racing» и раскраску, повторяющую раскраску Евангелиона-01. Позднее также был открыт набор частных спонсоров, которые в зависимости от взноса делились на «серебряных» (двенадцать тысяч иен), «золотых» (тридцать тысяч иен) и «черных» (пятьдесят тысяч иен). Сделавшим наибольший взнос «черным» вручались календари, а также фигурки пилотов Евангелионов 00 и 02, Рей Аянами и Сорью Аски Лэнгли, в форме «королев трассы». Помимо этого, сделавшие взнос получали возможность наблюдать за гонками, а также пропуск в паддок.

Во время дебюта в первых числах мая одежда гонщиков Коки Саги и Косукэ Мацуры повторяла контактный комбинезон пилота Евангелиона-01,Синдзи Икари. Одежда же «королев трассы» Ноа Мидзутани и Юны Тибы повторяла контактные комбинезоны пилотов Евангелионов 00 и 02 Рей и Аски. Также, в команду «королев трассы» входила модель Тэруми Идзуми с косплеем героини «Rebuild of Evangelion», Мари Илластриэс Макинами. В своем первом квалификационном заезде команда заняла четырнадцатое место. Сам же заезд команда завершила на девятом месте. В следующем месяце команда заняла восьмое место как в квалификационном, так и в основном заездах. В пятом заезде, состоявшемся в июле, команда поднялась до второго места в квалификационном заезде и третьего места в самой гонке. Наконец, в шестом заезде, команда заняла девятое место в квалификационном заезде и не финишировала в гонке. В восьмом заезде (седьмой был отменен из-за тайфуна) команда заняла 15 место в квалификационном заезде и 19 в основном.

Ссылки

• [www.gainax.co.jp/anime/eva/mecha.html Краткое официальное описание Евангелионов] (яп.). Gainax. Проверено 15 марта 2009. [www.webcitation.org/65c5RL3Vh Архивировано из первоисточника 21 февраля 2012].

См. также

• Боевой робот

Отрывок, характеризующий Евангелион (робот)

Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.


Когда княжна Марья взошла в комнату, князь Василий с сыном уже были в гостиной, разговаривая с маленькой княгиней и m lle Bourienne. Когда она вошла своей тяжелой походкой, ступая на пятки, мужчины и m lle Bourienne приподнялись, и маленькая княгиня, указывая на нее мужчинам, сказала: Voila Marie! [Вот Мари!] Княжна Марья видела всех и подробно видела. Она видела лицо князя Василья, на мгновенье серьезно остановившееся при виде княжны и тотчас же улыбнувшееся, и лицо маленькой княгини, читавшей с любопытством на лицах гостей впечатление, которое произведет на них Marie. Она видела и m lle Bourienne с ее лентой и красивым лицом и оживленным, как никогда, взглядом, устремленным на него; но она не могла видеть его, она видела только что то большое, яркое и прекрасное, подвинувшееся к ней, когда она вошла в комнату. Сначала к ней подошел князь Василий, и она поцеловала плешивую голову, наклонившуюся над ее рукою, и отвечала на его слова, что она, напротив, очень хорошо помнит его. Потом к ней подошел Анатоль. Она всё еще не видала его. Она только почувствовала нежную руку, твердо взявшую ее, и чуть дотронулась до белого лба, над которым были припомажены прекрасные русые волосы. Когда она взглянула на него, красота его поразила ее. Анатопь, заложив большой палец правой руки за застегнутую пуговицу мундира, с выгнутой вперед грудью, а назад – спиною, покачивая одной отставленной ногой и слегка склонив голову, молча, весело глядел на княжну, видимо совершенно о ней не думая. Анатоль был не находчив, не быстр и не красноречив в разговорах, но у него зато была драгоценная для света способность спокойствия и ничем не изменяемая уверенность. Замолчи при первом знакомстве несамоуверенный человек и выкажи сознание неприличности этого молчания и желание найти что нибудь, и будет нехорошо; но Анатоль молчал, покачивал ногой, весело наблюдая прическу княжны. Видно было, что он так спокойно мог молчать очень долго. «Ежели кому неловко это молчание, так разговаривайте, а мне не хочется», как будто говорил его вид. Кроме того в обращении с женщинами у Анатоля была та манера, которая более всего внушает в женщинах любопытство, страх и даже любовь, – манера презрительного сознания своего превосходства. Как будто он говорил им своим видом: «Знаю вас, знаю, да что с вами возиться? А уж вы бы рады!» Может быть, что он этого не думал, встречаясь с женщинами (и даже вероятно, что нет, потому что он вообще мало думал), но такой у него был вид и такая манера. Княжна почувствовала это и, как будто желая ему показать, что она и не смеет думать об том, чтобы занять его, обратилась к старому князю. Разговор шел общий и оживленный, благодаря голоску и губке с усиками, поднимавшейся над белыми зубами маленькой княгини. Она встретила князя Василья с тем приемом шуточки, который часто употребляется болтливо веселыми людьми и который состоит в том, что между человеком, с которым так обращаются, и собой предполагают какие то давно установившиеся шуточки и веселые, отчасти не всем известные, забавные воспоминания, тогда как никаких таких воспоминаний нет, как их и не было между маленькой княгиней и князем Васильем. Князь Василий охотно поддался этому тону; маленькая княгиня вовлекла в это воспоминание никогда не бывших смешных происшествий и Анатоля, которого она почти не знала. M lle Bourienne тоже разделяла эти общие воспоминания, и даже княжна Марья с удовольствием почувствовала и себя втянутою в это веселое воспоминание.
– Вот, по крайней мере, мы вами теперь вполне воспользуемся, милый князь, – говорила маленькая княгиня, разумеется по французски, князю Василью, – это не так, как на наших вечерах у Annette, где вы всегда убежите; помните cette chere Annette? [милую Аннет?]
– А, да вы мне не подите говорить про политику, как Annette!
– А наш чайный столик?
– О, да!
– Отчего вы никогда не бывали у Annette? – спросила маленькая княгиня у Анатоля. – А я знаю, знаю, – сказала она, подмигнув, – ваш брат Ипполит мне рассказывал про ваши дела. – О! – Она погрозила ему пальчиком. – Еще в Париже ваши проказы знаю!
– А он, Ипполит, тебе не говорил? – сказал князь Василий (обращаясь к сыну и схватив за руку княгиню, как будто она хотела убежать, а он едва успел удержать ее), – а он тебе не говорил, как он сам, Ипполит, иссыхал по милой княгине и как она le mettait a la porte? [выгнала его из дома?]
– Oh! C'est la perle des femmes, princesse! [Ах! это перл женщин, княжна!] – обратился он к княжне.
С своей стороны m lle Bourienne не упустила случая при слове Париж вступить тоже в общий разговор воспоминаний. Она позволила себе спросить, давно ли Анатоль оставил Париж, и как понравился ему этот город. Анатоль весьма охотно отвечал француженке и, улыбаясь, глядя на нее, разговаривал с нею про ее отечество. Увидав хорошенькую Bourienne, Анатоль решил, что и здесь, в Лысых Горах, будет нескучно. «Очень недурна! – думал он, оглядывая ее, – очень недурна эта demoiselle de compagn. [компаньонка.] Надеюсь, что она возьмет ее с собой, когда выйдет за меня, – подумал он, – la petite est gentille». [малютка – мила.]
Старый князь неторопливо одевался в кабинете, хмурясь и обдумывая то, что ему делать. Приезд этих гостей сердил его. «Что мне князь Василий и его сынок? Князь Василий хвастунишка, пустой, ну и сын хорош должен быть», ворчал он про себя. Его сердило то, что приезд этих гостей поднимал в его душе нерешенный, постоянно заглушаемый вопрос, – вопрос, насчет которого старый князь всегда сам себя обманывал. Вопрос состоял в том, решится ли он когда либо расстаться с княжной Марьей и отдать ее мужу. Князь никогда прямо не решался задавать себе этот вопрос, зная вперед, что он ответил бы по справедливости, а справедливость противоречила больше чем чувству, а всей возможности его жизни. Жизнь без княжны Марьи князю Николаю Андреевичу, несмотря на то, что он, казалось, мало дорожил ею, была немыслима. «И к чему ей выходить замуж? – думал он, – наверно, быть несчастной. Вон Лиза за Андреем (лучше мужа теперь, кажется, трудно найти), а разве она довольна своей судьбой? И кто ее возьмет из любви? Дурна, неловка. Возьмут за связи, за богатство. И разве не живут в девках? Еще счастливее!» Так думал, одеваясь, князь Николай Андреевич, а вместе с тем всё откладываемый вопрос требовал немедленного решения. Князь Василий привез своего сына, очевидно, с намерением сделать предложение и, вероятно, нынче или завтра потребует прямого ответа. Имя, положение в свете приличное. «Что ж, я не прочь, – говорил сам себе князь, – но пусть он будет стоить ее. Вот это то мы и посмотрим».
– Это то мы и посмотрим, – проговорил он вслух. – Это то мы и посмотрим.
И он, как всегда, бодрыми шагами вошел в гостиную, быстро окинул глазами всех, заметил и перемену платья маленькой княгини, и ленточку Bourienne, и уродливую прическу княжны Марьи, и улыбки Bourienne и Анатоля, и одиночество своей княжны в общем разговоре. «Убралась, как дура! – подумал он, злобно взглянув на дочь. – Стыда нет: а он ее и знать не хочет!»
Он подошел к князю Василью.
– Ну, здравствуй, здравствуй; рад видеть.
– Для мила дружка семь верст не околица, – заговорил князь Василий, как всегда, быстро, самоуверенно и фамильярно. – Вот мой второй, прошу любить и жаловать.
Князь Николай Андреевич оглядел Анатоля. – Молодец, молодец! – сказал он, – ну, поди поцелуй, – и он подставил ему щеку.
Анатоль поцеловал старика и любопытно и совершенно спокойно смотрел на него, ожидая, скоро ли произойдет от него обещанное отцом чудацкое.
Князь Николай Андреевич сел на свое обычное место в угол дивана, подвинул к себе кресло для князя Василья, указал на него и стал расспрашивать о политических делах и новостях. Он слушал как будто со вниманием рассказ князя Василья, но беспрестанно взглядывал на княжну Марью.
– Так уж из Потсдама пишут? – повторил он последние слова князя Василья и вдруг, встав, подошел к дочери.
– Это ты для гостей так убралась, а? – сказал он. – Хороша, очень хороша. Ты при гостях причесана по новому, а я при гостях тебе говорю, что вперед не смей ты переодеваться без моего спроса.
– Это я, mon pиre, [батюшка,] виновата, – краснея, заступилась маленькая княгиня.
– Вам полная воля с, – сказал князь Николай Андреевич, расшаркиваясь перед невесткой, – а ей уродовать себя нечего – и так дурна.
И он опять сел на место, не обращая более внимания на до слез доведенную дочь.
– Напротив, эта прическа очень идет княжне, – сказал князь Василий.
– Ну, батюшка, молодой князь, как его зовут? – сказал князь Николай Андреевич, обращаясь к Анатолию, – поди сюда, поговорим, познакомимся.
«Вот когда начинается потеха», подумал Анатоль и с улыбкой подсел к старому князю.
– Ну, вот что: вы, мой милый, говорят, за границей воспитывались. Не так, как нас с твоим отцом дьячок грамоте учил. Скажите мне, мой милый, вы теперь служите в конной гвардии? – спросил старик, близко и пристально глядя на Анатоля.
– Нет, я перешел в армию, – отвечал Анатоль, едва удерживаясь от смеха.
– А! хорошее дело. Что ж, хотите, мой милый, послужить царю и отечеству? Время военное. Такому молодцу служить надо, служить надо. Что ж, во фронте?
– Нет, князь. Полк наш выступил. А я числюсь. При чем я числюсь, папа? – обратился Анатоль со смехом к отцу.
– Славно служит, славно. При чем я числюсь! Ха ха ха! – засмеялся князь Николай Андреевич.
И Анатоль засмеялся еще громче. Вдруг князь Николай Андреевич нахмурился.
– Ну, ступай, – сказал он Анатолю.
Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.
– Ведь ты их там за границей воспитывал, князь Василий? А? – обратился старый князь к князю Василью.
– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один на один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему , соблазнителю, эту историю. Теперь этот он , настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.
Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем.
Несмотря на то, что Анатоль в женском обществе ставил себя обыкновенно в положение человека, которому надоедала беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие, видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Bourienne то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.
Общество после чаю перешло в диванную, и княжну попросили поиграть на клавикордах. Анатоль облокотился перед ней подле m lle Bourienne, и глаза его, смеясь и радуясь, смотрели на княжну Марью. Княжна Марья с мучительным и радостным волнением чувствовала на себе его взгляд. Любимая соната переносила ее в самый задушевно поэтический мир, а чувствуемый на себе взгляд придавал этому миру еще большую поэтичность. Взгляд же Анатоля, хотя и был устремлен на нее, относился не к ней, а к движениям ножки m lle Bourienne, которую он в это время трогал своею ногою под фортепиано. M lle Bourienne смотрела тоже на княжну, и в ее прекрасных глазах было тоже новое для княжны Марьи выражение испуганной радости и надежды.
«Как она меня любит! – думала княжна Марья. – Как я счастлива теперь и как могу быть счастлива с таким другом и таким мужем! Неужели мужем?» думала она, не смея взглянуть на его лицо, чувствуя всё тот же взгляд, устремленный на себя.
Ввечеру, когда после ужина стали расходиться, Анатоль поцеловал руку княжны. Она сама не знала, как у ней достало смелости, но она прямо взглянула на приблизившееся к ее близоруким глазам прекрасное лицо. После княжны он подошел к руке m lle Bourienne (это было неприлично, но он делал всё так уверенно и просто), и m lle Bourienne вспыхнула и испуганно взглянула на княжну.
«Quelle delicatesse» [Какая деликатность,] – подумала княжна. – Неужели Ame (так звали m lle Bourienne) думает, что я могу ревновать ее и не ценить ее чистую нежность и преданность ко мне. – Она подошла к m lle Bourienne и крепко ее поцеловала. Анатоль подошел к руке маленькой княгини.
– Non, non, non! Quand votre pere m'ecrira, que vous vous conduisez bien, je vous donnerai ma main a baiser. Pas avant. [Нет, нет, нет! Когда отец ваш напишет мне, что вы себя ведете хорошо, тогда я дам вам поцеловать руку. Не прежде.] – И, подняв пальчик и улыбаясь, она вышла из комнаты.


Все разошлись, и, кроме Анатоля, который заснул тотчас же, как лег на постель, никто долго не спал эту ночь.
«Неужели он мой муж, именно этот чужой, красивый, добрый мужчина; главное – добрый», думала княжна Марья, и страх, который почти никогда не приходил к ней, нашел на нее. Она боялась оглянуться; ей чудилось, что кто то стоит тут за ширмами, в темном углу. И этот кто то был он – дьявол, и он – этот мужчина с белым лбом, черными бровями и румяным ртом.
Она позвонила горничную и попросила ее лечь в ее комнате.
M lle Bourienne в этот вечер долго ходила по зимнему саду, тщетно ожидая кого то и то улыбаясь кому то, то до слез трогаясь воображаемыми словами рauvre mere, упрекающей ее за ее падение.
Маленькая княгиня ворчала на горничную за то, что постель была нехороша. Нельзя было ей лечь ни на бок, ни на грудь. Всё было тяжело и неловко. Живот ее мешал ей. Он мешал ей больше, чем когда нибудь, именно нынче, потому что присутствие Анатоля перенесло ее живее в другое время, когда этого не было и ей было всё легко и весело. Она сидела в кофточке и чепце на кресле. Катя, сонная и с спутанной косой, в третий раз перебивала и переворачивала тяжелую перину, что то приговаривая.
– Я тебе говорила, что всё буграми и ямами, – твердила маленькая княгиня, – я бы сама рада была заснуть, стало быть, я не виновата, – и голос ее задрожал, как у собирающегося плакать ребенка.
Старый князь тоже не спал. Тихон сквозь сон слышал, как он сердито шагал и фыркал носом. Старому князю казалось, что он был оскорблен за свою дочь. Оскорбление самое больное, потому что оно относилось не к нему, а к другому, к дочери, которую он любит больше себя. Он сказал себе, что он передумает всё это дело и найдет то, что справедливо и должно сделать, но вместо того он только больше раздражал себя.
«Первый встречный показался – и отец и всё забыто, и бежит кверху, причесывается и хвостом виляет, и сама на себя не похожа! Рада бросить отца! И знала, что я замечу. Фр… фр… фр… И разве я не вижу, что этот дурень смотрит только на Бурьенку (надо ее прогнать)! И как гордости настолько нет, чтобы понять это! Хоть не для себя, коли нет гордости, так для меня, по крайней мере. Надо ей показать, что этот болван об ней и не думает, а только смотрит на Bourienne. Нет у ней гордости, но я покажу ей это»…
Сказав дочери, что она заблуждается, что Анатоль намерен ухаживать за Bourienne, старый князь знал, что он раздражит самолюбие княжны Марьи, и его дело (желание не разлучаться с дочерью) будет выиграно, и потому успокоился на этом. Он кликнул Тихона и стал раздеваться.
«И чорт их принес! – думал он в то время, как Тихон накрывал ночной рубашкой его сухое, старческое тело, обросшее на груди седыми волосами. – Я их не звал. Приехали расстраивать мою жизнь. И немного ее осталось».
– К чорту! – проговорил он в то время, как голова его еще была покрыта рубашкой.
Тихон знал привычку князя иногда вслух выражать свои мысли, а потому с неизменным лицом встретил вопросительно сердитый взгляд лица, появившегося из под рубашки.
– Легли? – спросил князь.
Тихон, как и все хорошие лакеи, знал чутьем направление мыслей барина. Он угадал, что спрашивали о князе Василье с сыном.
– Изволили лечь и огонь потушили, ваше сиятельство.
– Не за чем, не за чем… – быстро проговорил князь и, всунув ноги в туфли и руки в халат, пошел к дивану, на котором он спал.
Несмотря на то, что между Анатолем и m lle Bourienne ничего не было сказано, они совершенно поняли друг друга в отношении первой части романа, до появления pauvre mere, поняли, что им нужно много сказать друг другу тайно, и потому с утра они искали случая увидаться наедине. В то время как княжна прошла в обычный час к отцу, m lle Bourienne сошлась с Анатолем в зимнем саду.
Княжна Марья подходила в этот день с особенным трепетом к двери кабинета. Ей казалось, что не только все знают, что нынче совершится решение ее судьбы, но что и знают то, что она об этом думает. Она читала это выражение в лице Тихона и в лице камердинера князя Василья, который с горячей водой встретился в коридоре и низко поклонился ей.
Старый князь в это утро был чрезвычайно ласков и старателен в своем обращении с дочерью. Это выражение старательности хорошо знала княжна Марья. Это было то выражение, которое бывало на его лице в те минуты, когда сухие руки его сжимались в кулак от досады за то, что княжна Марья не понимала арифметической задачи, и он, вставая, отходил от нее и тихим голосом повторял несколько раз одни и те же слова.