Евангелиарий

Евангелиа́рий (евангелиста́рий; лат. Evangeliarium) — одна из литургических книг латинского обряда, употребляемая в богослужении Римско-католической церкви.

Евангелиарий содержит отдельные фрагменты текстов (перикопы) Евангелия и представляет собой разновидность или составную часть лекционария, богослужебного сборника фрагментов текстов Священного Писания, расположенных согласно порядку церковного года и применяемого во время мессы для библейских чтений Литургии Слова. В практике южнославянских и восточнославянских изводов византийского обряда аналогом евангелиария является апракос.

История

С раннехристианских времён чтение Библии было обязательным моментом литургического действа, на каждом богослужении читались библейские, в первую очередь новозаветные тексты. Последовательность таких чтений в ранние времена соответствовала структуре самих текстов, они считывались от начала до конца (лат. lectio continua). Таким образом, ранние христиане следовали синагогальной практике, согласно которой чтение каждого нового отрывка из Закона начиналось там, где закончил предыдущий участник богослужебных собраний. Не в последнюю очередь система последовательного чтения Библии объяснялась записью священных текстов на папирусных и пергаментных свитках, в связи с чем поиск конкретного фрагмента был весьма затруднён.

По мере всё большей распространённости кодексов, где поиск отдельных фрагментов был несравненно удобнее, практика непрерывного чтения постепенно заменялась принципом чтения в праздник фрагмента Евангелия, описывающего событие праздника. Поначалу это распространялось только на главные праздники литургического года, но с IV века эта практика постепенно стала распространяться на все праздники и привела к полной замене последовательного чтения Евангелия системой фиксированных чтений на каждый день. Тем не менее, евангельские тексты в богослужебных кодексах писались непрерывно, для поиска нужного фрагмента (перикопы) пользовались маргиналиями, пометками на полях в виде особых знаков.

Ранее всего данная система появилась в ближневосточных церквях, особенно Иерусалимской, позже — на Западе, где древнейший известный пример выбора евангельских отрывков, соответствующих празднику, относится к Галлии V века. Постепенно устанавливался канон чтений и чёткое сочетание отрывков с событиями или таинствами, к которым привязывалось богослужение, и их место в литургическом годе. В VIII—IX веках широкое распространение получили капитулярии (лат. capitulare lectionum), списки евангельских чтений на каждый день. Такой список, как правило, помещался в начале или конце кодекса, содержащего полный текст всех четырёх Евангелий.

Только в XII веке появляется собственно евангелиарий, являющийся строго литургической книгой, и где перикопы полностью независимы от повествовательной хронологии Евангелия и привязаны к событиям литургического года.

Ближе к концу Средневековья евангелиарии вышли из употребления по причине развития другой богослужебной литературы, объединившей в себе различные типы текстов: миссалы на Западе и разнообразные служебники и типиконы на Востоке. В ходе литургической реформы в Католической церкви середины XX века отдельный сборник библейских литургических чтений был возрождён и стал именоваться лекционарием (евангелиарий стал его составной частью).

Для новозаветной текстологии евангелиарии имели небольшое значение, поскольку ко временам, когда различные отрывки Евангелия начали собираться в виде богослужебных книг, уже существовали различные семьи новозаветных текстов. Евангелиарии конкретной поместной церкви просто воспроизводили тот перевод Евангелия, который уже был принят в этой церкви.

Иллюстрации

Принципы украшения сборников евангельских тестов не отличались от таковых для религиозных рукописей другого назначения. На Западе значительного уровня достигло искусство иллюстрации в евангелистариях оттоновского периода, среди которых Кодекс Эгберта (de) (Трир , Staatsbibl., Ms. 24), Книга перикоп Генриха II (Мюнхен, Bayer. Staatsbibl., Clm 4452), хотя известны многие украшенные евангелистарии другого времени, как, например, каролингский евангелистарий Годескалька (Париж , BN Ms. nouv. acq. lat. 1203). От Византии также сохранилось значительное количество иллюстрированных манускриптов евангелистариев. Особенно выросло их количество со второй половины XI — первой половины XII веков. Среди них можно отметить лекционарий из афонского монастыря Дионисиата (Dionys. gr. 587), лекционарий 120 (Vat. gr. 1156), евангелистарий из Исторического музея в Москве (РНБ греч. 519). Одновременно иллюстративные традиции византийских евангелистариев повлияли на росписи в религиозной архитектуре, где при выборе тем для отделки использовалась иконография, которая отвечала иллюстрациям к евангельскому тексту в день, связанный с тем, в честь чего освящался храм или его придел.

Современное использование

В современной практике Католической церкви евангелиарий используется для третьего (евангельского) чтения Литургии Слова. Евангельское чтение — главное среди библейских, поэтому оно сопровождается благоговейным отношением, во время евангельского чтения верующие стоят. Вынос евангелиария также торжественен — он выносится на амвон в сопровождении свечей, перед чтением часто совершается каждение, читает Евангелие священник или диакон, обязательно целование евангелиария после чтения. Евангелиарий используется также во время процессий и в ходе богослужения таинства священства. В случае отсутствия евангелиария евангельское чтение этого дня читается из лекционария или Библии, при этом описанные выше знаки почитания остаются в силе

Литература

• «Евангелиарий» //Католическая энциклопедия. Т.1. Ст. 1746—1748. М.:Изд. францисканцев, 2002
•  (нем.) J.M. Plotzek. Evangeliar: I. Frühchristentum, frühbyzantinische Zeit, Okzident. In: Lexikon des Mittelalters. Bretscher-Gisinger, Charlotte/Meier, Thomas (Hrsg.). J.B. Metzler Verlag, Stuttgart u.a 2000. ISBN 3-476-01819-9.

См. также

• Апракос

Ссылки

• Евангелистарий // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.newadvent.org/cathen/05640b.htm «Evangeliaria»] // Catholic Encyclopedia. 1913
• [www.pravenc.ru/text/180880.html «Евангелиарий»] //Православная энциклопедия. Т. 16, С. 585

Отрывок, характеризующий Евангелиарий

Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.