Евангельские гимны

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Евангельские гимны играют существенную роль в протестантском богослужении. Известно выражение Мартина Лютера, что «дьявол панически боится поющего христианина»[1]

Исполнение гимнов есть начало и конец евангелического богослужения. Это реализует повеление Бога (Пс. 149:1) и содержат молитвенные формы (покаяние, исповедание, славословие, благодарность). Мартин Лютер обращал внимание на необходимость перевода латинских католических гимнов на народный язык. Сам реформатор написал много евангельских гимнов, в том числе известный хорал Господь наш меч (нем. Ein feste Burg ist unser Gott, 1529). После Лютера известен гимнограф Иоахим Неандер — автор известного гимна «Господа славь ты мой дух» (XVII век).

Поскольку протестанты никогда не противопоставляли себя остальной, прежде всего, католической церквиК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3223 дня], то некоторые католические гимны (Тихая ночь, Придите к Младенцу) с успехом используются на евангелических богослужениях, отчего их правильнее было бы называть экуменическими.

Американские протестанты написали ряд всемирно знаменитых евангельских гимнов. Так благодаря трагедии Титаника известность приобрел гимн «Ближе, Господь, к Тебе» (англ. Nearer, My God, to Thee, 1841), написанный Сарой Адамс. Другая американка Фанни Кросби написала два популярных гимна: «Твердо я верю» (англ. Blessed assurance, Jesus is mine, 1873) и «Весть об Иисусе скажи мне» (англ. Tell Me the Story of Jesus, 1880).

В основе первых евангельских гимнов лежала библейская книга Псалтырь. Поэтому первый русский евангельский сборник назывался Гусли (1902). Ключевую роль в составлении и публикации этого сборника сыграл Иван Проханов. Евангельские христиане в России представлены преимущественно баптистами и лютеранами. Баптисты расширили Гусли и составили новые сборники «Гимны христиан» (Д. А. Ясько, 1956) и Песнь Возрождения (1978).

Лютеране в России представлены двумя традициями немецкой (ЕЛКРАС) и скандинавской (ЕЛЦИ). Еще в 1915 году вышел в свет один из первых лютеранских сборников на русском языке. В 1994 году ЕЛЦИ выпустила «зелёный» сборник (Сборник гимнов Евангелическо-лютеранской церкви), а ЕЛКРАС в 1995 — «сиреневый» (Русско-немецкий сборник духовных песен).

В сборниках евангельские гимны обыкновенно группируются по тематическим разделам: утренние и вечерние, времена церковного года (адвент, рождество, великий пост, пасха, вознесение), церемонии (крещение, причастие, свадьба, поминовение), хвалебные и покаянные, догматические (вера, оправдание, церковь).





Соответствия наиболее популярных гимнов

Название Гусли Песнь Возрождения «Зелёный» сборник[стиль] «Сиреневый» сборник[стиль]
Тихая ночь (Stille Nacht) 590 10 40
Ищи везде (Zu dir) 93 355 110 85
Да будет Богу (Allein Gott) 1857 58 1
Пребудь в нас (Ach bleib) 249 1322 66 26
Я знаю, да я знаю (Ich weiß) 237 109 84
Боже, славим мы Тебя (Großer Gott) 165 139 112
Придите к Младенцу 489 14 36
Бог спаситель мой (Jesu, geh voran) 313 1401 139 59
Ты позволил снова (Segne und..) 443 3 74 7
Ближе, Господь, к Тебе (Nearer, My God) 22 130
О, утра яркая звезда (Wie schon) 31 67
Возьми меня отныне (So nimm…) 307 694 133 98
Цветочком в колыбели (Es ist ein Ros) 12 44
Вести ангельской внемли (Hark! The Herald Angels Sing) 607 20
Господь наш меч (Ein fest burg) 584 62 69
Пока Христос со мною (Ist Gott fur mich) 146 93
Кто верным Богу пребывает (Wer nur den) 582 128 90
Господь! Ты милостив (O Gott, du frommer) 1853 155 22
Господа славь (Lobe den Herren) 172 1329 113 10
Твердо я верю (Blessed Assurance) 184 103
О Иисусе, о Христе! (O Jesu) 83 77
Христос — основа Церкви 257 61
Как не петь мне гимнов Богу! (Sollt Ich) 122 11
Ты, Господь, мне жизни свет (Jesus meine Zuversicht) 642 50 56
О Дух Святой, мы молим Тебя (Nun bitten) 55 68
Освяти Ты наш исход (Unser Ausgang) 73 5
Хор ангелов запел (Vom Himmel) 16 43
У яслей я Твоих (Ich steh) 24 41
Хвала Тебе, Иисус Христос (Wir danken) 48 57
Предай своё хожденье (Befiehl) 147 94
Христос зовет: «За Мною…» (Mir nach) 148 95
Невинный Агнец вот идет (Ein Lammlein geht) 35 51
Пробуждайтесь! (Wachet auf) 200 105
Жив Христос (Jesus lebt) 175 100
Что за Друга мы имеем 589 134
Весть об Иисусе (Tell me) 9 63
О образ совершенный 31 151
Открой сердца (Herr, offne mir) 12 64 6
Господь! Душа внимать готова 4 71
Предвечный Дух! Приди 219 646 68
Восхвалим мы Творца (Nun danket) 184 1859 57 9

Разные гимны

Великий Бог

How Great Thou Art

Верность Твоя велика, о мой Боже

Great is Thy Faithfulness

Многие гимны рождались в результате конкретных переживаний, но гимн «Верность Твоя велика» — результат ежедневных размышлений автора над Божьей верностью.

Томас Обадия Чишолм родился в скромной деревянной хижине во Франклине, штат Кентукки, в 1866. Он учился лишь в начальной школе, но тем не менее, когда ему исполнилось 16 лет, он стал учителем в той же самой школе, где и сам раньше учился. Шесть лет спустя он обратился ко Христу во время служения пробуждения.

Позже его рукоположили на служение в методистской церкви, но вскоре ему пришлось уйти со служения из-за плохого здоровья. После 1909 он стал страховым агентом в штате Индиана.

В 1941 он написал в письме: «Мои доходы никогда не были большими из-за слабого здоровья, но я не должен забывать при этом неустанную верность хранящего завет Бога, за которую я исполнен поразительной благодарностью».

Томас Чишолм написал более 1200 стихов. В 1923 он отослал несколько стихов Вильяму Раньяну, музыканту, работавшему в Библейском институте Муди. Вильям Раньян написал о тексте «Верность Твоя велика» следующее: «Именно это стихотворение имело такую для меня притягательность, что я усердно молился, чтобы моя мелодия достойно передавала его смысл», и последующая история показывает, что Бог ответил на эту молитву.

Гимн родился в Канзасе в 1923 году. Он очень полюбился сначала в Библейском институте Муди, затем в евангельских церквах. Через евангелизационные кампании Билли Грэма этот гимн попал в Великобританию и прижился там. На русский язык этот гимн перевел Д. А. Ясько[нет в источнике]К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[2][3].

Слова этого гимна основаны на Книге Плач Иеремии, глава 3. «По милости Господа мы не исчезли, ибо милосердие Его не истощилось. Оно обновляется каждое утро; велика верность Твоя!» До сих пор слова гимна «Верность Твоя велика» вдохновляют верующих уповать на нашего верного Бога.

Верность твоя велика, о мой Боже!
Мудрость и милость Ты дивно явил.
Ты неизменен, от века Ты тот же,
Полн состраданья и Отчей любви.

Верность великую, верность великую
Утро за утром являет Господь.
Все, что мне нужно для жизни, дает Он.
Верность великая, Господь, Твоя.

Лето и зиму, посевы и жатву,
Солнце и звезды, погоду и дождь
Ты учредил; нам слова их понятны:
Всем управляешь Ты, все нам даешь.

Мир постоянный, грехов отпущенье,
Дивную помощь в различных скорбях,
Стойкость в борьбе и надежду спасенья
Вечно дарует нам верность Твоя.

«Верность Твоя велика, о мой Боже» в Cyber Hymnal [www.cyberhymnal.org/htm/g/i/gisthyf.htm]

О, благодать

Amazing Grace

Рождественские гимны

Напишите отзыв о статье "Евангельские гимны"

Примечания

  1. [housepray.com/?q=node/234 «Дьявол панически боится поющего христианина.» М. Лютер]
  2. [zarubezhje.narod.ru/tya/Ya_055.htm Ясько Даниил Александрович (Jasko Daniel)] // Религиозные деятели русского зарубежья / Биобиблиографический справочник
  3. [baptist.by/faith/history Краткая история церквей Союза ЕХБ в Беларуси]

Ссылки

  • [noty-naputi.info/sites/default/files/himny-hristian-1956.pdf Гимны христиан] (1956)
  • [www.agape-biblia.org/books/Book01/index.htm Песнь Возрождения]
  • [www.music.lcmsrussia.org/sbornik/zel.htm «Зелёный» сборник ЕЛЦИ]
  • Русско-немецкий сборник духовных песен — Эрланген, Изд. Мартин Лютер, 1995. ISBN 3-87513-094-4

Отрывок, характеризующий Евангельские гимны

«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.