Евангельские христиане-баптисты

Баптизм
Фон Христианство Протестантизм Евангельские христиане Штунда
Вероучение Баптистское вероучение Пять основ протестантского богословия
Лица Вилер, Иоганн Павлов, Василий Гурьевич Воронин, Никита Исаевич Мазаев, Дей Иванович Проханов, Иван Степанович Каргель, Иван Вениаминович Карев, Александр Васильевич Винс, Георгий Петрович Сипко, Юрий Кириллович Смирнов, Алексей Васильевич
Организации Союз русских баптистов ВСЕХБ МСЦ ЕХБ РС ЕХБ ВСЦ ЕХБ Всемирный союз баптистов

Ева́нгельские христиа́не-бапти́сты — основная конфессия, придерживающаяся баптистского вероучения на территории России, Украины, Белоруссии, иных стран постсоветского пространства. Возникла в 1944 году в результате слияния двух родственных конфессий: евангельских христиан (прохановцев) и баптистов.

Термин

Общины баптистов возникли в 60-х годах XIX века на юге России, общины евангельских христиан — в 70-е годы XIX века на севере страны. С конца XIX века эти течения неоднократно пытались объединиться.

Собственно, термин «евангельские христиане-баптисты» появился не позднее 1904 года, когда общины евангельских христиан из Санкт-Петербурга, Киева, Конотопа и Севастополя по своему желанию были приняты в Союз русских баптистов. На съезде 1905 года общее название «евангельские христиане-баптисты» было окончательно утверждено. Однако на этот раз единство евангельских христиан и баптистов длилось лишь несколько лет, также и термин «евангельские христиане-баптисты» постепенно вышел из оборота.

Позднее попытки объединиться в одну конфессию продолжились, однако окончательное слияние состоялось только в октябре 1944 года, когда в Москве был создан Всесоюзный совет евангельских христиан и баптистов (с 1945 года — Всесоюзный совет евангельских христиан-баптистов). С этого времени возобновилось активное использование термина.

История образования

Первые в Российской империи общины евангельских христиан и баптистов появились во второй половине XIX века на Кавказе, на востоке и юге Украины (Таврическая губерния) и в Петербурге.

На Украине средой для возникновения баптистских общин стало движение штундистов. Среди наиболее видных проповедников-штундистов, внёсших большой вклад в развитие баптизма, стали крестьяне Херсонской губернии Ф. Онищенко и И. Рябошапка.

В Закавказье зарождение баптистских церквей произошло в среде молоканства. Здесь первым активным проповедником нового учения стал житель г. Тифлиса молоканский пресвитер Никита Воронин. Также среди молокан и при непосредственном участии миссионеров с Кавказа были основаны первые баптистские общины в Таврической губернии. Если на Украине и в Закавказье первые общины формировались из крестьян, ремесленников, купцов, то в «Северной столице» инициатором движения евангельских христиан стала высшая петербургская знать. Отставной гвардейский полковник, аристократ В. А. Пашков, графы М. М. Корф, А. П. Бобринский, Е. И. Черткова (дочь графа и жена генерала), княгини Н. Ф. Ливен, В. Ф. Гагарина устраивали публичные духовные собрания с проповедью Евангелия в столичных особняках и в своих родовых имениях. Впоследствии последователи основанного ими направления получили наименование пашковцев.

30 апреля — 1 мая 1884 года в с. Нововасильевка Таврической губернии на съезде баптистов 12 южных губерний основано первое объединение баптистов России — Союз русских баптистов Южной России и Кавказа, председателем которого стал выходец из меннонитов И. Вилер. Через два года его преемником на этом посту стал бывший молоканин Д. Мазаев.

Деятельность петербургского центра евангельского движения тесно связана с именем Ивана Степановича Проханова — выходца из молоканской семьи, крещенного во Владкавказской общине баптистов, и в 1888 году присоединившегося к пашковцам. В 1911 году он создал и возглавил Всероссийский союз евангельских христиан, объединивший христианские общины, исповедовавшие баптистское вероучение, но не входившие в Союз баптистов (преимущественно в северных губерниях страны).

Активная миссионерская деятельность, а также политика царского правительства по высылке сторонников баптизма, привела к быстрому распространению баптистских общин за пределы центров зарождения движения. Так, в 1896 году переселенцами с Кавказа основана первая община баптистов в Западной Сибири, а уже в 1907 году образуется Сибирский отдел Всероссийского союза баптистов с центром в Омске.

В 1905—1906 годы в России были приняты законодательные акты, провозглашавшие веротерпимость, что смягчило положение баптистов и евангельских христиан, однако в годы Первой мировой войны преследования со стороны государственной власти возобновились и прекратились только с победой Февральской революции 1917 года.

Если на первоначальном этапе существования советской власти евангельские и баптистские общины пользовались относительной свободой деятельности, в частности, имели возможность проведения богослужебных собраний, издания и даже приобретения за рубежом духовной литературы и т. п., то уже ко второй половине 1920-х годов положение указанных деноминаций начало осложняться.

Официально поворот в политике был закреплён постановлением ВЦИК, СНК СССР от 8 апреля 1929 г. «О религиозных объединениях», давшим правовое основание для резкого ограничения прав верующих на исповедание религии. В последовавшим за этим периодом репрессий уголовному преследованию подверглись практически все значимые фигуры объединений евангельских христиан и баптистов, а также значительное число служителей отдельных общин и просто активных верующих. По имеющимся подсчётам, около 22 тысяч осуждённых членов обоих движений из лагерей не вернулись. Практически все здания молитвенных домов, за исключением одного в Москве и одного в Новосибирске, были закрыты, что вынуждало верующих организовывать богослужебные собрания нелегально и давало властям новые поводы к репрессиям.

Следствием проведения указанной политики стал формальный роспуск в 1935 году Союза баптистов и фактическое прекращение существования в тот же период Союза евангельских христиан.

Вновь изменился подход советского государства к отношениям с религиозными объединениями в годы Великой Отечественной войны, когда интенсивность репрессивной политики по отношению к церковным служителям снизилась, и ряд руководителей союзов евангельских христиан и баптистов был освобождён из мест заключения.

В октябре 1944 года на совещании представителей обеих деноминаций было принято решение об объединении, урегулировании спорных вопросов и формировании Всесоюзного совета евангельских христиан и баптистов (с 1945 года — Всесоюзный совет евангельских христиан-баптистов), который получил официально признание со стороны Совета по делам религиозных культов при Совете Министров СССР.

Позднее к ВСЕХБ присоединилась часть общин других действовавших в СССР христианских конфессий, включая пятидесятников и братских меннонитов.

Развитие движения в послевоенный период

После Великой Отечественной войны в СССР имелось около 5 тысяч общин, как евангельских христиан, так и баптистских . Из них в 1945—1948 гг. официальную регистрацию получили лишь 1696, что ставило прочие церкви в положение действующих нелегально. Ещё более осложнилось положение церквей евангельских христиан-баптистов в период Хрущёвской антирелигиозной кампании. В общинах росло недовольство позицией ВСЕХБ, который, согласно мнению ряда служителей и активных верующих, пренебрегал своей обязанностью по защите права евангельских христиан-баптистов на свободу вероисповедания, проявляя чрезмерный конформизм в отношениях с государством.

В ноябре 1965 года группой пресвитеров, выразивших недоверие ВСЕХБ в связи с принятием последним решений, существенно ограничивавших миссионерскую активность церковных общин и расширявших возможности для государственного вмешательства во внутренние дела церквей, был создан независимый координирующий орган Совет церквей евангельских христиан-баптистов, ставший центром второго по величине баптистского объединения в стране. Данная структура не была признана государством, её деятельность рассматривалась советскими органами власти, как незаконная.

В последующий период баптисты продолжали подвергаться репрессиям, причём наиболее жёсткие меры применялись к сторонникам СЦ ЕХБ. Многие лидеры и церковные активисты были приговорены к наказаниям в виде лишения свободы. Практиковались и такие формы давления, как принудительное помещение в психиатрические стационары, а также незаконное лишение родительских прав.

Тем не менее, несмотря на противодействие миссионерской деятельности и религиозному воспитанию, движение продолжало пополнять свою численность, как за счёт новообращённых, так и за счёт детей верующих родителей (в баптистских семьях широко распространена многодетность). Согласно данным Всемирного баптистского альянса, в 1975 г. в СССР насчитывалось 535 тысяч баптистов (включая посещающих богослужения детей).

Некоторые семьи евангельских христиан-баптистов, спасаясь от религиозных преследований при Советской власти, были вынуждены эмигрировать, преимущественно в США и Канаду, где ими основаны объединения церквей в эмиграции (Тихоокеанское объединение евангельских христиан-баптистов США и др.), богослужение в которых проводится на русском языке. Часть таких общин входит в МСЦ ЕХБ.

Современность

После распада Союза ССР, ВСЕХБ прекратил своё существование, во вновь созданных независимых государствах были образованы собственные евангельско-баптистские союзы. В качестве органа, координирующего деятельность объединений ЕХБ стран СНГ, с 1992 года действует Евро-Азиатская федерация союзов евангельских христиан-баптистов (ЕАФ ЕХБ).

Евангельские христиане-баптисты (ЕХБ) — одна из крупных христианских конфессий в России. Крупнейшее религиозное объединение евангельских христиан-баптистов России — Российский союз евангельских христиан-баптистов. Наряду с ним продолжают действовать общины Международного союза церквей евангельских христиан-баптистов (бывший СЦЕХБ), ряд небольших объединений и автономных церквей, не входящих в какие-либо сообщества. Сотрудничество между РСЕХБ и другими действующими в стране христианскими объединениями, придерживающимися баптистского вероучения, осуществляется через Общественный совет евангельских христиан-баптистов.

Статистика

В ходе 52-го съезда была обнародована статистика численности входящих в ЕАФ ЕХБ национальных союзов церквей.

государство	церквей + групп	человек
Украина	2 876	134 757
Россия	1 810	75 160
Молдавия	580	22 000
Белоруссия	259 + 53	13 093
Казахстан	279 + 263	10 053
Киргизия	64	3 000
Узбекистан	29 + 31	2 735
Туркмения	4	500
Таджикистан	22	460
Грузия	75	5 085
Армения	138	4 180
Азербайджан	22	3 000

В указанную статистику не входят данные по численному составу МСЦ ЕХБ, автономных церквей и объединений церквей ЕХБ в эмиграции.

Литература

научная

• Григорьева Л. И. Евангельские христиане-баптисты // Енисейский энциклопедический словарь / Гл. ред. Н. И. Дроздов. — Красноярск: КОО Ассоциация «Русская энциклопедия», 1998. — С. 179. — 736 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-88329-005-1.
• Митрохин Л. Н. Баптизм: история и современность (философско-социологические очерки). — СПб.: РХГИ, 1997. — 480 с. — 2500 экз. — ISBN 5-88812-037-5.
• Митрохин Л. Н. [iph.ras.ru/elib/0349.html Баптизм] // Новая философская энциклопедия / Ин-т философии РАН; Нац. обществ.-науч. фонд; Предс. научно-ред. совета В. С. Стёпин, заместители предс.: А. А. Гусейнов, Г. Ю. Семигин, уч. секр. А. П. Огурцов. — 2-е изд., испр. и допол. — М.: Мысль, 2010. — ISBN 978-5-244-01115-9.

аффилированная

• История евангельских христиан-баптистов в СССР. — М.: Изд-во ВСЕХБ, 1989 г., 624 с.
• М. С. Каретникова. Русское богоискательство. Национальные корни евангельско-баптистского движения [www.gumer.info/bogoslov_Buks/History_Church/Karet/index.php Ссылка].
• И. П. Плетт. Зарождение церквей ЕХБ. 1867—1910 гг. Закавказье, Украина, Петербург. [www.blagovestnik.org/books/00324.htm Ссылка]
• С. П. Ливен. Духовное пробуждение в России [www.gumer.info/bogoslov_Buks/History_Church/Liven_awakening.php Ссылка]
• И. С. Проханов. В котле России (мемуары — кон. XIX — нач. XX вв.). [www.krotov.info/history/20/1900/prohanov.htm Ссылка]
• В. Ф. Марцинковский. Записки верующего (религиозные движения в Советской России 1917—1923) [www.gumer.info/bogoslov_Buks/protestant/Marz_index.php Ссылка]
• Н. П. Храпов. [mscehb.org/hristianskie-knigi/365-schastje-poteryannoi-jizni-n-p-hrapov-.html Счастье потерянной жизни] — автобиографическая повесть (1911—1947 гг. мемуарная проза).
• Ю. С. Грачев. В Иродовой бездне (мемуарная проза — 1928—1949 гг.). [www.blagovestnik.org/books/00382.htm Книга 1] [www.blagovestnik.org/books/00383.htm Книга 2] [www.blagovestnik.org/books/00384.htm Книга 3] [www.blagovestnik.org/books/00385.htm Книга 4]
• [mscehb.org/downloads/view.download/758/7430.html Подражайте вере их 1961—2001 гг. (биографии христиан-баптистов втор. пол. XX века).]

Ссылки

• [e-af.org/ Сайт Евро-Азиатской Федерации Союзов ЕХБ]
• [www.baptist.org.ru/ Сайт Российского Союза ЕХБ]
• [sovet-exb.com/ Сайт Общественного совета ЕХБ]
• [ecbua.info/ Сайт Всеукраинского Союза церквей ЕХБ]
• [baptist.by/ Сайт Белорусского Союза ЕХБ]
• [mscehb.org/ неофициальный Сайт МСЦ ЕХБ]
• [rusbaptist.stunda.org/ Русский Баптистъ — независимый сайт ЕХБ]
• [www.slavicvoice.org/category/america/ Slavic Voice of America — сайт славянских баптистов США]

[www.iucecb.com/ Служение заступничества]

Отрывок, характеризующий Евангельские христиане-баптисты

В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.