Чорнакец, Ева-Мария

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ева-Мария Чорнакец»)
Перейти к: навигация, поиск
Ева-Мария Чорнакец
Jěwa-Marja Čornakec
Дата рождения:

8 января 1959(1959-01-08) (65 лет)

Место рождения:

Реккельвиц, ГДР

Язык произведений:

верхнелужицкий, нижнелужицкий и немецкий

Е́ва-Мари́я Чо́рнакец (в.-луж. Jěwa-Marja Čornakec, нем. Eva-Maria Zschornack, 8 января 1959 года, Рэкельвиц, ГДР) — лужицкая детская писательница, редактор и драматург. Пишет на верхнелужицком, нижнелужицком и немецком языках.





Биография

Родилась 8 января 1959 года в селе Рэкельвиц (Ворклецы) недалеко от города Баутцен. Детство провела в селе Вотров, где окончила начальную школу. Среднюю школу окончила в селе Панчицы-Куков и в 1977 году — гимназию в Баутцене.

С 1977 года по 1980 год обучалась в профессиональной библиотечной школе в Лейпциге, после чего в течение четырёх лет работала библиотекарем в Сербсколужицком педагогическом училище в Баутцене. С 1985 года по 1990 год обучалась в Лейпцигском университете на факультетах сорабистики и культурологии. В 1990—1991 годах работала научным сотрудником в Институте сербсколужицкого народоведения в Баутцене.

С 1992 года работает редактором лужицкого журнала «Rozhlad». 4 июля 2011 года получила премию имени Якуба Чишинского за достижения в лужицкой детской литературе и драматургии[1].

Литературное творчество

Дебютировала как новеллистка, одержав победу в литературном конкурсе «Молодое перо» в 1982 году. В 1999 году выпустила сборник рассказов и новелл «Hołbik čornej nóžce ma» (Чёрные лапки голубка). В 1994 году издала первую детскую книгу в стиле фэнтези «Potajnstwo zeleneho kamjenja» (Тайна зелёного камня) и в 1996 году — детскую книгу «Matej w štwórtej dimensiji» (Матвей в четвёртом измерении).

Написала четыре детских мюзикла в верхнелужицкой и немецкой версиях «Myška w mróčelach» (Мишка в облаках) в 2001 году, « (Украденная корона) в 2003 году, Zakuzłana sroka» (Очарованная сорока) в 2004 году и «Zmiječk Paliwak» (Змеёныщ Дракон) в 2010 году. В 2009 году написала пьесу «W sćinje swěčki», которая была поставлена 21 марта 2009 года на сцене Немецко-сербского народного театра в Баутцене.

Сочинения

Напишите отзыв о статье "Чорнакец, Ева-Мария"

Примечания

  1. [stiftung.sorben.com/wobsah_hsb_116.htm Myto Ćišinskeho]

Литература

  • Гугнин А. А., Введение в историю серболужицкой словесности и литературы от истоков до наших дней, Российская академия наук, Институт славяноведения и балканистики, научный центр славяно-германских отношений, М., 1997, стр. 191, ISBN 5-7576-0063-2

Ссылки

  • [www.rozhlad.de/nastawk_133.html Na rozžohnowanje a witanje.]
  • [www.goerlitzer-anzeiger.de/goerlitz/kultur/7045_benedikt-dyrlich-erhaelt-------i-inski-preis-----.html Benedikt Dyrlich erhält Ćišinski-Preis 2011. Förderpreis für Jěwa-Marja Čornakec, Görlitzer Anzeiger. Zhorjelc, 6. julija 2011]
  • [d-nb.info/gnd/121460258/about/html Библиография]
  • [www.slavistik-portal.de/datenpool/sorbib-db.html?field=any&query=jewa-marja%20cornakec Библиография]

Отрывок, характеризующий Чорнакец, Ева-Мария

«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…