Ласе, Ева

Ева Ласе (латыш. Ieva Lase, урождённая Биргер, латыш. Birģere; 17 ноября 1916, Москва — 25 ноября 2002, Рига) — латвийская переводчица.

В 1920 году вместе с родителями вернулась на их родину, в Латвию. Ещё в гимназии увлеклась литературой под влиянием преподававших там литераторов — Вальдемара Дамберга, Эдуарда Меклера, Карлиса Крузы. Окончила отделение романской филологии Латвийского университета, где училась, в частности, у Бориса Виппера. Затем работала корректором и преподавателем. Во время Второй мировой войны участвовала в национальном сопротивлении немецким оккупантам, в 1942 г. была арестована и отправлена в Саласпилсский концлагерь.

По окончании войны вернулась к преподавательской деятельности и обратилась к художественному переводу, в том числе благодаря участию во «французской группе» — кружке латышских интеллектуалов, собиравшихся частным образом для обсуждения французской литературы и культуры. В 1946 г. перевела на латышский язык «Маленького принца» Антуана де Сент-Экзюпери. В 1951 г. вместе с другими участниками группы была арестована, приговорена к 25 годам лишения свободы. Отбывала срок в Инте, в 1953 году была выпущена на поселение, где познакомилась со своим будущим мужем Эйженом Ласисом, встречалась с литературоведом Евгенией Таратутой. Вернулась в Латвии по амнистии в 1956 году.

По возвращении преподавала французский язык в Латвийской консерватории, а также в средней школе. В дальнейшем перевела на латышский язык «Три повести» Гюстава Флобера, пьесы Эдмона Ростана «Сирано де Бержерак», Альбера Камю «Недоразумение», Жана Ануя «Медея», произведения Альфреда де Мюссе, Жоржа Сименона и др.

В 1992 г. во время государственного визита президента Франции Франсуа Миттерана в Латвию он встретился с двумя участницами «французской группы», Евой Ласе и Мирдзой Эрсой, и пригласил их во Францию на празднование Дня взятия Бастилии.

Ссылки

• [vip.latnet.lv/lpra/lase.htm Kristīne Geile, Aina Rozeniece. Ieva Lase] // «Latvijas Vēstnesis», No. 413/417, 17.11.2000.  (латыш.)
• Inta Geile-Sīpolniece. [www.diena.lv/arhivs/ieva-lase-11521912 Ieva Lase] // Diena, 2002. gada 28. novembris.  (латыш.)
• [www.lu.lv/fileadmin/user_upload/lu_portal/par/mediji-izdevumi-un-multivide/alma-mater/06_191103.pdf Vija Apinīte. Balva par sapni] // «Universitātes Avīze», 2003. gada 19. novembris , No. 6, p. 5.  (латыш.)

Отрывок, характеризующий Ласе, Ева

По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами: