Чарушин, Евгений Иванович
Поделись знанием:
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
(перенаправлено с «Евгений Иванович Чарушин»)
| Евгений Чарушин | |||
 | |||
| Дата рождения: | |||
|---|---|---|---|
| Место рождения: | |||
| Дата смерти: |
18 февраля 1965 (63 года) | ||
| Место смерти: | |||
| Гражданство: | |||
| Род деятельности: |
прозаик, график | ||
| Направление: |
детская литература | ||
| Жанр: | |||
| Язык произведений: | |||
| Дебют: | |||
| Награды: |
| ||
Евге́ний Ива́нович Чару́шин (1901 — 1965) — советский график, скульптор и писатель. Сын архитектора И. А. Чарушина.
Содержание
Биография
Евгений Иванович Чарушин родился 29 октября (11 ноября) 1901 года в Вятке, в семье Ивана Аполлоновича Чарушина, главного губернского архитектора, оказавшего влияние на застройку многих городов Прикамья и Предуралья. С детства рисовал, обучаемый отцом. С этого же времени на протяжении всей жизни был дружен с родившимся в Вятке художником Ю. А. Васнецовым.
В 1918 году закончил среднюю школу и был призван в Красную Армию. Работал помощником декоратора в культпросвете Политотдела штаба Красной Армии Восточного фронта.
В 1922 году по окончании службы, пришедшейся на гражданскую войну, вернулся в Вятку. Учился в декоративных мастерских Вятского губвоенкомата.
Осенью 1922 года переехал в Петроград, поступил на живописный факультет в Петербургской Академии художеств (ВХУТЕИН), где занимался пять лет, у педагогов А. Е. Карева, А. И. Савинова.
В 1922—1927 годах посещал Мастерскую пространственного реализма М. В. Матюшина, формально не будучи его студентом[1].
В 1927 году закончил ВХУТЕИН.
С 1927 года начал работу в Детском отделе Госиздата, художественным редактором которого был В. В. Лебедев, ставивший перед собой задачу создания принципиально новой детской книги, высокохудожественной и познавательной. Лебедев принял Чарушина, и помог ему сформировать его личный стиль, связанный прежде всего с изображениями животных. Первой книгой, иллюстрированной Чарушиным Евгением Ивановичем, был рассказ В. В. Бианки «Мурзук»; Чарушин испытал сильное влияние В. В. Лебедева.
Иллюстрировал собственные книги («Волчишко и другие», 1931; «Никитка и его друзья» (главный герой — сын автора, Н. Е. Чарушин), 1938[2]; «Про Томку», 1957) и произведения других авторов («Детки в клетке» С. Я. Маршака, изд. в 1935) для детей младшего возраста познавательные цели органически сочетаются с задачами воспитания этического сознания и любви к природе (этими же чертами отмечена и проза самого Чарушина).
В 1930 году, при участии и помощи С. Я. Маршака, начал работать в детской литературе, писал небольшие рассказы для детей о жизни животных. Заслужил похвалу Максима Горького. До войны создал около двух десятков книг: «Птенцы», «Волчишко и другие», «Облава», «Цыплячий город», «Джунгли — птичий рай», «Животные жарких стран», продолжая также иллюстрировать других авторов — С. Я. Маршака, М. М. Пришвина, В. В. Бианки. Написал рассказы : «Что за зверь?», «Страшный рассказ», «Удивительный почтальон», «Яша», «Верный Трой», «Кот Епифан», «Друзья», серии рассказов про Тюпу и про Томку. Последней книгой, оформленной художником стала книга «Детки в клетке» С. Я. Маршака. Постоянный автор журнала "Чиж" как писатель и художник.
Книги Чарушина переведены на языки народов СССР и некоторых зарубежных стран. Биобиблиографический справочник «Писатели Ленинграда» (1982) характеризует Чарушина: …Прозаик, детский писатель. В течение многих лет иллюстрировал книги Чуковского, Маршака, Пришвина, Бианки и др. детских писателей. В 1930 был напечатан первый его рассказ для детей. С тех пор писатель и художник Е. И. Чарушин опубликовал много иллюстрированных книжек для детей младшего школьного возраста о зверях, птицах, об охоте, о детях. Его иллюстрации, эстампы, фарфоровая скульптура, книги экспонировались на многих международных выставках в Софии, Лондоне, Париже.
В 1941 году после начала войны эвакуировался из Ленинграда в Киров. Рисовал плакаты для «Окон ТАСС», писал картины на партизанскую тему, оформлял спектакли в Кировском театре драмы.
В 1945 году вернулся в Ленинград. Продолжал работать в книге; создал серию эстампов с изображениями животных. Занимался скульптурой и мелкой пластикой (в фарфоре), преимущественно анималистикой; делал эскизы росписи для чайных сервизов на ЛФЗ. Эстампы и мелкая фарфоровая пластика по духу близки книжным иллюстрациям художника.
Умер 18 февраля 1965 года в Ленинграде похоронен на Богословском кладбище[3].
Адреса в Ленинграде
- 1948 — 18 февраля 1965 года — набережная реки Фонтанки, дом 50.
Награды
- Золотая медаль (1965 — посмертно) на международной выставке детской книги в Лейпциге.
- заслуженный деятель искусств РСФСР (1945)
Сочинения
- Чарушин Е. Вольные птицы (М.: ГИЗ)1929. (переизд. 1929, 1931)
- Чарушин Е. Разные звери (М.: ГИЗ)1929. (переизд. 1931)
- Чарушин Е. Птенцы 1930 (М.- Л.: ГИЗ)
- Чарушин Е. Щур (М.- Л.: ГИЗ) 1930 (1980 — в кн. «Мир Чарушина»)
- Чарушин Е. Волчишко и другие (М.- Л.: ГИЗ)1931 (переизд. 1931, 1933, 1935, 1936, 1938, 1941, 1947, 1948, 1950, 1951)
- Чарушин Е. «Джунгли» — птичий рай (М.- Л.: Молодая гвардия)1931
- Чарушин Е. Облава (М.- Л.: Молодая гвардия)1931
- Чарушин Е. Цыплячий город (М.- Л.: Молодая гвардия) 1931
- Чарушин Е. Охота на медведя (М.- Л.: Молодая гвардия)1933
- Чарушин Е. Васька, Бобка и крольчиха (Л.: Детгиз)1934 (переизд. 1936, 1948, 1975, 1978)
- Чарушин Е. Животные жарких стран 1935(Л.: Детгиз)
- Чарушин Е. Семь рассказов (М.- Л.: Детгиз)1935 (переизд. 1936, 1937)
- Чарушин Е. Про сороку (М.: Детиздат)1936
- Чарушин Е. Три рассказа (М.- Л.: Детиздат) 1937(переизд. 1953, 1955, 1957)
- Чарушин Е. Волчишко. Медвежата (М.: Детиздат)1938
- Чарушин Е. Звери жарких и холодных стран (М.- Л.: Детиздат)1938
- Чарушин Е. Каждой маме и каждому папе (М.- Л.: Детиздат)1938
- Чарушин Е. Никитка и его друзья (М.- Л.: Детиздат)1938 (переизд. 1947, 1962, 1966, 1968, 1973, 1971)
- Чарушин Е. Маленькие рассказы (М.- Л.: Детиздат)1940 (переизд. 1946, 1948)
- Чарушин Е. Охотничьи рассказы (М.- Л.: Детиздат)1940
- Чарушин Е. Путешественники (М.- Л.: Детиздат)1940 (переизд. 1947)
- Чарушин Е. Моя первая зоология. Ч. 1. На нашем дворе (М.- Л.: Детгиз) 1942 (переизд. 1968)
- Чарушин Е. Моя первая зоология. Ч. 2. В лесу (М.- Л.: Детгиз)1942
- Чарушин Е. Кот, петух и лиса [Пьеса-сказка для театра теней] (М.: Молодая гвардия)1944
- Чарушин Е. Моя первая зоология. Ч. 3. Животные жарких и холодных стран (М.- Л.: Детгиз)1944
- Чарушин Е. Медвежата (Л.: Детгиз) 1945(переизд. 1946, 1987)
- Чарушин Е. Лиса и заяц (Киров)1946
- Чарушин Е., Шумская Е. Шутки (М.- Л.: Детгиз)1946 (переизд. 1954, 1956)
- Чарушин Е. Рассказы (М.- Л.: Детгиз)1947 (переизд. 1948, 1959)
- Чарушин Е. Теремок (М.- Л.: Детгиз) 1947(переизд. 1952, 1971, 1973, 1974)
- Чарушин Е. Кот Епифан (Детгиз)1948
- Чарушин Е. Что за зверь? (М.- Л.: Детгиз)1948(переизд. 1950, 1956)
- Чарушин Е. Зверята (М.- Л.: Детгиз) 1949 (переизд. 1958)
- Чарушин Е. Избранное / Предисл. И. Бродского (Киров: Кировское обл. гос. Изд-во)1950 - 176 с.
- Чарушин Е. Про больших и маленьких (М.- Л.: Детгиз) 1950(переизд. 1952, 1953, 1959, 1960, 1973)
- Чарушин Е. Большие и маленькие (М.- Л.: Детгиз) 1951 (переизд. 1959, 1973)
- Чарушин Е Друзья. Л., Детгиз, 1957
- Чарушин Е. Болтливая сорока. Л., Детгиз, 1961 (переизд. 1969, 1975)
- Чарушин Е. В лесу./ Рис. Н. Чарушина. М., 1968, 1969
- Чарушин Е. Верный Трой. Л., 1990
Книжная иллюстрация
- Бианки В. Мурзук (М.- Л.: ГИЗ) 1928. (переизд. 1932)
- Лесник А. Волк (М.- Л.: ГИЗ). 1928
- Бианки В. Рассказы об охоте (М.- Л.: ГИЗ)1929. (переизд. 1931)
- Бианки В. Теремок 1929.(М.: ГИЗ)
- Бианки В. Чёрный сокол 1929.(М.- Л.: ГИЗ)
- Смирнова Н. Как Мишка большим медведем стал (М.- Л.: ГИЗ) 1929.(переизд. 1930, 1931, 1966, 1968, 1980 — в кн. «Мир Чарушина»)
- Лесник А. Встречи в лесу (М.: ГИЗ)1930
- Смирнова Н. Про курочку (М.- Л.: ГИЗ)1930
- Берголльц О. Пыжик (М.- Л.: ГИЗ)1930
- Бианки В. Красная горка (М.- Л.: ГИЗ)1930 (переизд. 1961, 1962, 1965)
- Флейрон С. Стрикс (История одного филина)1930 (М.- Л.: Молодая гвардия)
- Робертс Ч. Избранные рассказы: Рис. Чарушина и Курдова (М.- Л.: ГИЗ)1931
- Бианки В. Первая охота (М.- Л.: Молодая гвардия)1933 (переизд. 1935, 1936, 1937, 1950, 1951, 1954, 1970, 1972, 1973, 1980 — в кн. «Мир Чарушина»)
- Чуковский К. Цыпленок (М.- Л.: Детгиз)1934 (переизд. 1937, 1938, 1940, 1955, 1958, 1966)
- Маршак С. Детки в клетке (М.: Издательство детской литературы)1935 (переизд. 1936, 1939, 1947, 1953, 1956, 1957, 1960 в 2 изд-вах, 1964, 1965, 1966, 1967)
- Пришвин М. Зверь бурундук (М.- Л.: Детиздат)1935 (переизд. 1936 в 2 изд-вах.)
- Пришвин М. Ярик (М.- Л.: Детиздат)1936 (переизд. 1937)
- Арсеньев В. К. Дерсу Узала (М.- Л.: Детиздат) 1936(переизд. 1944)
- Введенский А. И. Щенок и котенок (М.- Л.: Детиздат) 1937
- Олешек — золотые рожки: Сказки северных народов (М.- Л.: Детиздат)1937 (переизд. 1949, 1959)
- Маршак С. Мой зоосад (М.- Л.: Детиздат)1938
- Ушинский К. Бишка (М.- Л.: Детиздат)1938
- Шварц Е. Красная Шапочка (М.: Детиздат)1938
- Сетон-Томпсон Э. Королевская Аналостанка 1941 (М.- Л.: Детиздат)
- Бианки В. Чей нос лучше? Рис. Чарушина и Рачёва (М.- Л.: Детгиз)1942
- Дьяков В. Красная Армия (М.: Детгиз)1942
- Дьяков В. Песенки-байки (М.: Детгиз)1942
- Песенки-байки (Киров: Кировское областное изд-во)1942
- Бианки В. Плавунчик (М.- Л.: Детгиз)1946
- Белышев И. Упрямый котенок (М.- Л.: Детгиз1946) (переизд. 1948, 1955)
- Мамин-Сибиряк Д. Н. Рассказы и сказки. Рис. Чарушина и Кобелева (М.- Л.: Детгиз)1948
- Русские сказки про зверей (собрала О.Капица) (М.- Л.: Детгиз)1948 (переизд. 1951)Ч
- Бианки В. Кузя двухвостый (М.- Л.: Детгиз)1948
- Бианки В. Рассказы и сказки. Рис. Чарушина, Курдова, Ризнича, Тырсы (М.- Л.: Детгиз)1949 (переизд. 1951, 1956, 1960, 1963, 1967)
- Горький М. Воробьишко (М.- Л.: Детгиз)1949 (переизд. 1956, 1962, 1968, 1971, 1972)
- Любимые сказки (в обработке А.Толстого и М.Булатова) 1949(М.- Л.: Детгиз)
- Лиса и заяц: русская народная сказка в обработке А.Толстого (М.- Л.: Детгиз)1950
- Мамин-Сибиряк Д. Аленушкины сказки (М.- Л.: Детгиз)1951
- Бианки В. Лесные были и небылицы. Рис. Чарушина и, Курдова (Л.: Лениздат)1952 (переизд. 1957, 1969)
- Бианки В. Мишка-Башка (М.- Л.: Детгиз)1952 (переизд. 1953, 1961, 1996 — Росмэн)
- Сказки Севера (в обработке Г.Меновщика) (М.- Л.: Детгиз)1953
- Карнаухова И. Избушка на опушке (Л.: Детгиз)1953
- Бианки В. Мастера без топора (Л.: Детгиз)1954
- Сладков Н. Медвежья горка (М.- Л.: Детгиз)1954 (переизд. 1967, 1968)
Напишите отзыв о статье "Чарушин, Евгений Иванович"
Литература
- Кузнецов Э. Д. Звери и птицы Евгения Чарушина. — М.: Советский художник, 1983. — 160 с. — (Рассказы о художниках). — 40 000 экз.
- Валерий Траугот. Династия Чарушиных. anima.ucoz.ru/vstrechi/char/char_7_srv.html
- Мир Чарушина / Сост. И. А. Бродский и Н. Е. Чарушин. — Л., 1980.
- Глоцер В. И. Мир Чарушина [Рецензия на книгу Кузнецова Э. Звери и птицы Евгения Чарушина] // Иллюстрация: Сб. статей. — М., 1988
- Кудрявцева Л. Собеседники поэзии и сказки. — М., 2008. — С. 36-39.
Примечания
- ↑ Профессор Михаил Матюшин и его ученики. Каталог выставки. Сост., вступительная статья Никиты Несмелова. Музей Академии художеств. СПб, 2008.C. 250—257
- ↑ Е. Чарушин. [www.book-illustration.ru/index.php/category/index.php?option=com_flippingbook&view=book&id=28:nikitkaiegodruzja&catid=22:charushin&tmpl=component Никитка и его друзья]. — 1-е. — Москва—Ленинград: Детгиз, 1938. — 52 с. — 50 000 экз.
- ↑ [fotki.yandex.ru/users/babs71/view/1064116/ Фото могилы на Богословском кладбище]
Ссылки
- [www.chukfamily.ru/Humanitaria/Gabbe/charushin.htm Тамара Габбе Евгений Чарушин]
- [www.kotmurr.spb.ru/library/charushin/index.html Чарушин Е. И. Художественные произведения о мире животных.]
- [www.peoples.ru/art/painter/eugeny_charushin/ Биография на Peoples.Ru]
- [www.barius.ru/biblioteka/illustrator/34 Книги с иллюстрациями Чарушина] - читать и смотреть онлайн
- [lingvarium.org/maisak/data/charushin.htm Удивительные приключения маленького охотника (рассказ, 1939)]
Отрывок, характеризующий Чарушин, Евгений Иванович
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
Категории:
- Родившиеся 11 ноября
- Родившиеся в 1901 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Кирове
- Умершие 18 февраля
- Умершие в 1965 году
- Умершие в Санкт-Петербурге
- Писатели по алфавиту
- Писатели СССР
- Писатели России
- Писатели XX века
- Награждённые медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- Заслуженные деятели искусств РСФСР
- Похороненные на Богословском кладбище
- Художники СССР
- Художники-иллюстраторы России
- Писатели-натуралисты
- Писатели-анималисты
- Художники Санкт-Петербурга
- Выпускники Института имени Репина
- Художники России
- Члены Союза художников СССР
- Художники России XX века
- Художники XX века
- Графики России
- Акварелисты СССР
- Графики СССР
- Художники-иллюстраторы СССР
- Художники по алфавиту
- Детские писатели СССР
- Детские писатели России
- Художники-анималисты
