Ланн, Евгений Львович

Евгений Ланн
Имя при рождении:	Евгений Львович Лозман
Дата рождения:	1 (13) мая 1896(1896-05-13)
Место рождения:	Ростов-на-Дону
Дата смерти:	2 октября 1958(1958-10-02) (62 года)
Место смерти:	Москва
Гражданство:	Российская империя Российская империя СССР СССР
Род деятельности:	литератор
Направление:	поэзия, проза, переводы

Евгений Львович Ланн (настоящая фамилия Лозман; 1896—1958) — русский писатель, поэт и переводчик.

Биография

Родился в семье инженера. С 1907 жил в Харькове. Окончил юридический факультет Харьковского университета (1920), был оставлен при кафедре истории философии права. В 1919 председатель русской секции Всеукраинской литературной комиссии при Наркомпросе Украины. В конце ноября 1920 уехал в Москву. С 1922 член Всероссийского Союза Писателей, с конца 1927 до 1932 — сверхштатный научный сотрудник Государственной академии художественных наук.

Опубликовал исторические романы «Гвардия Мак Кумгала» (1938; 2-е изд. — 1951), «Старая Англия» (1943). Автор литературно-критических книг «Писательская судьба Максимилиана Волошина» (1926), «Литературная мистификация» (1930), «Диккенс» (1946).

В 30—40-е годы XX века в советской переводческой школе существовали два принципиально разных подхода. Ланн принадлежал к направлению «технологически-точного перевода», которому противопоставлялся так называемый «творческий перевод». Наиболее известны переводы многих произведений Чарльза Диккенса, выполненные Ланном совместно с женой Александрой Кривцовой. Эти переводы подвергались позднее критике — например, Норой Галь — как «сухие, формалистические, неудобочитаемые». Известный переводчик И. Кашкин также критиковал выполненный Ланном перевод романа «Николас Никлби», в частности, он считал что «прозаик Евгений Ланн, автор интересного романа о Диккенсе, не был талантливым переводчиком, не было у него этого необходимого дара».

Состоял в длительных личных отношениях с актрисой театра им. Евг. Вахтангова Марией Синельниковой.

В 1958 году Ланн, страдавший хронической болезнью, и Кривцова, которой диагностировали рак, решили отравиться морфием. Кривцова умерла 29 октября; рака у неё при вскрытии не обнаружили. Ланн выжил, поскольку его организм привык к морфию, и в тяжёлом состоянии попал в институт Склифосовского, где признался, что отравил жену. На него было заведено уголовное дело, но 2 ноября он умер. После смерти Кривцовой и Ланна в писательских кругах появился термин «выход Ланна», когда речь шла о самоубийстве как единственном выходе из сложившегося положения.

Литература

• Ланн Е. Л. Heroïca: Стихотворения / Сост., подг. текста и послесл. К. Добромильского. — М.: Водолей, 2010. — 118 с. ISBN 978-5-91763-047-2
• «…Темой моей является Россия». Максимилиан Волошин и Евгений Ланн. Письма. Документы. Материалы. — М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2007., ISBN 978-5-93015-091-9
• Баевский B.C. Жизнь и смерть Евгения Ланна. — Известия АН, 2003. — № 5.
• Береговская Э.М. Евгений Ланн — поэт круга Максимилиана Волошина, Григория Петникова и Марины Цветаевой. — М: Дом-музей Марины Цветаевой, 2003.

Ссылки

• [www.smolensklib.ru/pisateli/almanah/5.2006/stran/baevsk.htm В. Баевский. Марина, Анастасия, Евгений]

Отрывок, характеризующий Ланн, Евгений Львович

Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.