Майоров, Евгений Александрович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Евгений Майоров»)
Перейти к: навигация, поиск
Евгений Александрович Майоров
Позиция

нападающий

Гражданство

СССР СССРРоссия Россия

Родился

11 февраля 1938(1938-02-11)
Москва, РСФСР, СССР

Умер

10 декабря 1997(1997-12-10) (59 лет)
Москва, Россия

Карьера
1956—1967
Клубы
«Спартак» Москва (1956—67)
Государственные награды
Международные медали
Хоккей с шайбой (мужчины)
Олимпийские игры
Золото Инсбрук 1964 Сборная СССР
Чемпионаты мира
Бронза Швейцария 1961
Золото Швеция 1963
Золото Инсбрук 1964[1]
Внешние изображения
[dkhramov.dp.ua/uploads/Dne/GeorgijSurkov/ivanitskij.jpg На фото слева направо: Александр Иваницкий, Евгений Майоров, Георгий Сурков]

Евге́ний Алекса́ндрович Майо́ров (11 февраля 1938, Москва, РСФСР, СССР — 10 декабря 1997, Москва, Россия) — известный советский хоккеист, нападающий, Спортивный комментатор ЦТ. Заслуженный мастер спорта СССР (1963).





Биография

Брат-близнец Бориса Майорова. Выступал за «Спартак» Москва (1956-67).

В «Спартаке» и в сборной СССР Евгений Майоров выступал в звене с Борисом Майоровым и Вячеславом Старшиновым, эта тройка была одной из сильнейших в советском хоккее 60-х годов[2].

В 1958-1959 также играл и за клубную команду футбольного Спартака. В 1961-1962 провёл 2 игры в чемпионате дублирующих состав за футбольный Спартак.

Окончил Московский авиационно-технологический институт (1963).

В 1967—1968 — старший тренер «Спартака», с которым стал вторым призёром чемпионата СССР 1968.

В 1968—1969 играл за ТУЛ «Вехмайстен урхейлиат» (Финляндия) — 16 игр, 2 шайбы.

С конца 60-х гг. работал спортивным комментатором на телевидении.

С 1972 по 1976г. Директор СДЮСШОР Спартак (Москва).

С 1982 — спортивный тележурналист. Член Союза журналистов СССР.

В 1998 году Евгению Майорову посмертно присуждена телевизионная премия ТЭФИ в номинации «Лучший спортивный комментатор года». Похоронен на Ваганьковском кладбище.

Достижения и награды

Напишите отзыв о статье "Майоров, Евгений Александрович"

Примечания

  1. Чемпионат проводился в рамках Олимпийского хоккейного турнира.
  2. [www.sports.ru/hockey/68989250.html Тридцать три тройки. Часть третья — Хоккей — Sports.ru]

Ссылки


Отрывок, характеризующий Майоров, Евгений Александрович

– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.