Моргунов, Евгений Александрович

Евгений Моргунов
Имя при рождении:	Евгений Александрович Моргунов
Профессия:	актёр, кинорежиссёр, сценарист
Карьера:	1944—1998
Награды:

Евге́ний Алекса́ндрович Моргуно́в (27 апреля 1927, Москва — 25 июня 1999, там же) — советский и российский актёр театра и кино, кинорежиссёр, Заслуженный артист РСФСР (1978). Наиболее известен по роли Бывалого из троицы Трус, Балбес и Бывалый в серии советских кинокомедий Леонида Гайдая.

Биография

Родился в семье Александра Семёновича Моргунова. Воспитывался без отца, с 14 лет начал работать на заводе «Фрезер», где обтачивал болванки для артиллерийских снарядов. В 1943 году юный Моргунов написал письмо на имя Сталина, в котором просил зачислить его в театральное училище. На письмо пришёл ответ, и Моргунова действительно зачислили в училище при театре Таирова, однако он проучился там всего год и перевёлся во ВГИК на актёрский факультет к Сергею Герасимову. В 1948 году окончил ВГИК. В 1948—1951 годах — актёр Театра-студии киноактёра. В 1951—1953 годах — актёр академического Малого театра, затем снова вернулся в Театр киноактёра.

Рекомендация на Моргунова при зачислении в Театр киноактёра:

Талантлив ли Моргунов? Этого я не знаю, но если в экспедиции застрянет машина, Моргунов тут же её вытащит. Талантлив ли Моргунов? Этого я не знаю, но Моргунов прекрасно переносит жару и холод, и если надо — неприхотлив в еде. Талантлив ли Моргунов? Этого я не знаю, но он прекрасно умеет доить корову и переносит на ногах грипп. Такой, как Моргунов, в экспедиции незаменим. Талантлив ли Моргунов? Этого я не знаю, но вы-то знаете, талантлив ли Моргунов.

— Александр Довженко

Вторая актёрская работа, сразу принёсшая Моргунову известность — роль вымышленного персонажа, предателя Евгения Стаховича в фильме «Молодая гвардия» (версия 1948 года, режиссёр Сергей Герасимов) — экранизации одноимённого романа Александра Фадеева. Молодой Моргунов в образе Стаховича настолько запомнился публике, что в одном провинциальном городе актёр был атакован на улице мальчишками, считавшими, что выследили предателя.

В 1950-е годы актёр снимался преимущественно в фильмах историко-патриотической направленности, ныне малоизвестных. Всенародную популярность Моргунову принесла роль Бывалого в серии кинокомедий Леонида Гайдая 1960-х годов: «Самогонщики», «Пёс Барбос и необычный кросс», «Операция «Ы» и другие приключения Шурика», «Кавказская пленница, или новые приключения Шурика». На волне популярности Моргунов пробует себя в качестве режиссёра — снимает картину «Когда казаки плачут» по рассказу Шолохова (1963).

Во время съёмок «Кавказской пленницы» между Моргуновым и Гайдаем произошёл конфликт, когда актёр повёл себя по отношению к режиссёру, известному своей строгостью, излишне независимо. Этот эпизод сильно осложнил дальнейшую карьеру Евгения Моргунова. В 1970—1980-е годы он редко снимался в кино, в основном в эпизодах, наиболее известный фильм этого периода с его участием — «Покровские ворота». В постсоветские годы он снялся в большем числе картин, чем за предыдущие двадцать лет, однако главных ролей по-прежнему не играл. Для зрителей он так и остался Бывалым.

Евгений Александрович болезненно переживал творческую невостребованность, крайне резко высказывался о советской кинематографической индустрии. В повседневной жизни он был большим шутником и любителем розыгрышей, всегда был окружён множеством друзей. Несмотря на то, что актёр на протяжении многих лет страдал от диабета, он злоупотреблял алкоголем, перенёс тромбоз, два инфаркта и инсульт.

Евгений Моргунов скончался в московской Центральной клинической больнице 25 июня 1999 года от второго инсульта, незадолго до этого в июне 1998 года в автокатастрофе погиб его 26-летний сын Николай. Оба похоронены в Москве на Кунцевском кладбище.

Культурное значение творчества Моргунова

О личности Моргунова часто спорят, ведь актёр словно нарочно совмещал в себе и своём характере острослова-шутника и тонкого ценителя искусств и поэзии. Вокруг него было создано много стереотипов, связанных как с началом актёрской карьеры Моргунова в героико-патриотических фильмах, так и с маской Бывалого. Широко известна его ссора с Гайдаем — тогда резкое острословие взяло верх и навредило как режиссёру, так и актёру.

При этом роль Бывалого принесла актёру такую народную любовь, какую многим именитым артистам не удаётся снискать после десятков сыгранных ролей.

Остальные работы Моргунова (режиссёрская — «Когда казаки плачут», роль Соева и прочие актёрские труды) хорошо оттеняют его основной образ.

Личная жизнь

Более 10 лет Моргунов состоял в гражданском браке с балериной Большого театра Варварой Рябцевой, которая была старше его на 13 лет.

Жена — Наталья Николаевна Моргунова, была младше Моргунова на 13 лет, её родители были инженерами. Их знакомство началось в 1963 году с розыгрыша^{[какого?]}. Поженились в 1965 году, в 1966 родился сын Антон, и в 1972 году — сын Николай. Есть три внука.

Увлечения

Евгений Моргунов был страстным спортивным болельщиком. Болел за команду ЦСКА.

…Часто звали и в Дом киноактера, где сдружился с Евгением Моргуновым, Бывалым из гайдаевского трио. Женя страстно болел за ЦСКА, а я играл за «Спартак», но нашей дружбе это не мешало.
Олимпийский чемпион Алексей Парамонов.

Фильмография

Актёрские работы

• 1944 — В 6 часов вечера после войны — артиллерист (нет в титрах)
• 1944 — Дни и ночи — солдат (нет в титрах)
• 1944 — Родные поля — призывник (нет в титрах)
• 1944 — Человек № 217 — заключённый № 204 (нет в титрах)
• 1945 — Это было в Донбассе — подпольщик (нет в титрах)
• 1948 — Молодая гвардия — Евгений Стахович (в версии 1960-х гг. — Геннадий Почепцов)
• 1949 — У них есть Родина — комендант (нет в титрах)
• 1950 — Донецкие шахтёры — шахтёр, сын Горовых (нет в титрах)
• 1950 — Заговор обречённых — военный (нет в титрах)
• 1950 — Секретная миссия — американский солдат (нет в титрах)
• 1950 — Смелые люди — Гофман (нет в титрах)
• 1952 — Незабываемый 1919 год — моряк-анархист (нет в титрах)
• 1953 — Вихри враждебные — анархист
• 1954 — «Богатырь» идёт в Марто — Гемфри
• 1954 — Командир корабля — Махотин
• 1955 — Мать — жандарм (нет в титрах)
• 1955 — Мексиканец — Майкл
• 1955 — Отелло — эпизод (нет в титрах)
• 1956 — Павел Корчагин — урка в подъезде (нет в титрах)
• 1956 — Первые радости — санитар (нет в титрах)
• 1956 — Поэт — зритель на вечере поэзии (нет в титрах)
• 1957 — Гори, моя зоре — Крутиков
• 1957 — Отряд Трубачёва сражается — немец-денщик (нет в титрах)
• 1957 — Рождённые бурей — Кобыльский
• 1957 — Страницы былого — жандарм (нет в титрах)
• 1958 — Шли солдаты — адъютант генерала (нет в титрах)
• 1959 — Белые ночи — стражник
• 1959 — Василий Суриков — комендант снежного городка
• 1959 — Судьба человека — толстый немец (нет в титрах)
• 1959 — Черноморочка — Трамбоний, конферансье
• 1960 — Евгения Гранде — бочар (нет в титрах)
• 1960 — Воскресение — Частный (нет в титрах)
• 1961 — Алые паруса — полицейский капрал
• 1961 — Две жизни — Красавин (нет в титрах)
• 1961 — Нахалёнок — эпизод
• 1961 — Пёс Барбос и необычный кросс — Бывалый
• 1961 — Самогонщики — Бывалый
• 1961 — Человек ниоткуда — повар из племени тапи (нет в титрах)
• 1963 — Стёжки-дорожки — патрульный милиционер
• 1964 — До свидания, мальчики! — пляжник с ребёнком
• 1964 — Сказка о потерянном времени — владелец «Москвича»
• 1964 — Хотите — верьте, хотите — нет… — собеседник в ресторане
• 1965 — Дайте жалобную книгу — директор магазина одежды
• 1965 — Операция «Ы» и другие приключения Шурика — Бывалый
• 1966 — Три толстяка — толстяк
• 1967 — Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика — Бывалый
• 1967 — Морские рассказы — певичка в иллюзионе «Нимфа»
• 1968 — Семь стариков и одна девушка — Бывалый
• 1969 — Похищение — артист Моргунов
• 1969 — Старый знакомый — артист-конферансье
• 1971 — Ехали в трамвае Ильф и Петров — налётчик
• 1975 — Большой аттракцион
• 1976 — Весёлое сновидение, или Смех и слёзы — Туз Пик
• 1976 — Волшебный фонарь — шериф, полисмен, сосед, пограничник
• 1976 — Соло для слона с оркестром — Коля
• 1977 — Риск — благородное дело — камео
• 1977 — Эти невероятные музыканты, или Новые сновидения Шурика — камео
• 1979 — Бабушки надвое сказали… — повар в ресторане гостиницы
• 1980 — Комедия давно минувших дней — Бывалый
• 1982 — Не ждали, не гадали! — сосед
• 1982 — Покровские ворота — Соев
• 1982 — Просто ужас! — хозяин козы
• 1984 — Ералаш (эпизод «Сорок чертей и одна зелёная муха») — директор школы
• 1986 — Премьера в Сосновке — зритель
• 1986 — Хорошо сидим! — пьяный футбольный судья в поезде
• 1987 — Сильнее всех иных велений — помещик
• 1990 — Супермент
• 1991 — Болотная street, или Средство против секса — хозяин квартиры
• 1991 — Действуй, Маня! — кинорежиссёр
• 1992 — Бабник 2 — экстрасенс
• 1992 — Выстрел в гробу — Колбасюк
• 1992 — Господа артисты — архитектор
• 1992 — Новый Одеон — Блохин
• 1993 — Бравые парни — Иван Карась, майор
• 1993 — Сокровище моей семьи
• 1994 — Вальсирующие наверняка
• 1994 — Ералаш (эпизод «Бомба») — директор школы
• 1998 — Бульварный роман — губернатор
• 1998 — Райское яблочко — Всеволод Иванович Тюбиков, начальник охраны

Режиссёрские работы

• 1963 — Когда казаки плачут

Киножурнал Фитиль

• 1962 — Фитиль № 1 (сюжет «Живой труп»)
• 1977 — Фитиль № 186 (сюжет «Любители»)

1981 — «Происшествие в стране Мульти-Пульти» — Бывалый

Видеоклипы

1989 - Дайте народу пиво (гр.Зодчие)- пациент на каталке

Литература

• Мягкова Лора. [www.labirint.ru/books/442421/ Операция "Ы" и другие приключения Вицина, Никулина и Моргунова]. — М.: Алгоритм, 2014. — 288 с. — (Великие шутят). — ISBN 978-5-4438-0762-1.

Ссылки

• [www.peoples.ru/art/cinema/actor/morgunov/ peoples.ru]
• [moscow-tombs.ru/1999/morgunov_ea.htm Могила на Кунцевском кладбище, уч. 10]

Отрывок, характеризующий Моргунов, Евгений Александрович

M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.