Евгения Римская

Евгения
Ευγενια
Смерть	ок. 262
Почитается	в православной и католической церквях
В лике	преподобномученица
День памяти	в православной церкви — 24 декабря (6 января) в католической — 24 декабря

Евгения Римская (греч. Ευγενια, в современном русском языке — Евгения) — раннехристианская мученица, пострадавшая в Риме ок. 262 года н. э. Почитается православной и католической церквями.

Краткое житие

Как гласит житие святой согласно четьи-минеи Димитрия Ростовского , в седьмой год царствования римского императора Коммода, наследовавшего престол после отца своего Марка Аврелия, был назначен правителем всего Египта некий знаменитый вельможа, по имени Филипп. Получив такое назначение, Филипп переехал со своей женой Клавдией и с детьми из Рима в Александрию. У него было два сына, Авит и Сергий, и единственная дочь, Евгения.

Евгения получила прекрасное образование и отличалась добрым нравом и красотой. Многие знатные юноши добивались её руки, но вступать в брак она не хотела. Познакомившись с Посланиями апостола Павла, она всей душой устремилась к христианству и тайно от родителей, в сопровождении своих двух рабов, Прота и Иакинфа, переодевшись в мужскую одежду, удалилась в мужской монастырь. Там она со своими рабами и спутниками приняла святое Крещение от епископа Элия, которому было открыто о ней в видении, и он благословил её подвизаться в монастыре в образе инока Евгения. Своими подвигами святая Евгения стяжала дар исцеления. Однажды к ней за помощью обратилась богатая молодая вдова Мелания. Увидев юного инока, эта женщина воспылала нечистой страстью, но будучи отвергнута, она измыслила клевету о попытке насилия. Святая Евгения предстала на суд к правителю Египта, то есть к своему отцу, и была вынуждена открыть свою тайну. Её родные обрадовались, найдя ту, которую долго оплакивали. Через некоторое время все они приняли святое Крещение. Но Филипп, по доносу язычников, был смещён с поста правителя. Александрийские христиане избрали его своим епископом. Новый правитель, опасаясь народного гнева, не стал открыто казнить Филиппа, а подослал убийц. Во время уединённой молитвы епископа ему были нанесены раны, от которых он через три дня мученически скончался.

Овдовев, Клавдия с дочерью и слугами уехала в своё поместье, находившееся в окрестностях Рима. Там Евгения продолжала иноческую жизнь. Она привела ко Христу многих дев, а Клавдия устроила странноприимный дом и служила вдовам. По прошествии нескольких спокойных лет император Галлиен (260—268) вновь начал гонение на христиан, и многие из них нашли убежище у святых Клавдии и Евгении. В то время осиротевшая молодая римлянка из царского рода, Василла, услышав о христианах и о святой Евгении, захотела встретиться со святой и написала ей письмо. В ответ святая Евгения прислала своих друзей и сподвижников, Прота и Иакинфа, которые просветили Василлу, и она приняла святое Крещение Служанка Василлы рассказала её жениху Помпею, что его невеста стала христианкой, и Помпеи пожаловался императору на христиан, проповедующих безбрачие. Привлечённая к ответу, Василла отказалась вступать с Помпеем в брак, и за это её закололи мечом. Святых Прота и Иакинфа потащили в римский храм для принесения жертвы, но едва они вступили туда, идол упал и разбился. Святые мученики Прот и Иакинф были обезглавлены.

Святую Евгению тоже насильно привели в храм Дианы, но не успела она ещё вступить в него, как всё капище вместе с идолом разрушилось. Святую мученицу бросили в Тибр с камнем на шее, но камень свалился, и она осталась невредима. Невредимой осталась она и в огне. Тогда её бросили в ров, где она находилась 10 дней. В это время ей явился Сам Спаситель и возвестил, что она войдёт в Царство Небесное в день Рождества Христова. Когда в 262 году наступил этот светлый праздник, палач умертвил святую мученицу мечом. Вскоре приняла мученический венец и святая Клавдия. Преподобномученица Евгения предупредила её о дне смерти.

День памяти

В Православии день памяти Преподобномученицы Евгении — 24 декабря (6 января), в Римской католической церкви — 24 декабря.

Почитание

Начиная с V в. легенда о Евгении благодаря сюжетным линиям, заимствованным из фольклора, получила широкое распространение во всем христианском мире. В Мартирологе блж. Иеронима (1-я пол. V в.) отмечено, что Евгения была похоронена «в Риме, на Латинской дороге, на кладбище Апрониана». Римские итинерарии VII века сообщают, что над могилой была построена базилика, которая перестраивалась папами Иоанном VII (705—707), Адрианом I (772—795) и Львом III (795—816), а затем исчезла. Место, где было расположено кладбище Апрониана и находилась могила святой, установить не удалось.

В настоящее время мощи Евгении пребывают в церкви Двенадцати апостолов в Риме. Частицы мощей Евгении имеются в монастыре вмц. Варвары (о-в Кипр) и на территории Греции, в монастырях Живоносного Источника на о-ве Андрос и Св. Троицы в Коропи (Meinardus. 1970. P. 176).

Образ прмц. Евгении в искусстве

Изображения Евгении на мозаиках в Греции, Италии (Равенна, Неаполь) и Хорватии (Пореч) свидетельствуют о распространении её почитания за пределами Рима. Культ святой укрепился во времена еп. Авита Вьеннского (ок. 450 — ок. 518 или 525). Гимны в честь Евгении писали Венанций Фортунат (VI в.), Адельман (? в.), Флодоард (X в.).

Евгении посвящён самый большой из поэтических текстов в составе греческого стишного синаксаря (т. н. стостишие), вошедший затем в слав. стишной Пролог.

Одной из самых известных европейских литературных переработок жития прмц. Евгении считается новелла Готфрида Келлера «Евгения» (Eugenia) из сборника «Семь легенд» (1872).

Источники

Мученичество прмц. Евгении было написано на лат. языке, вероятно, не позднее кон. V в. (BHL, N 2667). Существует также его ранняя греч. версия в 3 вариантах (BHG, N 607w — 607z), которая послужила основой для синаксарных сказаний и восточных редакций Жития Е.: армянской (BHO, N 281), сирийской (BHO, N 282), эфиопской (BHO, N 283—284). К VIII в. появилось 2-е лат. житие, написанное Руфином Аквилейским (Псевдо-Руфин) (BHL, N 2666). Его текст близок к поздней греч. версии Мученичества Е., традиционно приписываемой прп. Симеону Метафрасту (Х в.). Это дает основание предположить, что Метафраст переработал уже существовавший греч. перевод лат. Жития Е. Псевдо-Руфина

Отрывок, характеризующий Евгения Римская

– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.