Еврейские земледельческие колонии в Российской империи
Еврейские земледельческие колонии в Российской империи — компактные поселения (колонии) евреев в Российской империи.
Еврейские земледельческие колонии в России первоначально были созданы в Херсонской губернии в 1806 году, когда они стали массово выезжать из Польского царства. Указ от 9 (21) декабря 1804 года впервые позволил евреям в России покупать землю для создания земледельческих поселений (колоний). Прежде большинство переселенцев-иностранцев в Российской империи составляли немцы и балканские славяне.
Как и прочие колонисты, перешедшие в крестьянское сословие евреи получили временные налоговые льготы, освобождение от рекрутской повинности, а также субсидии для приобретения или покупки земельных угодий. Целью этой политики было приобщение евреев, большая часть из которых оказалась в пределах Российской империи после раздела Польши, к земледельческому труду для освоения незаселённых степных и сновообретённых земель. Прежде евреям не дозволялось ни проживать в сельской местности, ни покидать черту оседлости. Результатом этих ограничений, а также ограничений в выборе занятия, явилась чрезвычайная скученность и нищета в местечках в пределах черты.
В середине XIX века царское правительство дозволило создание еврейских земледельческих колоний в южных районах страны, и в первую очередь в присоединённых в результате недавних русско-турецких войн Бессарабском крае и Новороссии.
Указ императора Николая I «Положение о евреях» от 13 (25) апреля 1835 года позволял евреям получать казённые земли в бессрочное пользование, приобретать и арендовать земельные участки в шести губерниях, а также предусматривал временные рекрутские и налогоплатёжные послабления для колонистов. В том же году состоялась неудачная попытка создания еврейских колоний в Сибири.[1] Подавляющее большинство еврейских сельскохозяйственных колоний последующих лет было организовано в Бессарабской области, Екатеринославской и Херсонской губерниях.
Колонизация Екатеринославской губернии началась в 1846 году.[2] В 1858 году 18 еврейских земледельческих колоний были образованы в Подольской губернии, куда переселилось более 1,100 семей. За короткий промежуток времени в России появилась новая прослойка евреев-земледельцев, которые к середине XIX столетия составляли уже 3 % от всего еврейского населения страны, а в Бессарабской области — около 16 %. К 1900 году в общей сложности насчитывалось около 100,000 колонистов-евреев.[3]
Политика поощрения еврейского земледелия в России была свёрнута императором Александром II новым указом от 30 мая (11 июня) 1866, вновь наложившим запрет на приобретение евреями земельных участков. Ещё более усугубили положение земледельческих колоний «Временные правила» 1882 года, согласно которым по истечении первоначального арендного срока земельные участки колоний не могли быть ни куплены, ни арендованы самими колонистами.
Несмотря на запрет и активные меры по ограничению еврейского земледелия[4], около 20—25 % жителей еврейских колоний продолжали заниматься сельскохозяйственной деятельностью. Во многих колониях выращивались новые культуры, пользующиеся спросом и приносящие прибыль: сахарная свёкла, подсолнухи, табак. Многие колонисты вынужденно переключились на сопряжённые занятия, такие, как птицеводство. На месте некоторых колоний возникли целые местечки, где регулярно проводились ярмарки, а большинство евреев вернулись к занятию торговлей и ремёслами.
После распада империи
В результате Гражданской войны, погромов, голода и эпидемий часть колоний прекратила своё существование в начале 1920-х годов. Значительная часть евреев покинула местечки и бывшие колонии в поисках работы в крупных городах, а также иммигрировав в США, Палестину и страны Латинской Америки. В некоторых бывших колониях евреи стали меньшинством. В ряде бывших колоний были организованы коллективные хозяйства (колхозы и совхозы). В то же время, созданный в 1924 год в СССР Комитет по земельному устройству еврейских трудящихся (КомЗЕТ) продолжил политику привлечения еврейского населения Советской России к производительному труду. Год спустя было создано Общество землеустройства еврейских трудящихся (ОЗЕТ) — формально, общественная организация для содействия КомЗЕТу и взаимодействия с международными еврейскими организациями, в первую очередь, Джоинтом.
Первоначально, еврейские сельсоветы создавались большей частью в Крыму, а также в районе «старых» еврейских земледельческих колоний, основанных ещё в начале 19 века. К концу 1920-х было создано 160 таких сельсоветов на Украине, 29 — в Крыму и 27 — в Белоруссии. С 1925 по 1937 год туда переселились 126,000 евреев, из которых, правда, только 53,000 остались на новом месте. В 1930-е годы коллективизация и индустриализация привели к новому оттоку молодежи в города и сокращению численности евреев-крестьян. В мае 1938 все созданные ранее еврейские национальные районы и сельсоветы были расформированы. Большинство неуспевших эвакуироваться жителей бывших еврейских колоний и сельсоветов в период Великой Отечественной войны были убиты в ходе Холокоста.
Напишите отзыв о статье "Еврейские земледельческие колонии в Российской империи"
Примечания
- ↑ [www.jewishencyclopedia.com/view.jsp?artid=908&letter=A "Agricultural Colonies in Russia"], "Jewish Encyclopedia"
- ↑ [www.shtetlinks.jewishgen.org/colonies_of_ukraine/Chaim's%20Introduction.htm Study of Jewish Agricultural Colonies in the Ukraine]
- ↑ The Jews in Poland and Russia: Bibliographical Essays, by Gershon David Hundert and Gershon C. Bacon. Indiana University Press, 1984, P. 157, as cited in the [www.shtetlinks.jewishgen.org/Colonies_of_Ukraine/boonin1.htm this web page]
- ↑ [www.krotov.info/history/20/1900/1903urus.html Записки губернатора Урусова]
См. также
- История евреев в России
- Еврейское колонизационное общество
- Еврейские земледельческие колонии в Бессарабской губернии
- Общество землеустройства еврейских трудящихся
Отрывок, характеризующий Еврейские земледельческие колонии в Российской империи
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
