Еврейские погромы во время чумы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Еврейские погромы во время чумы

Еврейские погромы во время чумы. Еврейские погромы, происходившие в Средневековой Европе в период между 1348 и 1351 годами, во время катастрофической пандемии чумы, получившей название Чёрная смерть. В отличие от других погромов, поводом для них служило обвинение евреев в распространении чумы.





Предпосылки

Отношения между христианами и евреями в Средние века всегда отличались большой напряженностью, часто приводившей к насилию. К традиционным обвинениям против евреев, таких как осквернение гостии или совершение ритуальных убийств, в 1349 году добавилось обвинение в распространении чумы, ставшее причиной череды кровавых погромов по всей Европе. На фоне резкого ухудшения климата, приведшего к неурожаям и повсеместному голоду в начале XIV века, народный ужас перед беспощадной болезнью, выкашивающей целые города, реализовался в преследовании евреев. Подозрения в причастности к эпидемии падали на евреев ещё и потому, что они страдали от чумы заметно меньше, чем христиане. Возможно, свою роль сыграли замкнутый образ жизни еврейских общин и предписания иудаизма относительно личной гигиены. Также существует мнение, что причина относительно малой смертности евреев от Чёрной смерти состоит в том, что наиболее уязвимы для чумной палочки люди с группой крови 0(I), наиболее распространенной среди европейцев той эпохи, в то время как среди евреев мало людей с такой группой крови.

Ещё до начала эпидемии чумы евреев часто обвиняли в отравлении источников и распространении проказы. Ходили упорные слухи о сговоре между евреями и мусульманами с целью истребления всех христиан посредством смертельных болезней. Бытовало так же мнение, что чума послана христианам в наказание за их прошлую терпимость к евреям.

У современных исследователей нет единого мнения относительно той роли, которую играло в данном вопросе религиозное движение флагеллантов, и действительно ли они были зачинщиками погромов. Ситуация в разных городах отличалась очень существенно и поэтому невозможно считать флагеллантов единственной причиной погромов.

Распространение

Погромы, так же, как и чума, распространялись в направлении с юга на север Европы. Первые погромы начались в Женеве, затем в других городах Франции. В ноябре 1348 года волна погромов докатилась до Германии. 9 января 1349 года были сожжены евреи в Базеле и во Фрайбурге. 14 февраля 1349 года та же участь постигла евреев Страсбурга. Погромы распространялись дальше по рейнским землям. Были почти полностью уничтожены еврейские общины в следующих городах: Шпаейр, Вормс, Майнц, Кобленц, Кёльн и Трир. В Пруссии погромы начались в феврале 1351 года.

Действующие лица

Главными действующими лицами были горожане и ремесленники. Духовенство не принимало участия в погромах. Местные правители, которые должны были обеспечивать безопасность евреев, предпочитали оставаться в стороне.

Папа Климент VI запретил предавать евреев смерти без суда. Он аргументировал свой запрет тем, что евреи тоже страдают от чумы, и, кроме того, существовали пораженные чумой города, где не было никаких евреев. Однако вмешательство Папы оказало воздействие только на Авиньон. Фактически, его запрет привел лишь к тому, что в других городах стали судить еврейские общины целиком. Пытками было выбито много нужных показаний.

Однако были и исключения. В Австрии герцог Альбрехт II смог предотвратить погромы. Пфальцграф Рупрехт I предоставил убежище евреям из Шпаера и Вормса. В Испании Петр IV спас евреев от больших погромов. Так же было и в Польше при Казимире III.

Последствия

Многие погромы переросли впоследствии в спонтанные народные восстания. Например, в Кёльне виновные в еврейских погромах пытались распространить погромы на всех чужаков и нищих. Имущество изгнанных евреев перешло в собственность города в счет уплаты налогов, которые должны были платить евреи.

Спустя некоторое время во многих городах еврейские общины были восстановлены.

Напишите отзыв о статье "Еврейские погромы во время чумы"

Литература

  • František Graus: Pest – Geißler – Judenmorde. Das 14. Jahrhundert als Krisenzeit. (Veröffentlichungen des Max-Planck-Instituts für Geschichte 86) Göttingen 1987
  • Alfred Haverkamp: Die Judenverfolgungen zur Zeit des Schwarzen Todes im Gesellschaftsgefüge deutscher Städte. In: ders. (Hrsg.): Zur Geschichte der Juden im Deutschland des späten Mittelalters und der frühen Neuzeit. (Monographien zur Geschichte des Mittelalters 24) 1981, S. 27–93
  • Alfred Haverkamp: Der Schwarze Tod und die Judenverfolgungen von 1348/49 im Sozial- und Herrschaftsgefüge deutscher Städte. In: Trierer Beiträge. Aus Forschung und Lehre an der Universität Trier. (Sonderheft 2) 1977, S. 78–86
  • Friedrich Lotter: Judenfeindschaft (-haß, -verfolgung). In: Lexikon des Mittelalters

Weblinks

  • [www.hstad-online.de/ausstellungen/online/webhexen/Mittelalter/Tafel04/Tabelle0.htm Ausstellung zur hessischen Geschichte]
  • [www.edjewnet.de/schwarzertod/schwarzer_tod.htm Jüdisches Museum Göppingen] (beschäftigt sich mit dem Zusammenhang von Pest und Judenverfolgung.)
  • [www.zooeco.com/krim-vse-inf01-11.html Еврейские погромы во время чумы: Вспышки массового психоза.]

Отрывок, характеризующий Еврейские погромы во время чумы

– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.