Еврейско-хазарская переписка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Евре́йско-хаза́рская перепи́ска — собирательное название, объединяющее три произведения середины X века:
1. Письмо сановника Кордовского халифата Хасдая ибн Шафрута к хазарскому царю (беку) Иосифу
2. Ответное письмо царя Иосифа
3. Фрагмент ответного письма подданного Иосифа, неназванного хазарского еврея (так называемый Кембриджский Аноним)

Произведения написаны на древнееврейском языке. Сохранились в виде копий в ряде средневековых рукописей. Представляют особую ценность, как единственные письменные источники хазарского происхождения. Содержат уникальные сведения по политической и религиозной истории, социально-экономическому устройству, географии Хазарии и её взаимоотношениям с соседними государствами, в том числе с Русью.





Обстоятельства создания

Инициатором переписки стал Хасдай ибн Шафрут — высокопоставленный еврей при дворе кордовского халифа Абд-ар-Рахмана III. Являясь фактически вторым лицом в государстве, заведуя финансами и дипломатическими контактами, Хасдай стремился покровительствовать еврейским общинам в других странах. От восточных купцов, прибывших в Кордову из Хорасана, он узнал о существовании хазар, которые имеют собственное государство и исповедуют иудаизм. Это известие произвело на него ошеломляющее впечатление, и он воспринял его с недоверием, поскольку евреи с эпохи рассеяния не имели собственной государственности. Через некоторое время в Кордову прибыли византийские послы, которые подтвердили Хасдаю эту информацию и уточнили, что Хазария находится рядом с Византией и нынешнего хазарского царя зовут Иосиф. Тогда Хасдай написал ему письмо, в котором, выражая своё восхищение беспрецедентным фактом существования независимого иудейского государства, рассказывал о себе и спрашивал о различных аспектах устройства Хазарии.

Для передачи послания Хасдай направил в Константинополь своего слугу Исаака бен Натана, но византийцы отказались пропустить его через свою территорию, сославшись на то, что дальнейшие земли контролируются враждебными народами. Исаак провёл при императорском дворе шесть месяцев и вернулся в Испанию. Тогда Хасдай решил отправить письмо через Ближний Восток и Армению. Однако двое немецких евреев мар Саул и мар Иосиф взялись переправить его через Центральную Европу. В итоге письмо было доставлено через Германию, Венгрию, Русь и Волжскую Булгарию. Непосредственно хазарскому царю его доставил другой немецкий еврей — рабби Иаков бен Элиэзер.

Письмо Хасдая

Датировка

Время составления письма определяется по событиям, упомянутым в тексте. Не ранее 954 года (посольство в Кордову от Оттона I) и не позднее 15 октября 961 года (конец правления Абд-ар-Рахмана III).

Содержание

Письмо, вероятно, было записано со слов Хасдая его личным секретарём — Менахемом ибн Саруком, чьё имя вместе с именем Хасдая присутствует в виде акростиха в начальных строчках рифмованного приветствия. Текст начинается с пространной поэмы пожелания благ адресату, затем Хасдай рассказывает о себе и приводит основные сведения об Испании. Далее он сообщает, как собирал известия о Хазарии и описывает свои попытки связаться с царём. Хасдай постоянно подчёркивает своё восхищение фактом существования иудейского царства, отмечая, что это известие укрепит моральный дух евреев. В заключении он просит царя рассказать о Хазарии и задаёт порядка 20 вопросов о различных аспектах истории и современного устройства Хазарии: как произошло появление израильтян в этом регионе, размер страны, её география, отношения с соседями, политическое устройство, размер армии и количество собираемой дани. В конце Хасдай пишет, что готов лично посетить Хазарию и спрашивает, знает ли хазарский царь о «времени конца чудес» — дате избавления еврейского народа.

Ответное письмо царя Иосифа

Содержание

Ответное письмо написано от лица Иосифа бен Аарона — фактического главы Хазарии, управлявшего страной от имени кагана. Себя он называет «царём» (евр. ha-мелех). Текст начинается с краткого приветствия и вежливых слов в адрес Кордовского халифата и пересказа основных моментов письма Хасдая. Иосиф сообщает, что его предки ранее поддерживали отношения с предками халифа (имеются в виду Омейяды). Далее Иосиф сразу же переходит к ответам на вопросы. Примечательно, что он дал ответ не на все из них (примерно на 2/3). Он сообщает, что хазары происходят от потомства Иафета, то есть не скрывает, что они не являются семитами. Возвышение хазар произошло в ходе победоносной войны с многочисленными В-н-н-т-р‛ами (болгарами ). Далее значительная часть письма посвящена обстоятельствам обращения хазар. Рассказывается история предка Иосифа − царя Булана, который добровольно перешёл в иудаизм, когда ему во сне дважды явился ангел. Значительное место отводится описанию религиозной полемики, состоявшейся между прибывшими к Булану иудейским, христианским и исламским священниками. В ходе спора христианин признал торжество иудаизма над исламом, а мусульманин — иудаизма над христианством. Затем Иосиф рассказывает о потомке Булана — Обадии, правившем несколько поколений спустя. Он провёл крупные религиозные реформы, в частности ввёл Талмуд, сделав хазарский иудаизм ортодоксальным. С него начинается непрерывный перечень имён 12 (в др. варианте 11) последовательно правивших царей. Род Иосифа происходил от брата Обадии — Ханукки. После исторической части письма, следует географическое описание Хазарии. Иосиф перечисляет племена, которые платят ему дань и описывает столицу страны, расположенную на реке Итиль и состоящую из трёх частей. Рассказывает, что он вместе с другими хазарами на весну и лето уезжает из города на кочёвки. В конце он сообщает, что его главной внешнеполитической заботой являются русы, которых он не пускает проходить кораблями в Каспийское море и по суше к Дербенту, намекая этим на то, что защищает от их натиска исламский мир. Данная реплика является ценнейшим свидетельством русско-хазарской напряжённости накануне разгрома каганата Святославом Игоревичем в 965 году. В остальном в письме нет ничего, что говорило бы о предчувствии скорого краха. В конце Иосиф сообщает, что не знает о конце чудес и говорит, что будет очень рад увидеть Хасдая.

Редакции

Текст письма дошёл в двух редакциях — краткой и пространной. Полагают, что они обе восходят к утраченному оригиналу, либо же краткая является более поздней переделкой пространной. Пространная редакция, судя по вставке в тексте, была создана ок. 1070 года. Исходный текст в ней сохранился лучше. Она отличается более полным перечнем народов, окружающих Хазарию, список царей содержит на одно имя больше (Аарон I), и др. Пересказ письма с обширной цитатой (иногда называемый третьей редакцией) содержится в трактате испанского еврея Иегуды Барзилая (Барселонца) «Книга времен», написанном между 1090 и 1105 годами. Он близок к пространной редакции.

История изучения. Дискуссия о подлинности

Письма Хасдая и Иосифа (краткая редакция) впервые были изданы в 1577 году в Константинополе Исааком Акришем в его книге «Голос посланца благой вести» («Коль мэвасэр»). Акриш, еврей из числа сефардов, изгнанных из Испании, интересовался тем же, что и Хасдай — поиском примеров еврейской государственности. Он решил напечатать переписку, чтобы поднять дух евреев. Какой рукописью он пользовался, неизвестно. Из его слов можно заключить, что она была найдена в Константинополе или в Каире. Этот вариант текста очень близок к тому, который позднее стал известен в Европе, в т. н. Оксфордской рукописи. В 1660 году письма по тексту Акриша в оригинале и в переводе на латынь издал немецкий гебраист И. Буксторф младший, поместив их в качестве приложения к «Хазарской книге» Иегуды Галеви. Буксторф не рассматривал Переписку как исторический источник, считая её подделкой XVI века. Большинство последующих исследователей придерживалось того же мнения. В России первое издание памятника осуществили К. Коссович в 1845 (письмо Хасдая) и Д. Гартенштейн в 1847 (письмо Иосифа) годах. В 1874 году петербургским востоковедом А. Гаркави среди еврейских рукописей, доставленных из Каирской генизы известным караимским учёным А. С. Фирковичем, была найдена пространная редакция ответа Иосифа. Это породило новую волну скептицизма, поскольку некоторые рукописи (в том числе по хазарской истории) были Фирковичем сознательно подделаны. Многочисленные подтверждения данных переписки во вводимых в научный оборот арабских и византийских источниках о хазарах скептики объясняли заимствованиями. Убедительные доказательства обратного появились в 20-е гг. XX в. В 1924 году в Британском музее было обнаружено произведение Иегуды Барзилая с древнейшим вариантом ответа. Это означало, что переписка имеет средневековое происхождение, а не сочинена Акришем в XVI веке. В 1931 году Я. Манн опубликовал отрывки других писем Хасдая, в одном из которых тоже упоминались хазары. Наконец в 1932 году советский семитолог П. К. Коковцов осуществил первое критическое издание всех трёх текстов по всем известным рукописям (последнее по времени издание на русском языке). Письма Хасдая и Иосифа он твёрдо признал подлинными. Тем не менее, и после этого некоторые учёные того времени (Г. Грегуар, П. Питерс и др.) признавая подлинность письма Хасдая, продолжали категорически отрицать подлинность письма Иосифа. Среди претензий скептиков: география Крыма, этот регион описан наиболее подробно и содержит названия, появившиеся только в XIII в., запутанное географическое описание рек, названия которых с трудом поддаются идентификации и Каспий как будто оказывается на востоке. С точки зрения сторонников подлинности документа, это можно объяснить искажениями переписчиков. В 1940-е гг. А. Поляком в Израиле и чуть позже и независимо от него Б. А. Рыбаковым в СССР было высказано мнение, что письмо является пропагандистским памфлетом, созданным после падения Хазарии с целью поднятия духа у евреев. Эта теория была убедительно опровергнута Д. М. Данлопом и М. И. Артамоновым, выпустившими первые обобщающие монографии по истории хазар (в 1954 и 1939/1962 годах соответственно). Данлоп отметил, что Иосиф, наоборот, замалчивает многие неудобные вопросы. Артамонов обнаружил ряд более глубоких, чем при простой компиляции, соответствий с другими источниками. С этих пор в научном сообществе подлинность письма сомнению не подвергается.

Ответное письмо неизвестного еврея

Третий памятник переписки обычно называется по месту нахождения Кембриджским письмом или Кембриджским Анонимом, либо по имени первооткрывателя письмом Шехтера. Начало и конец документа отсутствуют, поэтому имя автора неизвестно, адресат, и обстоятельства возникновения не очевидны. Как следует из уцелевшей части текста, автор послания находился в Константинополе. Он называет себя евреем, царя Иосифа своим господином и Хазарию своей страной. Это заставляет определить его как придворного. Адресат письма, также не названный по имени, некий господин, чьи послы прибыли в Константинополь из средиземноморской страны. Это обстоятельство вместе с самим содержанием текста делает практически бесспорным идентификацию адресата с Хасдаем ибн Шапрутом, а само послание с ещё одним ответом (на этот раз частного характера) на тот же запрос о Хазарии.

Датировка

Время написания письма определяется исследователями по-разному. Последнее событие, упомянутое в тексте, можно отнести к 945 году. Весьма вероятна связь письма с посольством Исаака бен Натана в Византию, в этом случае его можно датировать примерно 949 годом.

Содержание

Уцелевший текст состоит из трёх тематических частей: истории появления в Хазарии еврейской общины и варианта легенды об обращении хазар, рассказа о правлении трёх последних хазарских царей: Вениамина, Аарона II и Иосифа, (их имена названы и в ответе Иосифа) и географического описания, на котором текст обрывается.

Текст начинается с рассказа о евреях, бежавших из Армении или через Армению, спасаясь от гонений. Они поселились среди хазар и породнились с ними. Долгое время они почти не соблюдали нормы иудаизма. Версия обращения хазар, изложенная далее, существенно отличается от официального варианта в письме Иосифа. Инициатором называется некий еврей, которого хазары избирают царём за военную доблесть. Он решает вернуться к вере предков под влиянием набожной жены. Узнав об этом, византийцы и арабы обращаются к хазарским вождям с призывом отвергнуть религию угнетаемых евреев. Вождь евреев организует перед хазарской знатью диспут между проповедниками трёх религий. Проповедники не могут переспорить друг друга, и хазарские вожди предлагают им истолковать непонятные книги, хранящиеся в пещере. Книги оказались Торой, и тогда хазары перешли в иудаизм. После этого они сделали своего вождя царём (то есть его власть стала наследственной) и нарекли его именем Сабриель. Одновременно из числа еврейских мудрецов был избран каган — который стал исполнять функции судьи. Как отмечают современные исследователи, это попытка автора объяснить своему корреспонденту систему хазарского двоевластия, что выгодно отличает этот ответ от ответа Иосифа, где существование кагана замалчивается. В целом, вариант легенды представляет собой взгляд еврейской общины каганата, смешивая хазар и евреев, и трактуя переход хазар не как обращение, а как возвращение.

От Сабриеля рассказ переходит к войнам хазар в правление трёх его потомков. Рассказывается о войне, которую пришлось вести царю Вениамину с коалицией нескольких кочевых народов, которых против хазар направила Византия. При сыне Вениамина — Аароне Византия побудила напасть на хазар аланского царя. Наиболее подробно описано современное автору царствование Иосифа. В Византии в этот период правил император Роман I Лакапин (920944). Он начал гонения на евреев, в ответ Иосиф подверг преследованию христиан. Результатом стало русско-хазарско-византийское столкновение. Описан захват «царём Руси» Хельгом хазарского города Самкерц, ответный победоносный поход хазарского полководца Песаха, который разбил войско Хельга, что в интерпретации автора письма означало подчинение Руси хазарам. Песах принудил русов к походу на Византию. Поход оказался неудачным, так как русский флот был сожжён греческим огнём, и Хельг, устыдившись возвращаться на родину, отправился со своей дружиной в Персию, где погиб. Есть все основания полагать, что здесь с хазарской стороны описываются русский поход на Византию 941 и последующий поход в Закавказье в 944/945. Имя Хельг является максимально близкой к оригинальной форме передачей скандинавского имени Олег.

Конец рукописи посвящён географической информации. Рассказывается о местоположении Хазарии относительно Средиземного моря и указывается, что столица страны называется Казар. Последняя сохранившаяся фраза перечисляет народы, воюющие с хазарами в момент написания письма (русы, аланы, Дербент) (в зависимости от грамматических нюансов можно перевести двояко, как воюющих против или наоборот вместе).

Многие аспекты в письме трактуются по-иному, чем в ответе Иосифа. Однако в целом два варианта не столько противоречат, сколько дополняют друг друга.

История изучения. Дискуссия о подлинности

Письмо было открыто профессором Кембриджского университета С. Шехтером среди документов Каирской генизы. Опубликовано в 1912 году. В 1913 П. К. Коковцов издал его русский перевод. Как и ранее вся переписка, письмо Анонима вызывало сомнения в аутентичности. Исследователей смутили его расхождения с данными письма Иосифа (в ряде случаев заметно бо́льшая тенденциозность и др.). Русских учёных больше всего заинтересовала фигура Хельга, но ставило в тупик несоответствие с хронологией Повести временных лет и подчинение Руси хазарам. П. К. Коковцов первоначально признал документ подлинным, однако в итоговой публикации 1932 г. изменил своё мнение. Он обнаружил в нём параллели с еврейским хронографом Иосиппон. Это сочинение является переделкой «Иудейской войны» Иосифа Флавия и было создано в Италии в сер. X века. Эта дата, по мнению Коковцова, делает невероятным то, что автор Кембриджского документа был современником Хасдая и Иосифа. В итоге Коковцов сделал вывод, что письмо создано после падения Хазарии, в XI веке, как пропагандистский вариант ответа Хасдаю. Содержащиеся в нём оригинальные сведения он гипотетически отнёс к некоему утраченному византийскому произведению. После него мнение о позднем происхождении поддержал А. П. Новосельцев. Д. Данлоп признал источник подлинным, хотя и не так уверенно, как письмо Иосифа. Другие исследователи (Ю. Д. Бруцкус, В. А. Мошин, М. И. Артамонов, К. Цукерман) вслед за Шехтером безоговорочно идентифицировали его с ответом в адрес Хасдая. Вопрос получил положительное разрешение в недавней публикации американского гебраиста Н. Голба, который в 1982 году заново перевёл письмо, восстановив некоторые пробелы в тексте с помощью ультрафиолета. Он установил, что Иосиппон возник ранее, чем полагал Коковцов, и доказал, что Кембриджский документ является частью кодекса других писем Хасдая.

Упоминания в других источниках

От дипломатической корреспонденции Хасдая сохранилось (полностью или частично) ещё пять писем. В одном из них, которое является отрывком послания, предположительно, к византийской императрице Елене, он упоминает о Хазарии и просит предоставить корабль. В другом письме, адресованном евреям Прованса, фигурируют мар Саул и мар Иосиф, а текст написан тем же почерком, что и письмо Анонима. Не исключено даже (хотя и маловероятно), что Хасдаю удалось самому посетить Хазарию, о чём может свидетельствовать упоминание у арабского путешественника Ибн Хаукаля, который в 971 году посетил Кордову. В одной из рукописей его сочинения на карте имеется приписка, которая гласит, что Хасдай ибн Исхак (арабизированное имя Хасдая ибн Шапрута) посещал кавказские страны и встречался с их царями.

О том, что хазарский царь Иосиф направлял письмо Хасдаю, есть два прямых упоминания у еврейских авторов Испании XII века. Иегуда Барзилай между 1090 и 1105 годами пересказывает письмо Хасдая и цитирует начальную часть письма Иосифа, замечая при этом, что не может судить, являются ли они подлинными или нет. Другой автор — Авраам Ибн Дауд в трактате «Книга Предания» (60-е гг. XII в.]) упоминает о переписке и говорит, что видел потомков хазар в Толедо.

Иегуда Барзилай также подтверждает и существование письма Анонима. Он сообщает, что видел копию письма, написанную евреем из Константинополя, и очень кратко излагает его тематику.

Рукописи

Напишите отзыв о статье "Еврейско-хазарская переписка"

Ссылки

  • [gumilevica.kulichki.net/Rest/ П. К. Коковцев, «Еврейско-хазарская переписка»]

Основные публикации

  • И. Букстроф Liber Cosri continens colloquium seu disputateonem de religione habitam ante nongentos annos inter regem Cosareorum et R. Isaacum Sangarum Judaeum… recensuit. latina versione et notis illustravit Johannes Buxtorfius fil. Basileae, 1660.
  • Гаркави А. Я. Сказания еврейских писателей о хазарах и Хазарском царстве. СПб., 1874.
  • Коссович К. Извлечение из письма Рабби Хисдай бэн Ицхак к царю Хазарскому. Перевод с еврейского (Сборник исторических и статистических сведений о России и народах ей единовременных и единоплеменных) Т.1. 1845.
  • Гартштейн Д. Два еврейских письма о хазарском царстве // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском Университете, 1847, № 6
  • Schechter S. An Unknown Khazar Document // JQR. New series. 1912. V. 3. N2.
  • Коковцов П. К. Новый еврейский документ о хазарах и хазаро-русско-византийских отношениях в Х в.// Журнал Министерства народного просвещения. 1913. Ч. XLVIII. Ноябрь.
  • Бруцкус Ю. Д. Письмо хазарского еврея от Х в.// Еврейская мысль. Пг., 1922. Т. 1.
  • Mosin V. Les Khazares el les Byzantins d’apres l’Anonyme de Cambridge // Byzantion 1931. V. 1.
  • Коковцов П. К. Еврейско-хазарская переписка в X веке. Л., 1932.
  • Golb N., Prilsak O. Khazarian Hebrew documents of the tenth century. London, 1982.
  • Голб Н., Прицак О. Хазарско-еврейские документы X века. -М.-Иерусалим, 1997.

Статьи

  • [bookin.ucoz.ru/load/17-1-0-5349 Горянов В. Т. Византия и хазары (обзор иностранной литературы) // Исторические записки. — Т.15. — М., 1945.]
  • Фейгина С. А. Историография еврейско-хазарской переписки X в. // Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. — М., 1972.

Отрывок, характеризующий Еврейско-хазарская переписка

Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.


В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.