Егеря Финляндии

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Егерское движение (Финляндия)»)
Перейти к: навигация, поиск

Движение егерей начало активно расширять круг своих приверженцев в Финляндии в 1914 году особенно в университетской среде и привело к инициативе военного обучения финских добровольцев в Королевском прусском 27 егерском батальоне германской армии в 1915−1918 годах.





Причины рождения движения

В начале 1900-х годов начавшаяся политика русификации Финляндии породила ответную реакцию общества. Автономный статус страны оказался под угрозой, законы автономии в одностороннем порядке были отменены. Упразднение марки, роспуск собственной финской армии и появившаяся угроза финнам оказаться на службе в русской армии в разных частях Российской империи сильно подействовало на настроения в обществе.[1] По мнению активистов беззаконное положение давало право и обязанность отвечать на насилие насилием. Программа активистов была представлена в 1903 году. В следующем, 1904 году, основана Финляндская партия активного сопротивления. На ранней стадии деятельность активистов и будущих егерей предусматривает такие действия, как подпольные закупки вооружения, например, рейс парохода Джон Графтон с оружием и создание в 1906 году отрядов самообороны под видом спортивного общества «Союз силы» (фин. фин. Voima-liitto).

Второй период русификации начался в конце 1908 года и продлился до марта 1917 года. Мысли о независимости поддерживались в прессе до 1910 года, когда была закрыта газета «Фрамтид Вастайсуус». Учебные организации университета пошли другим путём. В торжественных речах по случаю окончания университета в мае 1914 года мысль о независимости была представлена широко, хотя в осторожной форме. В этот день высказались многие будущие активисты движения егерей: Кай Доннер, Вяйнё Кокко, Пехр Норрмен и Юрьё Рууту.[2]

Основание организации

Неудивительно, что с началом Первой мировой войны в 1914 году многие в Финляндии всё активнее были настроены на отделение страны от Российской империи.

В конце 1914 года в Финляндии было введено военное положение в связи с опасениями высадки немцев и вторжения через Финляндию. Ключевые объекты в разных частях страны начинают укреплять нанятыми на временные работы силами финнов, но под русским руководством. Эти работы приводят к нехватке рабочей силы, например в сельском хозяйстве. 17 ноября 1914 опубликовывается программа широкой русификации. Это окончательно подтолкнуло движение егерей к активной деятельности.[3][4] Оглашение программы русификации сломало плотину. Уже в этот же день состоялись многочисленные независимые друг от друга собрания, в которых даже намечали линии фронтов. Например, когда Вяйнё Кокко, Юрьё Рууту и Вяйнё Тиири пришли в ресторан «Гардини», их узнали студенты и потребовали активных действий.[5][6]

Собрание в Остроботнии

20 ноября 1914 года в Доме учащихся в Хельсинки на улица Тёёлёнкату, дом 3, (фин. Töölönkatu) состоялось собрание. Из соображений безопасности протокол не вели. Присутствовало около 20 представителей от разных студенческих объединений, в том числе от старейшей университетской организации «Финская Дубина» (фин. Suomalainen Nuija). Собрание констатировало, что пассивное сопротивление потеряло своё значение и нужно идти незаконным путём, поскольку противная сторона (Россия) отвергла закон. Финляндия должна разорвать связи с Россией. Когда беседа зашла о иностранной помощи, Вяйнё Кокко — куратор учащихся от Северной Похьянмаа — считал Германию важнейшей, даже единственной возможностью. Собравшиеся создали временный центральный комитет организации. Необходимо было связаться с преподавателями, старыми политиками и представителями социал-демократов.[7]

Стадии движения

Центральный комитет движения за независимость считал формирование собственной армии обязательным условием обретения и сохранения независимости страны. В связи с этим отдельные студенты начали добровольно вступать в российскую армию для получения военного обучения и опыта. Затем такие добровольцы бежали из армии, зачастую через линию фронта и вступали в егеря. Позднее появилась возможность получить военное образование за границей. В январе 1915 года Германия объявила о готовности обучить 200 человек. Группами, тайно, почти 200 молодых людей переехало вначале в Швецию, а затем в Германию в школу Пфадфиндер. Финнов обучали в лагере Локстедт в Шлезвиг-Гольштейне с 25-го февраля 1915 года. В сентябре 1915 года Германия решает увеличить число обучающихся до размера батальона в 1900 человек. В Финляндии начинается тайная вербовка по всей стране. Самая оживлённая деятельность была в Уусимаа, Похъянмаа, и в Карелии. Весной 1916 года из группы сформировали Прусский Королевский батальон егерей № 27 под руководством майора Максимилиана Байера.

Россия получила сведения о егерском движении в сентябре 1915 года. Из 19-ти задержанных 13 отвезли в Петербург в Дом предварительного заключения. Там были уже 60 других активистов финского движения за независимость, такие как: Вихтори Косола, Артури Лейнонен, Аарне Сихво и Кюёсти Вилкуна. «Вражеских егерей» освободили после Февральской революции 1917 года.

Прусский Королевский батальон егерей № 27 принимал участие в боевых действиях против России на стороне Германии в Прибалтике. В мае 1916 г. для получения боевого опыта батальон был переброшен на Рижский фронт, где он участвовал в некоторых боях против русских войск на побережье теперешней Латвии в районе между рекой Миса и Рижским заливом.[8] В сотрудничестве с посольством Финляндии в Латвии в 1997 году был установлен памятный знак борьбы финских егерей на месте, где в Первую Мировую войну проходили бои. Находится этот памятный знак на дюне, на самом берегу Рижского залива рядом с шоссе Слока-Талси (дорожный указатель достопримечательностей Латвии), недалеко от поворота на Тукумс, между Рагациемсом и Клапканциемсом. В Энгурской волости похоронены пять павших в бою финских солдат. В 2004 году был торжественно открыт вновь (первоначально установленный в 1929 году) памятник, который был снесен после включения Латвии в состав СССР. Однако не все егеря горели желанием сражаться с регулярными войсками.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3518 дней] Дело доходило до частичных бунтов против германского военного начальства. 87 егерей было интернировано в Германии и сослано на работы в Эссен.

После того как 4 декабря 1917 года финский сенат провозгласил независимость егеря присягнули законному правительству Финляндии в церкви латвийского города Лиепая.

Первые 60 егерей прибыли в Финляндию осенью 1917 года с желанием сражаться против России. В начале 1918 года ситуация значительно изменилась. Рост напряжённости между финским сенатом и финским народным советом привёл к началу красного восстания, после чего в Финляндии начинается гражданская война, в которой кроме российских войск на стороне противника сражались организованные из рабочих отряды Красной гвардии. По этой причине часть егерей не возвращается в страну. Большая часть, 950 человек, прибывает в Вааса 25 февраля 1918 и в основном встаёт в ряды правительственных войск. Они видят ситуацию именно как освободительную войну, только в которой можно решить, освободится ли страна из под власти России.

Разногласия с Маннергеймом

Но не все егеря были так верны правительству, как обычно считают. За время обучения коллектив егерей сплотился в единую группу и им было важно и в Финляндии действовать сообща. Вильгельм Тхеслеф выразил идею — образовать на основе 27-го батальона сильную ударную группу. Егеря были бы костяком бригады, численность бы дополнилась из охранных отрядов. Бригаду должны были усилить два пехотных полка, конница, батарея полевой артиллерии и рота разведки. Главнокомандующий только ещё создаваемой финской армии Маннергейм выступил против этой инициативы. Он опасался, что сражаясь одной единицей, егеря подвержены риску полного поражения. «…я сильно убежден в том, что это приведёт к уничтожению белой армии», сказал он, докладывая о ситуации сенатору Ренвалле.[9]

Маннергейм также не одобрял идею о немецкой высадке, во всяком случае до взятия правительственными войсками Тампере. Важно было показать стране, что свобода не даётся из чужих рук, а собственная армия способна сама навести порядок в стране. По приглашению Маннергейма в Сейняйоки состоялись переговоры с представителями егерей. Организационные вопросы будущей армии были разрешены. Егеря были против назначения на уровне полка офицеров, получивших образование в России. Маннергейм заявил, что у него просто нет реальной альтернативы для будущей армии кроме егерей. Маннергейм также поддержал назначение полковником в Финскую армию бывшего командира 27 батальона Эдуарда Аусфелда.

Исследователь Ларс Вестерлунд предположил, что попытка взорвать штаб-поезд Маннергейма на станции Сейняйоки имеет отношение к упомянутым разногласиям. Вестерлунд полагает, что за происшедшим скрываются «крайние активисты» и называет конкретные имена: Вильгельм Тхеслеф и Паул фон Герич. Из иностранных заинтересованных сторон мог быть Германский флот.[10] Маннергейм случайно не оказался на месте в момент взрыва и покушение не удалось. В результате вокруг поезда была установлена сетка-забор, которую видно на некоторых фотографиях.

По предположению Ларса Вестерлунда, массовый расстрел русскоязычного населения Выборга весной 1918 года был организован финскими егерями в качестве провокации, чтобы вызывать реакцию Советской России против Маннергейма[11]

Егеря в независимой Финляндии

После гражданской войны основная часть егерей вернулась к мирной жизни. Большинство из них были рабочие, мелкие земледельцы и предприниматели, каждый пятый — получил высшее образование. Некоторые егеря достигли вершин в хозяйственной и культурной жизни. Часть осталась на службе. Некоторые переехали в Советскую Россию. Большая часть егерей участвовала в Зимней войне и войне-продолжении.

Всего 49 егерей-офицеров получило генеральский чин, в том числе Эрик Хейнрикс, Каарло Хейсканен, Тааветти Лаатикайнен, Армас-Эйно Мартола, Аарне Сихво, Алонзо Сундман, Пааво Талвела, Эйнар Вихма и Вяйнё Валве. Влияние егерей на развитие финских вооруженных сил было очень сильным вплоть до 1950-х годов. Последний егерь, генерал Вяйнё Валве умер в 1995 году.

Всего в 1915−1918 годах военное обучение в германской армии прошли 1895 добровольцев. Из них 1261 человек (67 %) участвовало в Гражданской войне. В ней погибло 128 егерей (10 %) и было ранено 238 (19 %). В Зимней войне участвовало как на фронте так и в тылу 774 егеря, из которых пало 24 (3 %) и было ранено 19 (2 %). Крест Маннергейма был вручён 20 егерям.

Напишите отзыв о статье "Егеря Финляндии"

Примечания

  1. Lauerma M., 1984, s. 10-19.
  2. Lauerma M., 1984, s. 21.
  3. Lauerma M., 1984, s. 26-27.
  4. Lauerma M., 1966, s. 53−60.
  5. Lauerma M., 1984, Reaktiot marraskuun 17. päivän ohjelmaan, s. 27.
  6. Lauerma M., 1966, Neuvottelusta ravintola Gardinissa, s. 55.
  7. Lauerma M., 1984, s. 27.
  8. [www.enguresnovads.lv/apskates-objekti Официальный сайт Энгурского края. Объекты для осмотра.] (латыш.)
  9. Lackman M., 2000, s. 577.
  10. Lars Westerlund (1997)[уточнить]
  11. Вестерлунд Л., 2013.

Литература

  • Lackman, Matti:. Suomen vai Saksan puolesta? Jääkäreiden tuntematon historia: Jääkäriliikkeen ja jääkäripataljoona 27:n (1915−1918) synty, luonne, mielialojen vaihteluita ja sisäisiä kriisejä sekä niiden heijastuksia itsenäisen Suomen ensi vuosiin saakka. — Helsinki: Otava, 2000. — ISBN 951-1-16158-X.
  • Lauerma, Matti. Kuninkaallinen Preussin Jääkäripataljoona 27: Vaiheet ja vaikutus. — Helsinki: WSOY, 1966.
  • Lauerma, Matti (toim. Markku Onttonen ja Hilkka Vitikka). Jääkärien tie. — Helsinki: WSOY, 1984. — ISBN 951-0-12588-1.
  • Ларс Вестерлунд. Мы ждали вас как освободителей, а вы принесли нам смерть. — 2013. — 128 с. — ISBN 5-93768-060-X.

Отрывок, характеризующий Егеря Финляндии

В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.


Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.


Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.