Мифология Древнего Египта

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Египетская мифология»)
Перейти к: навигация, поиск

Мифоло́гия Дре́внего Еги́пта — собрание мифов Древнего Египта, которые описывают действия египетских богов в качестве средства познания мира.





История

Путь развития мифологии Древнего Египта трудно проследить. Египтологи пытаются создать обоснованные на письменных источниках (которые появились гораздо позже) гипотезы о становлении и развитии египетской мифологии[1]. Вполне очевидно прослеживается влияние сил природы на мифологию древних египтян. Каждый день восходит солнце, принося тепло и свет на землю, тем самым обеспечивая жизнедеятельность человека. Каждый год разливается Нил, восстанавливая плодородие почвы и способствуя ведению высокопродуктивного земледелия, обеспечивая устойчивый рост и развитие Египетской цивилизации. Таким образом, египтяне заметили, что воды Нила (Нун) и солнце (Ра) являющиеся символами жизни, обладают определённым во времени рядом природных циклов. Эта хрупкая периодичность находилась под постоянной угрозой срыва: необычайно низкие разливы Нила приводили к голоду, а наводнения уничтожали посевы и жилища древних египтян[2]. Наряду с этим, гостеприимная долина Нила была окружена суровой пустыней, населённой враждебными народами, с которыми египтяне периодически воевали и считали их нецивилизованными[3]. В свою очередь, египтяне считали, что их земля является изолированным местом стабильности Маат, находящимся в окружении и под постоянной угрозой хаоса. Принцип Маат включает в себя как правильность и закономерность развития вселенной, так и сплочённость общества, и что особенно важно, ответственность царя и простого смертного за свои поступки. Маат символизировала собой великий божественный порядок и закон, дарованный вселенной Богом-творцом во время сотворения мира, согласно которому сменяют друг друга времена года, движутся в небесах звёзды и планеты, существуют и взаимодействуют боги и люди. Маат воплощала в себе принцип локальной гармонии воссоединяя локальный и вселенский миропорядок, небо и землю, провозглашая новое торжество порядка во вселенной над изначальным хаосом — океаном Нуна. Именно эта идея обновления появляются в египетской религиозной мысли[4].

Пантеон

Древнеегипетская мифология, со всем присущим ей разнообразием богов, являлась результатом слияния независимых племенных культов.

Внешний вид

Египетские боги отличаются необычным, порой весьма причудливым видом. Это связано с тем, что религия Египта складывалась из множества локальных верований. Со временем некоторые боги приобрели аспекты, а некоторые сливались друг с другом, например, Амон и Ра образовали единого бога Амона-Ра. Всего египетская мифология насчитывает около 700 богов, хотя большинство из них почитались лишь в определённых местностях.

Большинство богов представляют собой гибрид человека с животным, хотя у некоторых об их природе напоминают только украшения, как скорпион на голове богини Селкет. Несколько богов представлены абстракциями: Амон, Атон, Нун, Бехдети, Кук, Ниау, Хех, Герех, Тенему.

Сотворение мира

В египетской мифологии не существовало единых представлений о сотворении мира. Главные религиозные центры Древнего Египта — Иуну (Гелиополь), Гермополь (Шедет) и Мемфис — выработали различные варианты космогонии и теогонии.

Жрецы Гелиополиса, центра культа Солнца, ставили в центр мироздания солнечного бога Ра и считали его отцом всех прочих богов. Он и восемь его потомков образовывали так называемую эннеаду Гелиополиса. По гелиопольской легенде, Атум появился из изначальных вод, и по его воле из них же начал расти священный камень Бен-нь Бенбен. Стоя на его вершине, Атум породил Шу, бога воздуха, и Тефнут, богиню влаги. Эта пара родила своих детей, Геба, бога земли, и Нут, богиню неба. Эти первые поколения богов представляют в эннеаде основу творения. Геб и Нут произвели на свет Осириса, Исиду, Сету, Сета и Нефтиду, олицетворяющих соответственно плодородную пойму Нила и бесплодную пустыню.

Противоположная версия существовала в городе Гермополисе, где считали, что мир произошёл от восьмерых древних божеств, так называемой огдоады. Эта восьмёрка состояла из четырёх пар богов и богинь, символизирующих элементы творения. Нун и Наунет соответствуют изначальным водам, Ху и Хаухет — бесконечности пространства, Кук и Каукет — вечной тьме. Четвёртая пара неоднократно менялась, но, начиная с Нового царства, она состоит из Амона и Амаунет, олицетворяющих невидимость и воздух. По гермопольской версии, эти божества были матерями и отцами бога солнца, принесшего в мир свет и дальнейшее творение.

Ещё одна версия творения появилась в Мемфисе и ставила в центр мифа о сотворении Птаха, бога-покровителя ремесел, строителей и самого города. Мемфисская теология во многом перекликается с гелиопольской, однако учит, что Птах предшествовал богу солнца, и последний был создан его языком и сердцем. Это первая известная теология, основанная на принципе логоса, то есть созидании словом и волей.

Другие мифы

Убийство Осириса

Четвёртое поколение эннеады стало в то же время героями одного из наиболее ярких египетских мифов. Сет, ненавидевший своего брата Осириса, придумал коварный план его убийства. Он узнал размеры его тела и пригласил его на праздник, где показал гостям саркофаг и пообещал подарить его тому, кому он придется впору. Все гости пробовали лечь в саркофаг, но он подошёл только Осирису. Как только он лег, Сет захлопнул крышку саркофага и залил её свинцом, а затем утопил его в Ниле.

Жена Осириса Исида, будучи беременной, не могла сражаться с Сетом, и он присвоил себе власть над всем миром.

Исида разыскивала тело своего мужа. Дети рассказали ей о злодеянии Сета. Исида шла по следу саркофага до самого Библоса, где нашла его укрытым в стволе дерева, из которого была сделана колонна дворца царя Библа. Исида нанялась при дворе служанкой и завоевала доверие царицы. После того как Исида открылась ей, царица убедила своего мужа освободить саркофаг. После этого Исида доставила тело Осириса обратно в Египет и возродила его к жизни великими заклинаниями.

Для Сетха не прошло незамеченным воскресение Осириса. Со всей новообретенной мощью он обрушился на него, убил, расчленил труп и разбросал куски по всей стране. Исида собрала их, чтобы вновь воскресить мужа, но обнаружила, что крокодил сожрал его фаллос, и заменила его деревянным.

Осирис не воскрес, но стал правителем загробного мира, а именно полей Иалу, где пребывали праведники (прообраз Елисейских полей в античной традиции); Сет укреплял свою власть над Египтом и всем миром.

Война богов

Гор, выросший среди людей, узнал о своем божественном происхождении и о родителях. Он решил отомстить Сету и начал борьбу против него. У него появились многочисленные союзники, такие, как бывшая супруга Сетха Нефтида, Тот, Анубис и, разумеется, его мать Исида. Однако, когда Исида освободила пленника, принадлежащего Гору, тот так разгневался, что отрубил ей голову. К счастью, Тоту удалось предотвратить её смерть, но все остальные боги отвернулись от Гора.

Особенно дорого война стоила людям, потому что именно они были в армиях, которые Гор и Сетх бросили друг против друга. Гор напал на Нубию, в которой правил Сетх, и одержал практически полную победу над его войском. Тогда Сетх сам вступил в бой. Его битва с Гором не принесла никому победы, однако Нубия отошла к Гору.

Глаз Гора

Во время войны с Сетом Гор лишился левого глаза, но Исида исцелила ранение сына; иногда также спасителем считают Тота. Лунный глаз Гора (то есть Уаджет) стал символом исцеления и защиты от опасности и со времен Древнего Царства использовался как амулет. В наши дни глаз Гора изображается по обе стороны носа судов, курсирующих по Нилу.

Объединение страны

Ра, видевший, что мир пустеет, потому что никто не хотел прекращать борьбу, созвал остальных богов на совет, чтобы решить, кто должен стать фараоном всего мира. Однако боги разделились во мнениях, и в конце концов воззвали за советом к Нейт (так же её называют Маат) богине мудрости. Нейт указала на Гора, однако Сет не собирался так просто сдаваться и возобновил войну. Тогда вмешался Осирис, правивший загробным миром, и заставил богов принять совет Нейт. Мир был разделен: Гору досталась чёрная земля Египта, Сету — красная земля враждебной пустыни.

Уничтожение человечества

Было время, когда боги жили на земле среди людей, а Ра был фараоном и в царстве богов, и в загробном мире. Но со временем он стал дряхлым и слабым, и не одни боги решили воспользоваться этим. Люди тоже заметили слабость Ра и объединились против него. Но Ра знал о заговоре против него и созвал богов на совет, чтобы обсудить, как подавить восстание. Собрание проходило тайно, чтобы люди не узнали, что их замысел раскрыт. Решение было единогласным, по совету бога Нуна: его сын Ра должен оставаться на троне и послать к людям свой глаз в форме богини Сехмет, чтобы покарать их.

Для этой цели была выбрана Хатор, и после превращения в злобную львицу Сехмет она отправилась к людям, чтобы начать кровопролитную бойню. Все живое, что попадалось Сехмет на пути, она убивала. Но, когда Ра это увидел, его сердце преисполнилось сострадания к людям, и он решил прекратить свою кару. Но не так-то просто было остановить выпущенную на свободу дикую силу Сехмет. Тогда Ра пошёл на хитрость (в некоторых мифах считается, что ему подсказал это хитрый Тот): на пути Сехмет были разлиты тысячи кувшинов пива, в которое был подмешан порошок гематита, чтобы сделать его красным, как кровь. Яростная львица увидела это озеро, приняла его за человеческую кровь и начала жадно пить. И настолько она опьянела, что не могла даже узнать людей и причинить им вред.

Настолько все это огорчило Ра, что он решил уйти из мира. Он забрался на спину Нут, превратившейся в корову, и она унесла его в небо. Другие боги схватились за её живот, и превратились на пути к небу в звезды. С тех пор небо с землёй разделены, как и боги с людьми, и с тех пор ведется нынешняя история. Этот миф известен из «Книги священной коровы», впервые записанной полностью в эпоху Нового царства; одна такая книга была найдена в гробнице Сети I.

См. также

Напишите отзыв о статье "Мифология Древнего Египта"

Примечания

  1. Anthes in Kramer 1961, pp. 29–30
  2. David 2002, pp. 1–2
  3. O’Connor, David, «Egypt's View of „Others“», in Tait 2003, pp. 155, 178–179
  4. Tobin 1989, pp. 10–11

Литература

Ссылки

  • [godsbay.ru/egypt/index.html Египетская мифология. Энциклопедия мифологии древнего мира.]

Отрывок, характеризующий Мифология Древнего Египта

Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.