Египетские пирамиды

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Египетская пирамида»)
Перейти к: навигация, поиск

Пирамиды
в иероглифах
U23G17
r
O24

Еги́петские пирами́ды — древние каменные сооружения пирамидальной формы расположенные в Египте.

Количество объектов идентифицируемых как египетские пирамиды варьируется от 118 до 138 (по данным ноября 2008 года)[1][2]. Большая часть пирамид были построены в качестве усыпальниц для фараонов Древнего и Среднего царств[3][4]. Древнейшие из известных пирамид находятся в Саккаре. Самой древней считается пирамида Джосера, построенная архитектором Имхотепом в период с 2667 по 2648 гг. до н. э..[5][6].

Самые известные пирамиды находятся на окраине Каира в Гизе, три из которых считаются крупнейшими из когда-либо построенных сооружений в мире[7]. Пирамида Хеопса является самой большой пирамидой в Египте и входит в число Семи чудес света.





Предшественники пирамид

В период первых династий появляются специальные «дома после жизни» — мастабы — погребальные здания, состоявшие из подземной погребальной камеры и каменного сооружения над поверхностью земли. Сам термин относится уже к арабскому времени и связан с тем, что форма этих похожих в разрезе на трапецию гробниц напоминала арабам большие скамьи, называвшиеся «мастаба».

Мастабы строили для себя и первые фараоны. Древнейшие царские мастабы, относящиеся к временам I династии, сооружались из адобов — необожжённых кирпичей из глины и/или речного ила. Их строили в Нагаде (Абидос) в Верхнем Египте, а также в Саккаре, где находился главный некрополь Мемфиса, столицы правителей первых династий. В наземной части этих построек находились молельни и помещения с погребальным инвентарем, а в подземной — собственно погребальные камеры.

Пирамиды фараонов III династии

Пирамида Хабы — находится в Завиет-эль-Эриане. Архитектором её считается Хаба. В центральной части пирамиды хорошо видна структура кладки — слои камня чуть наклонены в сторону центра и как бы опираются на него (из-за этого её иногда ещё называют «Слоёной»). Материал постройки — грубо отёсанный камень небольшого размера и глиняный раствор. Технология постройки пирамиды сходна с той, которая использовалась при постройке пирамиды Сехемхета и Ступенчатой пирамиды в Саккаре.

Пирамида Джосера — это первая пирамида ступенчатого типа. Расположена в Саккаре, к северо-востоку от Мемфиса, в 15 км от Гизы. Высота 62 м. Постройка датируется приблизительно 2670 годом до н. э.. По внешнему виду она напоминает несколько поставленных друг на друга мастаб, которые уменьшаются по мере приближения к вершине. Скорее всего, именно таков и был замысел архитектора этой пирамиды, Имхотепа. Имхотеп разработал способ кладки из тёсаного камня. Впоследствии египтяне глубоко почитали зодчего первой пирамиды, и даже обожествили его. Он считался сыном бога Птаха, покровителя искусств и ремёсел.

Пирамида Сехемхета (также известная как погребённая пирамида) — незавершенная ступенчатая пирамида. Построена ок. 2645 г. до н. э. вблизи Саккары к юго-западу от пирамиды Джосера. Была найдена в 1951—1954 годах.

Размеры недостроенной стены составляли 550 x 200 метров. Высота руин — около 10 метров, однако размеры его квадратного основания — по 120 метров. Видимо, пирамида строилась по спланированному проекту. Если бы строительство было доведено до конца, высота памятника составила бы около 70 метров, что на 10 метров выше, чем у Ступенчатой пирамиды.

В настоящее время сохранились лишь руины пирамиды, доступные для посещения туристами, кроме подземных помещений.

Пирамиды фараонов IV династии

Ломаная пирамида — египетская пирамида в Дахшуре, возведение которой приписывается фараону Снофру (XXVI в. до н. э.). Для объяснения нестандартной формы пирамиды немецкий египтолог Людвиг Борхардт (1863—1938) предложил свою «теорию приращивания». Согласно ей, фараон умер неожиданно, поэтому чтобы быстрее закончить работу над пирамидой угол наклона граней было решено изменить с 54°31' до 43°21'. Курт Мендельсон предложил альтернативу: пирамида в Мейдуме и южная пирамида в Дахшуре были построены одновременно, но в Мейдуме случилась авария — возможно, после дождей облицовка обрушилась — и этот инцидент заставил спешно изменить угол наклона сторон пирамиды в Дахшуре, когда она была построена уже наполовину.

Розовая пирамида — северная пирамида фараона Снофру в Дахшуре, на момент своего строительства в XXVI в. до н. э. была самым высоким сооружением на Земле. По размерам уступает только двум египетским пирамидам в Гизе — пирамиде Хеопса и пирамиде Хефрена.

Историческое значение Розовой пирамиды состоит в том, что это первая царская усыпальница правильной пирамидальной формы. Хотя «розовая» усыпальница и считается первой «истинной» пирамидой, ей присущ чрезвычайно низкий наклон стен (только 43°36'; основание 218,5 × 221,5 м при высоте 104,4 м.).

Название связано с тем, что известняковые блоки, из которых сложена пирамида, приобретают в лучах заходящего солнца розовый цвет. Вход находится на северной стороне и ведёт в три смежные камеры, доступные для посещения. Эта пирамида приписывается Снофру оттого, что на нескольких блоках обшивки красной краской начертано его имя.

Пирамида в Медуме — ступенчатая пирамида, построенная фараоном Снофру. О необычных формах пирамиды впервые сообщает Аль-Макризи в XV веке. Пирамида имела ступенчатую форму и поэтому была названа el-haram el-kaddab (или «неправильная пирамида»). В своих очерках Аль-Макризи описывает пирамиду, состоящую из пяти ступеней, а так же и то что она была серьёзно повреждена от эрозии и от разбора каменной кладки местным населением (последнее не остановлено до сих пор).

В XVIII в. Фредерик Норден описал пирамиду и сообщил, что видны уже только три ступени.

В 1799 г. египетская экспедиция Наполеона описала эту пирамиду, заложив почву для будущих более подробных изысканий.

В 1837 г. пирамиду изучал и обследовал Джон Перринг.

В 1843 г. Карл Лепсиус дал описание этой пирамиды в своём знаменитом списке египетских пирамид под номером LXV («65»).

Гастон Масперо описал внутренние помещения пирамиды. Но самое подробное описание пирамиды в Мейдуме было составлено лишь спустя 10 лет Флиндерсом Питри, который работал совместно с Перси Ньюберри и Георгом Фреисером. Это описание отражало как внешний вид пирамиды, так и внутренние помещения. Кроме того изучалась местность вокруг пирамиды, в частности были обнаружены разрушенные храмы и частные гробницы. Более поздние исследования Ф. Питри проводил вместе с Эрнестом МакКеем и Геральдом Вейнрайтом. Были обнаружены стены окружавшие прежде пирамиду.

Людвигу Борхардту всего за несколько дней удалось собрать ценнейшие сведения о пирамиде, в частности то, что она была перестроена и сориентирована на другие стороны света.

Англо-американская экспедиция сэра Алана Роу начала исследование пирамиды в 1920-х гг., и продолжала свои изучения на протяжении более 50 лет.

Жиль Дормион и Жан-Ив Вердхурт в 1999 году с помощью современных приборов, обнаружили ранее неизвестные помещения и проходы. Сейчас ведутся работы по очистке и реставрации пирамиды.

Пирамиды в Гизе

Пирамиды фараонов Хеопса, Хефрена и Микерина считаются самыми известными пирамидами в Египте. В отличие от пирамиды Джосера, эти пирамиды имеют не ступенчатую, а строго геометрическую, пирамидальную форму. Эти пирамиды относятся к периоду IV династии. Стены пирамид поднимаются под углом от 51° (пирамида Менкаура) до 53° (пирамида Хефрена) к горизонту. Грани точно ориентированы по сторонам света.

Пирамида Хеопса — построена для фараона Хеопса. Первоначально её высота составляла 146,6 м, однако из-за того, что сейчас отсутствует облицовка пирамиды, её высота к настоящему времени уменьшилась до 138,8 м. Длина стороны пирамиды — 230 м. Пирамида построена на массивном природном скальном возвышении, которое оказалось в самой середине основания пирамиды. Его высота около 9 м. Постройку пирамиды датируют XXVI веком до н. э. Согласно Геродоту строительство длилось 20 лет.

Пирамида сложена из 2,5 миллионов каменных блоков, скреплённых раствором. В среднем блоки весили 2,5 тонн, но в «Камере Царя» есть гранитные блоки массой до 80 тонн[8]. Пирамида является практически монолитным сооружением — за исключением нескольких камер и ведущих к ним коридоров.

Пирамида Хефрена — вторая по величине древнеегипетская пирамида. Расположена рядом со Сфинксом. Построенное в сер. XXVI в. до н. э. сооружение (215,3 × 215,3 м и высота 143,9 м) получило название Урт-Хафра («Хафра Великий» или «Почитаемый Хафра»).

Пирамида Менкаура — самая южная, поздняя и низкая из трёх египетских пирамид в Гизе. Вопреки прозвищу «Херу» (высокая), она едва достигает 66 м в высоту, а длина стороны её основания составляет 108,4 м. Её объём в 250000 м³ составляет только десятую часть объёма пирамиды Хеопса: это был конец эпохи больших пирамид. Внутренность пирамиды обнаруживает отсутствие единства плана: вероятно, первоначальные скромные размеры, рассчитанные не на наследника престола, увеличены с его воцарением. Пирамида Менкаура несколько выбивается из общей картины построек в Гизе, и в античности её постройку иногда приписывали не Менкауру, а жившей во времена Амасиса II гетере Родопис.

Поздние пирамиды

С завершением V династии строительство пирамид египетскими фараонами не прекратилось. Пирамиды фараонов V—VI династий сохранили для нас древнейший свод погребальных текстов, известных как (Тексты пирамид). Пирамиды также строили фараоны I переходного периода (например, Мерикара) и правители XII династии (наиболее известная принадлежит Аменемхету III).

Позднее традиция строительства пирамид была перенята правителями Мероитского царства. Пирамида Усеркафа — построена для фараона Усеркафа. Пирамида и окружающий её комплекс находятся в Саккаре и имеют небольшие размеры, особенно в сравнении с монументами предшественников фараона из IV династии: 70,4 × 70,4 м и высота 44,5 м. Пирамида построена из плохо обработанных каменных блоков и так небрежно, что сейчас уже мало чем напоминает пирамиду, а скорее похожа на груду камней. Рядом были построены две пирамиды-спутницы. Одна предназначалась для главной супруги Усеркафа, вторая, видимо, выполняла ритуальную функцию. Неподалёку находится пирамида Тети I — одного из первых фараонов Египта.

Пирамида Сахура — построена для фараона Сахуры в Абусире. Пирамида сохранилась лучше всех остальных построек Абусира. Первоначально её основание составляло квадрат 78 × 78 м, высота — 49,6 м. Сейчас эта пирамида приблизительно на 15 м ниже своей первоначальной высоты и на четверть занесена песком. Погребальная камера необычно больших размеров (площадь — 15,3 × 15.3 м, высота — 3,6 м) находится в ядре постройки, на уровне основания точно на центральной оси пирамиды.

Пирамида Нефериркара — построена для фараона Нефериркара Какаи в Абусире. Она имела основание площадью 104 × 104 м и высоту около 73,5 м. Возможно, что она была облицована известняковыми плитами, давно с неё сорванными; лишился облицовки также входной коридор и большая часть погребальной камеры. Прилегающие к пирамиде постройки мемориального комплекса не были закончены при жизни Нефериркара, их велел достроить его преемник — фараон Ниусерра. Любопытно, что дорога, ведущая от нижнего поминального храма Нефериркара, была перенаправлена к усыпальнице Ниусерра — то есть постройка была попросту украдена. Вероятно, что подобные действия стали возможными по причине экономического и духовного упадка, в который медленно погружалось Древнее Царство.

Пирамида Ниусерра — находится непосредственно у северо-восточного угла пирамиды Нефериркара и представляет собой жалкое зрелище. Сейчас, вероятно, она не достигает и половины своей первоначальной высоты и похожа на холм, состоящий из выветрившихся камней, с закруглённой вершиной. После раскопок, осуществленных Борхардтом, удалось установить, что первоначально стороны основания имели длину 78,8 м, а высота, вычисленная по наклону плит облицовки, равнялась 50,1 м. Пирамида Сенусерта I — построена для фараона Сенусерта I в Абусире. От первоначальной высоты (около 61 м) сохранилось более трети, на стенах ещё держатся остатки облицовки из известняковых плит. Подземные помещения этой пирамиды до сих пор остаются неисследованными по той же причине, что и у предшественницы — они заполнены водой. Однако в окрестностях археологам посчастливилось обнаружить остатки ритуальной пирамиды, имевшей основание размерами 21 × 21 м и достигавшей высоты 19 м, а также десять гробниц жен и дочерей Сенусерта I и развалины десяти малых пирамид.

Пирамида Униса — построена для фараона Униса в Саккаре. Унис велел построить пирамиду (67 × 67 м, и высота 48 м), получившую название Нефер-сут-Унис — «Прекрасны места Униса». Эта пирамида, сооружённая неподалёку от комплекса пирамиды Джосера, была открыта Гастоном Масперо в 1881. В этой пирамиде были обнаружены первые «Тексты Пирамид», написанные сине-зелёными иероглифами на стенах погребальной камеры. К юго-востоку от его пирамиды была построена небольшая культовая пирамида, а севернее фараон велел построить мастабы для своих жён Хенут и Небет, дочери Идут и нескольких сановников. Ныне пирамида Униса сильно разрушена, а в высоту не достигает и половины первоначальной высоты. Алебастровый сосуд с его именем был обнаружен в Библе.

Пирамида Пепи II — построена для фараона Пепи II в Саккаре. Пирамида расположена рядом с гробницей фараона Шепсескафа. Основание её первоначально равнялось 78,6 × 78,6 м, высота — 52,1 м. Пирамида была построена из не очень крупных каменных блоков, тем же способом, которым возводились ступенчатые пирамиды первых династий. После возведения шестой ступени она была облицована известняковыми плитами, остатки которых до сих пор находятся среди обвалившихся и лежащих у основания обломков верхних слоев. Подземные камеры точно такие же, как у пирамиды Униса, они отличаются только своей окраской. В потолке зияет большая дыра, проделанная древними грабителями, однако, саркофаг и настенные тексты прекрасно сохранились.

Пирамида Аменемхета I — построена для фараона Аменемхета I в Саккаре. Пирамида называлась Ка-нофер («Высокая и красивая»; 105 × 105 × м). Она была построена из небольших камней неправильной формы, укрепленных каменным каркасом из хорошо пригнанных блоков. Изнутри пирамида отделана блоками известняка, большинство из которых позаимствованы с развалин Древнего Царства в Гизе и Абусире. Снаружи пирамида была облицована белым турским известняком, также позаимствованным с древних монументов. Погребальная камера, вероятно, была ограблена ещё в древности. Ныне эта пирамида сильно повреждена и возвышается всего метров на 15. Погребальная камера пирамиды залита водой, проникшей туда через какую-то подземную трещину из Нила. Для выламывания и вытёсывания себе саркофага в Хаммаматской долине «из горы Раханну» Аменемхет посылал начальствующего над жрецами бога Хема, старшего жреца Антефа, сына Себекнехта.

Чёрная пирамида (так же известная как «Тёмная пирамида») — построена для Аменемхета III в Дахшуре. Основа пирамиды сделана из необожжённого кирпича. Гранит использовался только для укрепления камер и для пирамидиона. В этой пирамиде он приказал сделать 2 входа: один, на традиционной северной стороне, вёл в лабиринт коридоров, заканчивающийся тупиком. Через другой, в юго-восточном углу, можно по такому же лабиринту спуститься в погребальную камеру с красным саркофагом. Однако в этой пирамиде Аменемхет похоронен не был. В ареале этой пирамиды находится гробница царя Эвет-иб-Ра, вероятно, царя следующей, XIII династии.

Пирамида в Хаваре — построена для Аменемхета III в Хаваре. Была центром вновь основанного царского некрополя, к которому, возможно, принадлежал и прославленный Лабиринт. Сейчас от неё остался лишь приплюснутый глиняный конус диаметром около 100 м и высотой 20 м. Вход в погребальную камеру расположен с южной стороны пирамиды. Сама камера — прямо-таки чудо древнеегипетской техники. Огромная усыпальница (6,71 × 2,4 × 1,83 м) вытесана из цельной глыбы необычайного твёрдого жёлтого кварцита и весит свыше 100 тонн. Толщина стен составляет 60 см. Крышка из кварцита имеет толщину 1,2 м и вес около 45 тонн. Сверху камера перекрыта двухскатной крышей из двух известняковых блоков весом по 50 тонн каждый. В камере находятся два саркофага. Судя по надписям, в одном был похоронен сам Аменемхет, в другой — дочь Аменемхета Птахнефру, которой, впрочем, принадлежала ещё и расположенная неподалеку малая пирамида.

Самые большие пирамиды Египта

Даты постройки

Фараон Примерные даты Местоположение
Джосер ок. 2667–2648 гг. до н. э.[6] Саккара
Снофру ок. 2612—2589 гг. до н. э. 2 пирамиды в Дахшуре
и одна в Мейдуме
Хуфу ок. 2589—2566 гг. до н. э. Гиза
Джедефра ок. 2566—2558 гг. до н. э. Абу Раваш
Хафра ок. 2558—2532 гг. до н. э. Гиза
Микерин ок. 2532—2504 гг. до н. э. Гиза
Сахура ок. 2487—2477 гг. до н. э. Абусир
Нефериркара ок. 2477—2467 гг. до н. э. Абусир
Ниусерра ок. 2416—2392 гг. до н. э. Абусир
Аменемхет I ок. 1991—1962 гг. до н. э. Эль-Лишт
Сенусерт I ок. 1971—1926 гг. до н. э. Эль-Лишт
Сенусерт II ок. 1898—1877 гг. до н. э. Эль-Лахун
Аменемхет III ок. 1861—1814 гг. до н. э. Хавара
Яхмос I ок. 1550—1525 гг. до н. э. Абидос

Строительство пирамид

Существует много версий строительства пирамид. Самая ранняя принадлежит Геродоту, который посетил Египет ок. 445 года до н. э.. Строительство пирамид он описал во второй книге Истории, Евтерпе[9]:

Так вот, до времени царя Рампсинита, рассказывали далее жрецы, при хороших законах, Египет достиг великого процветания. Однако его преемник Хеопс вверг страну в пучину бедствий. Прежде всего, он повелел закрыть все святилища и запретил совершать жертвоприношения. Затем заставил всех египтян работать на него. Так, одни были обязаны перетаскивать к Нилу огромные глыбы камней из каменоломен в Арависких горах (через реку камни перевозили на кораблях), а другим было приказано тащить и дальше до так называемых Ливийских гор. Сто тысяч людей выполняло эту работу непрерывно, сменяясь каждые три месяца. Десять лет пришлось измученному народу строить дорогу, по которой тащили эти каменные глыбы, работа, по-моему, едва ли не столь же огромная, как и постройка самой пирамиды. Ведь дорога была 5 стадий длины, а шириной в 10 оргий, в самом высоком месте 8 оргий высоты, построена из тесаных камней с высеченными на них фигурами. Десять лет продолжалось строительство этой дороги и подземных покоев на холме, где стоят пирамиды. В этих покоях Хеопс устроил свою усыпальницу на острове, проведя на гору нильский канал. Сооружение же самой пирамиды продолжалось 20 лет. Она четырехсторонняя, каждая сторона ее шириной в 8 плефров и такой же высоты, и сложена из тесаных, тщательно прилаженных друг к другу камней. Каждый камень длиной, по крайней мере, в 30 футов.

Построена же эта пирамида вот как. Сначала она идет в виде лестницы уступами, которые иные называют площадками, или ступенями. После того как заложили первые камни, остальные поднимали при помощи помостов, сколоченных из коротких балок. Так поднимали с земли камни на первую ступень лестницы. Там клали камень на другой помост; с первой ступени втаскивали на второй помост, при помощи которого поднимали на вторую ступень. Сколько было рядов ступеней, столько было и подъемных приспособлений. Быть может, однако, было только одно подъемное приспособление, которое после подъема камня без труда переносилось на следующую ступень. Мне ведь сообщали об обоих способах — почему я и привожу их. Таким образом, сначала была окончена верхняя часть пирамиды, затем соорудили среднюю и напоследок самые нижние ступени на земле. На пирамиде египетскими письменами было обозначено, сколько редьки, лука, чеснока съели рабочие. И, как я очень хорошо помню, переводчик, который читал мне надпись, объяснил, что на все это было израсходовано 1600 талантов серебра. Если это верно, то сколько же денег пошло на железные орудия, на хлеб и одежду для рабочих, так как строительство всех этих сооружений продолжалось 20 лет и, кроме того, немало времени понадобилось на ломку и перевозку камней и сооружение подземных покоев.

А Хеопс, в конце концов, дошел до такого нечестия, по рассказам жрецов, что, нуждаясь в деньгах, отправил собственную дочь в публичный дом и приказал ей добыть некоторое количество денег — сколько именно, жрецы, впрочем, не говорили. Дочь же выполнила отцовское повеление, но задумала и себе самой оставить памятник: у каждого своего посетителя она просила подарить ей, по крайней мере, один камень для сооружения гробницы. Из этих-то камней, по словам жрецов, и построена средняя из трех пирамид, что стоит перед великой пирамидой. Царствовал же этот Хеопс, по словам египтян, 50 лет, а после его кончины престол наследовал его брат Хефрен. Он поступал во всем подобно брату и также построил пирамиду, которая, впрочем, не достигает величины Хеопсовой. Я сам ведь ее измерил. Под ней нет подземных покоев и не проведен из Нила канал, как в той другой пирамиде, где вода по искусственному руслу образует остров, на котором, как говорят, погребен Хеопс. Самый нижний ряд ступеней он велел вывести из многоцветного эфиопского камня и построил пирамиду на 40 футов ниже первой, при таких же, впрочем, размерах. Обе пирамиды стоят на том же самом холме высотой около 100 футов. Царствовал же Хефрен, по словам жрецов, 56 лет.

В массовой культуре

См. также

Напишите отзыв о статье "Египетские пирамиды"

Примечания

  1. Slackman, Michael. [www.nytimes.com/2008/11/17/world/middleeast/17cairo.html In the Shadow of a Long Past, Patiently Awaiting the Future], The New York Times (17 November 2008). Проверено 1 мая 2010.
  2. [books.google.com/books?id=nNVsHwAACAAJ&dq= Mark Lehner (2008). The Complete Pyramids: Solving the Ancient Mysteries. p. 34.]. — Thames & Hudson. — ISBN 978-0-500-28547-3.
  3. Slackman, Michael. [www.nytimes.com/2008/11/17/world/middleeast/17cairo.html In the Shadow of a Long Past, Patiently Awaiting the Future], New York Times (16 November 2007). Проверено 17 ноября 2008. «Deep below the Egyptian desert, archaeologists have found evidence of yet another pyramid, this one constructed 4,300 years ago to store the remains of a pharaoh’s mother. That makes 138 pyramids discovered here so far, and officials say they expect to find more.».
  4. Michael Ritter (2003) [www.uwsp.edu/geo/faculty/ritter/geog101/textbook/connections/connections_dating_pyramids.html] Dating the Pyramids. Retrieved 13 April 2005
  5. The Complete Pyramids. — New York: Thames and Hudson, 1997. — P. 84. — ISBN 978-0-500-05084-2.
  6. 1 2 Shaw, Ian, ed. (2000). The Oxford History of Ancient Egypt. Oxford University Press. p. 480. ISBN 0-19-815034-2.
  7. Watkin David. [books.google.com/?id=39T1zElEBrQC&pg=PA14&dq=giza+pyramids+largest+structures A History of Western Architecture]. — 4th. — Laurence King Publishing, 2005. — P. 14. — ISBN 978-1-85669-459-9."The Great Pyramid...is still one of the largest structures ever raised by man, its plan twice the size of St. Peter's in Rome"
  8. Lehner, Mark (1997). The Complete Pyramids. London: Thames and Hudson. ISBN 0-500-05084-8
  9. Геродот. История в девяти книгах. Изд-во «Наука», Ленинград, 1972. 600 с.

Литература

Ссылки

  • [youtube.com/watch?v=fvuSjOksatk Рисунки пирамид в Киножурнале «Хочу всё знать»] на YouTube
  • [wikimapia.org/#y=29976796&x=31131070&z=16&l=0&m=a Пирамиды на WikiMAPIA]
  • [lenta.ru/articles/2015/09/12/pyramids/ «Святилища в честь Хнума-Ра». Историк Роман Орехов о том, почему древние египтяне строили пирамиды] // Лента.ру, 12.09.2015 (интервью)

Отрывок, характеризующий Египетские пирамиды

– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.