Египко, Николай Павлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Павлович Египко
Псевдоним

«Дон Северино де Морено»

Дата рождения

27 октября (9 ноября) 1903(1903-11-09)

Место рождения

Николаев, Николаевская область

Дата смерти

6 июля 1985(1985-07-06) (81 год)

Место смерти

Ленинград

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

Военно-морской флот

Годы службы

19191920, 19251967

Звание

вице-адмирал

Сражения/войны

Гражданская война в Испании 1936—1939 годов
Советско-финская война
Великая Отечественная война

Награды и премии

Николай Павлович Египко (27 октября [9 ноября1903, Николаев — 6 июля 1985, Ленинград) — вице-адмирал Военно-Морского Флота СССР, Герой Советского Союза (1939).





Биография

Родился в городе Николаеве (Украина) в семье рабочего. Украинец. Член ВКП(б)/КПСС с 1929 года. Работал слесарем на Николаевском судостроительном заводе[1].

В 19191920 годах и с 1925 года служил в Военно-Морском Флоте СССР. В 1931 году окончил Высшее военно-морское училище, а в 1932 году — командные классы при учебном отряде подводного плавания в городе Ленинграде. Был помощником командира подводной лодки «Щ-102», командиром подводной лодки «Щ-117» на Тихоокеанском флоте. В 1936 году экипаж «Щ-117» перекрыл нормативы пребывания в море в два раза. За раскрытие возможностей и резервов лодок серии «Щ» все члены экипажа Н. П. Египко были награждены орденами. Это был первый случай в СССР и России, когда экипаж подлодки стал полностью орденоносным[1].

Участвовал в гражданской войне в Испании 1936—1939 годов, на республиканском фронте был известен под именем «Дон Северино де Морено». Н. П. Египко был командиром ПЛ «С-6», на которой вывез ценные правительственные грузы из города Сантандер в город Хихон. (Испания) Затем, будучи командиром испанской ПЛ «С-2», провел её через блокированный противником Гибралтарский пролив из французского порта Сен-Назер в Картахену (Испания). Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 февраля 1939 года за мужество и героизм, проявленные при выполнении воинского и интернационального долга капитану 2-го ранга Египко Николаю Павловичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина. После учреждения знака особого отличия ему была вручена медаль «Золотая Звезда» № 117[1].

С августа 1938 года по декабрь 1939 года — командир 2-й бригады подводных лодок Черноморского флота, с декабря 1939 года по май 1940 года — командир бригады подводных лодок Балтийского флота, в составе которой участвовал в советско-финской войне[1].

За хорошее знание военно-морского дела, большой боевой опыт, умение использовать его в боевой подготовке и служебной деятельности 26 апреля 1941 года капитану 2-го ранга Египко Н. П. было досрочно присвоено воинское звание «капитан 1-го ранга».

В апреле 1941 года окончил командный факультет Военно-морской академии имени К. Е. Ворошилова (учился с ноября 1936 года по июнь 1937 года, с мая 1940 года по апрель 1941 года). С апреля по сентябрь 1941 года — командир 1-й бригады подводных лодок Балтийского флота, с сентября 1941 года — командир объединённой бригады подводных лодок Балтийского флота, с сентября по октябрь 1941 года — в распоряжении Военного совета Балтийского флота[1].

С октября 1941 года по февраль 1943 года — в аппарате военного атташе при посольстве СССР в Великобритании. Был наблюдателем на кораблях британского флота, принимал участие в боевых операциях по проведению конвоев из портов Англии в северные порты СССР[1].

С февраля 1943 года по май 1946 года — начальник Отдела внешних сношений Наркомата ВМФ СССР, с мая 1946 по январь 1948 года — временно исполняющий должность (врид) заместителя начальника Отдела внешних сношений Вооруженных Сил.[1] С января 1948 года по февраль 1953 года — начальник курса Военно-морской академии имени К. Е. Ворошилова, с февраля по август 1953 года — начальник 2-го Балтийского Высшего Военно-Морского Училища (ВВМУ), с августа 1953 года по март 1955 года — начальник Высшего военно-морского училища (ВМУ) механиков флота. Постановлением Совета Народных Комиссаров Союза ССР от 31 мая 1954 года капитану 1-го ранга Египко Н. П. присвоено воинское звание «контр-адмирал»[1]. С марта 1955 года по июль 1959 года — начальник 1-го ВВМУ подводного плавания, с июля 1959 года по декабрь 1966 года — начальник ВВМУ подводного плавания имени Ленинского комсомола. Постановлением Совета Министров СССР от 22 февраля 1963 года контр адмиралу Египко Н. П. присвоено воинское звание «вице-адмирал»[1].

С декабря 1966 года по январь 1967 года — в распоряжении главкома ВМФ. С января 1967 года вице-адмирал Н. П. Египко — в запасе[1].

После отставки жил в городе-герое Ленинграде. Скончался 6 июля 1985 года. Похоронен на Серафимовском кладбище в Санкт-Петербурге.

Память

7 мая 1975 года, в честь 30-летия Победы в Великой Отечественной войне, усилиями учителей Лидии Михайловны Цветковой и Антонины Ивановны Карановой, а также инженер-капитана 1 ранга Александры Николаевны Донченко, в школе № 269 (ныне № 585)[2] Кировского района г. Ленинграда, была открыта комната боевой славы подводников Балтики, ныне ставшая Музеем боевой славы подводников Балтики им. Н. П. Египко[3].

Награды

Напишите отзыв о статье "Египко, Николай Павлович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Герои страны. [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1219 Египко Николай Павлович] (рус.). Проверено 7 октября 2009. [www.webcitation.org/68Ihzvvvr Архивировано из первоисточника 10 июня 2012].
  2. [www.sc585.spb.ru/content/view/17/49/ История школы № 585].
  3. [www.sc585.spb.ru/content/view/123/113/ Страница Музея на сайте школы].

Литература

  • Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1219 Египко, Николай Павлович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Египко, Николай Павлович

Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.