Егорлыкское сражение

Егорлыкское сражение (1920)
Основной конфликт: Гражданская война в России
М. Б. Греков. «Бой при Егорлыкской». 1928—1929.
Дата	25 февраля — 2 марта 1920
Место	Черкасский округ Области войска Донского
Итог	Победа Красной армии
Противники
РСФСР РСФСР Белое движение Белое движение
Командующие
С. М. Будённый (1-я Конная армия РККА) М. Д. Великанов (ударная группа 10-й армии РККА) А. А. Павлов (конная группа, ВСЮР)
Силы сторон
1-я Конная армия ударная группа 10-й армии 2,7 тысяч штыков, 10,5 тысяч сабель. Конная группа ген. А. А. Павлова Добровольческий корпус ген. А. П. Кутепова 3-й конный корпус ген. А. Д. Юзефовича 3,5 тысяч штыков, до 13 тысяч сабель.
Потери
неизвестно неизвестно

Егорлыкское сражение (25 февраля — 2 марта 1920) — боевые действия 1-й Конной армии (командующий С. М. Будённый) РККА против конной группы генерала А. А. Павлова (ВСЮР). Является составной частью 2-го этапа Северо-Кавказской операции (1920), которую проводил Кавказский фронт Красной армии против войск генерала Антона Деникина. В ходе боевых действий было нанесено тяжёлое поражение казачьей коннице белых. Именно под Егорлыкской 25-27 февраля (12-14 февраля) разыгралось самое крупное за всю Гражданскую войну встречное конное сражение, где общие силы обеих сторон достигали 25 тысяч всадников.

Предыстория

14 февраля войска Кавказского фронта, занимавшие рубежи на правом берегу рек Дон и Маныч, начали наступление. 10-я армия форсировала Маныч и, успешно наступая на тихорецком направлении, 16 февраля заняла станцию Торговую. В созданный ею прорыв была направлена 1-я Конная армия (4-я, 6-я и 11-я кавалерийские дивизии; командующий С. М. Будённый, члены РВС К. Е. Ворошилов и Е. А. Щаденко), её численность составляла 10 тысяч сабель. 1-я Конная армия подошла в район Торговой 18 февраля. В это время для ликвидации прорыва командование белых бросило конную группу генерала А. А. Павлова (2-й и 4-й Донские конные корпуса). В ночь на 19 февраля конная группа Павлова нанесла удар на Торговую, но ожесточённые атаки белых были отбиты. Конница белых была вынуждена в сильный мороз отступить к Среднему Егорлыку, что привело её к большим потерям замёрзшими и обмороженными.

Командование 1-й Конной временно подчинило себе 20-ю, 34-ю и 50-ю стрелковые дивизии 10-й армии, создав из них ударную группу под командованием М. Д. Великанова. 21 февраля 1-я Конная заняла Средний Егорлык, а 22 февраля группа Великанова взяла Песчанокопскую. Выставив в качестве заслона 11-ю кавалерийскую дивизию против отступившей группы Павлова, главные силы 1-й Конной повернули на юго-запад против 1-го Кубанского корпуса генерала Крыжановского, 22 февраля разбили его в районе Белая Глина.

Ход операции

Внешние изображения
	[img.encyc.yandex.net/illustrations/bse/pictures/02713/907680.jpg Егорлыкская операция. Карта боевых действий.]

Командование белых решило ударить в тыл 1-й Конной армии и группе Великанова. 23 февраля части конной группы генерала Павлова из района станицы Егорлыкской перешли в наступление на северный заслон войск Буденного, занимавших Средний Егорлык. 24 февраля, отбросив правофланговый заслон 1-й Конной армии (бригаду С. М. Патоличева 11-й кавалерийской дивизии), они овладели станицей Среднеегорлыкская. 25 февраля Павлов, считая, что красные войска двигаются на Тихорецкую, начал перемещение на станицу Белая Глина, чтобы выйти им в тыл.

В это время по приказу командующего Кавказским фронтом М. Н. Тухачевского части 1-й Конной армии и группа Великанова начали двигаться на север в целях разгрома группы Павлова в районе станиц Среднеегорлыкская и Егорлыкская. В центре шла 20-я стрелковая дивизия, за ней во втором эшелоне — 50-я стрелковая дивизия, на правом фланге — 11-я кавалерийская дивизия, на левом — 4-я и 6-я кавалерийские дивизии. В районе станицы Горькобалковская осталась 34-я стрелковая дивизия, чтобы прикрывать тихорецкое направление.

Белоказаки считали, что впереди нет красных войск, поэтому шли без разведки и охранения, на правом фланге двигался 4-й, а на левом — 2-й Донской корпуса. 25 февраля разъезды 1-й Конной армии заметили колонны белых в 10 км к югу от Среднеегорлыкской. 6-я кавалерийская дивизия С.К. Тимошенко, развернувшись в боевой порядок, ударила артиллерийским и пулемётным огнём по походным колоннам белогвардейского 4-го Донского корпуса, а потом атаковала его и обратила в бегство. 2-й Донской корпус белых, лично руководимый генералом Павловым, вышел на 20-ю стрелковую дивизию и начал развёртываться в боевой порядок для атаки, но на него обрушился с правого фланга огонь артиллерии 4-й кавалерийской дивизии, а потом с востока атаковала 11-я кавалерийская дивизия. Начдив 4-й кавалерийской дивизии О.И. Городовиков с ходу развернул 2-ю и 3-ю бригады и лично повёл их в атаку. В ожесточённом бою части белых потерпели поражение, потеряв 29 орудий, 100 пулемётов и свыше 1000 пленных, и обратились в бегство. Части 1-й Конной армии начали преследовать противника и в тот же день овладели Среднеегорлыкской. В этом сражении участвовало до 15 тысяч конников РККА и до 10 тысяч белоказаков.

Группа войск Павлова отступила в район Егорлыкской, куда командование белых начало поспешно перебрасывать части из-под Ростова-на-Дону и Батайска. В этом районе были сосредоточены Добровольческий корпус генерала А. П. Кутепова, 3-й конный корпус генерала А. Д. Юзефовича, а также несколько отдельных Кубанских бригад. Созданная группировка белых угрожала 10-й и 1-й Конной армиям, которые оторвались на 70 км вперёд к юго-востоку от 8-й и 9-й армий. 26—28 февраля 1-я Конная армия попыталась захватить Егорлыкскую без поддержки пехоты, но не достигла успеха.

К 1 марта численность войск 1-й Конной армии и группы Великанова в районе Среднеегорлыкской и станции Атаман составляла 2,7 тысяч штыков, 10,5 тысяч сабель, 62 орудия, 240 пулемётов. Белогвардейские войска насчитывали до 13 тысяч сабель, 3500 штыков. 1 марта в 10 часов утра части 1-й Конной армии, 20-я стрелковая дивизия, 2-я кавалерийская дивизия и 1-я Кавказская кавалерийская дивизия начали наступление. 34-я и 50-я стрелковые дивизии прикрывали фланг главных сил с тихорецкого направления, обеспечивая их действия. Белые упорно сопротивлялись и несколько раз переходили в контратаку с помощью конницы. В ночь на 2 марта красные войска заняли Егорлыкскую; части белых начали отступление в район Тихорецкая, станция Сосыка, Ейск.

Итоги

В Егорлыкском сражении была разбита основная ударная сила белых — казачья конница. После этого белые начали отход на всём фронте. Используя успех в Егорлыкском сражении, начали наступление другие армии Кавказского фронта: 9-я армия взяла Хомутовскую, а 11-я армия заняла Ставрополь.

Литература

• Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1983.
• Советская историческая энциклопедия: В 16 т. — М.: 1961—1976.
• История гражданской войны в СССР, т. 4, М., 1959. С. 294—301
• [militera.lib.ru/h/kakurin_vatsetis/index.html Какурин Н. Е., Вацетис И. И. Гражданская война. 1918—1921. — СПб.: Полигон, 2002.]
• [militera.lib.ru/memo/russian/budenny_sm/index.html Будённый С. М. Пройдённый путь. Книга первая: М.: Воениздат, 1958. — 448 с.]
• Майстрах Б. Маныч — Егорлыкская — Новороссийск. Государственное изд-во. Отдел военной литературы. Москва, Ленинград, 1928 г.
• [militera.lib.ru/memo/russian/mamontov_si/index.html Мамонтов С. И. Походы и кони.]
• Кардашов В. Ворошилов. — М.: Молодая гвардия, 1976. — 368 с. — (ЖЗЛ).
• Клавинг В. Гражданская война в России: Белые Армии. — М.: АСТ, 2003. — С. 524. — ISBN 5-17-019260-6
• Тюленев И. В. Первая Конная в боях за социалистическую родину. — М.: Воениздат, 1938 г. — 216 с.
• [militera.lib.ru/memo/russian/tulenev_iv/index.html Тюленев И. В. Через три войны. Изд. 2-е испр. и дополн. — М.: Воениздат, 1972 г. — 240 с. (Военные мемуары)]

Отрывок, характеризующий Егорлыкское сражение

Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.