Гайдар, Егор Тимурович

Егор Тимурович Гайдар
Заместитель председателя Правительства РСФСР по вопросам экономической политики
6 ноября 1991 года — 2 марта 1992 года
Президент:	Борис Ельцин
2-й Министр экономики и финансов РСФСР
11 ноября 1991 года — 19 февраля 1992 года
Президент:	Борис Ельцин
Предшественник:	Игорь Лазарев (как министр финансов РСФСР) Евгений Сабуров (как министр экономики РСФСР)
Преемник:	должность упразднена; (он сам как Министр финансов Российской Федерации)
1-й Министр финансов Российской Федерации
19 февраля — 2 апреля 1992
Президент:	Борис Ельцин
Предшественник:	должность учреждена;он сам, как Министр экономики и финансов РСФСР
Преемник:	Василий Барчук
Первый заместитель председателя Правительства Российской Федерации
2 марта — 15 декабря 1992
Президент:	Борис Ельцин
Исполняющий обязанности председателя Правительства Российской Федерации
15 июня — 15 декабря 1992
Президент:	Борис Ельцин
Предшественник:	Борис Ельцин (глава правительства как президент)
Преемник:	Виктор Черномырдин (как председатель Совета министров)
Первый заместитель председателя Совета министров — Правительства Российской Федерации
18 сентября — 25 декабря 1993
Президент:	Борис Ельцин
Первый заместитель председателя Правительства Российской Федерации
25 декабря 1993 — 20 января 1994
Президент:	Борис Ельцин
Исполняющий обязанности министра экономики Российской Федерации
22 сентября 1993 — 20 января 1994
Президент:	Борис Ельцин
Депутат Государственной думы I созыва
12 декабря 1993 — 16 января 1996
Депутат Государственной думы III созыва
19 декабря 1999 года — 7 декабря 2003 года
Рождение:	Москва, СССР
Смерть:	Одинцовский район, Московская область, Россия
Отец:	Тимур Гайдар
Мать:	Ариадна Павловна Бажова
Супруга:	1) Ирина Смирнова 2) Мария Стругацкая
Дети:	Пётр Гайдар, Мария Гайдар, Павел Гайдар
Партия:	1) КПСС (1980—1991) 2) ДВР (1994—2001) 3) СПС (2001—2008)
Образование:	МГУ им. М. В. Ломоносова
Учёная степень:	Доктор экономических наук
Автограф:

Его́р Тиму́рович Гайда́р (19 марта 1956, Москва — 16 декабря 2009, Успенское, Московская область) — российский государственный и политический деятель, экономист, доктор экономических наук.

Один из основных руководителей и идеологов экономических реформ начала 1990-х в России. В 1991—1994 годы занимал высокие посты в правительстве России, в том числе в течение 6 месяцев (июнь—декабрь 1992 года) был и. о. председателя правительства. Принимал участие в подготовке Беловежского соглашения. Под руководством Гайдара начался переход от плановой к рыночной экономике, были проведены либерализация цен, реорганизация налоговой системы, либерализация внешней торговли, начата приватизация.

Один из ключевых участников событий со стороны правительства во время Конституционного кризиса 1993 года и прекращения деятельности Съезда народных депутатов и Верховного Совета России. Организатор антивоенных митингов во время Первой чеченской войны. Основатель и один из руководителей партий «Демократический выбор России» и «Союз правых сил». Руководитель фракции «Выбор России» в Государственной Думе первого созыва (1993—1995) и депутат от фракции СПС Думы третьего созыва (1999—2003). Принимал участие в разработке Налогового кодекса, Бюджетного кодекса, законодательства о Стабилизационном фонде.

Основатель и директор Института экономической политики. Автор многочисленных публикаций по экономике, нескольких монографий, посвященных экономической истории России и анализу процессов перехода от плановой экономики к рыночной.

Отношение к Гайдару и его реформам противоречиво. Сторонники Гайдара считают, что его реформы в 1992 году предотвратили массовый голод и гражданскую войну, создали основы для будущего роста экономики. Оппоненты Гайдара обвиняют его в различных отрицательных последствиях реформ от падения уровня жизни до сознательного разрушения экономики. Существуют также промежуточные точки зрения, усматривающие в его деятельности как положительные, так и отрицательные стороны. Память Гайдара увековечена указом президента России.

Владел английским, испанским и сербо-хорватским языками.

Родители и детство

Отец, Тимур Аркадьевич Гайдар, — сотрудник военного отдела, с 1972 года заведующий военным отделом газеты «Правда», её собственный корреспондент на Кубе, в Югославии и в Афганистане, за время службы в газете был неоднократно повышен в звании вплоть до звания контр-адмирала, сын известного советского писателя Аркадия Петровича Гайдара от его второй жены Лии (Рахили) Лазаревны Соломянской. Мать — Ариадна Павловна Бажова (род. 1925), дочь писателя Павла Петровича Бажова и Валентины Александровны Иваницкой. Таким образом, Егор Гайдар был внуком двух известных советских писателей, а его прабабка (мать Аркадия Гайдара) происходит из костромского дворянского рода Сальковых.

Родители Е. Гайдара принадлежали к среде интеллигентов-шестидесятников, исповедовавших демократические взгляды. Как рассказывал Гайдар, в семье было не принято проявлять страх. Показывать, что чего-то боишься, являлось самым худшим проступком. В детстве Гайдар жил с родителями на Кубе (с 1962, во время Карибского кризиса, до осени 1964 года). В доме на Кубе бывали Рауль Кастро и Эрнесто Че Гевара. С 1966 года Егор Гайдар часть времени проводил с родителями в Югославии, где впервые начал интересоваться экономическими проблемами реформ. Там же активно занимался шахматами, выступал в юношеских соревнованиях.

Образование. Становление мировоззрения

На формирование мировоззрения большое влияние оказали книги братьев Стругацких. В частности, под влиянием повести «Обитаемый остров» ещё в детстве проснулся первый интерес к экономике. Другим стимулом к изучению общественных наук стало впечатление от ввода советских войск в Чехословакию в 1968 году. Стараясь разобраться в происходящем, Гайдар обратился к сочинениям классиков марксизма — Маркса, Энгельса и Плеханова. Изучение марксистской теории привело Гайдара к мысли, что в СССР бюрократия стала новым классом, корни могущества которого — «в присвоении государственной собственности». А это, в соответствии с марксизмом, противоречит потребностям развития производительных сил страны и должно быть исправлено переходом к «рыночному социализму» с рабочим самоуправлением и конкуренцией между предприятиями.

Первые сомнения в правильности экономической части марксизма появились у Гайдара, по его словам, после прочтения сочинений Адама Смита и учебника экономики Пола Самуэльсона, по сравнению с которым теории Маркса выглядели «архаично». Знакомство с этими книгами также произошло ещё в школьные годы. Позднее, во время учёбы в Московском университете, начинается чтение оригинальных сочинений других классиков экономики — от Рикардо до Фридмана. Под влиянием этих книг привычное экономическое мировоззрение марксизма рушится, становится ясно, что социализм, даже рыночный, не может быть по-настоящему эффективным. Однако для Гайдара остаётся убедительным данное в работах Маркса объяснение логики социально-исторического процесса.

В 1973 году окончил среднюю школу № 152 с золотой медалью, после чего поступил на экономический факультет МГУ. Интерес Гайдара к конкретным деталям функционирования плановой экономики определил университетскую специализацию по кафедре «экономики промышленности». В 1978 году окончил университет с красным дипломом и поступил в аспирантуру. В 1980 году под научным руководством В. И. Кошкина защитил кандидатскую диссертацию по теме «Оценочные показатели в механизме хозяйственного расчёта производственных объединений (предприятий)».

Карьера в 1980—1991

Наука и журналистика

В 1980 году вступил в КПСС и оставался её членом до августовского путча ГКЧП в 1991 году. В 1980 году пришёл на работу во Всесоюзный НИИ системных исследований (ВНИИСИ). Как вспоминал Гайдар, в этом институте царила относительно свободная атмосфера и можно было обсуждать темы, далеко выходившие за рамки марксистской политэкономии. Основной сферой исследований был сравнительный анализ экономических реформ стран соцлагеря. В одной лаборатории с Гайдаром работали Пётр Авен (вошедший в правительство реформаторов в 1991 году), Олег Ананьин, Вячеслав Широнин. Руководителем направления был Станислав Шаталин. В своих воспоминаниях Гайдар пишет, что ещё в период работы во ВНИИСИ пришёл к выводу, что экономика СССР находится в тяжелом состоянии и что «не запустив рыночные механизмы, принципиальных проблем советской экономики не решить». Методом для этого является подталкивание власти в сторону постепенных рыночных реформ до того, как «социалистическая экономика войдет в фазу саморазрушения».

В 1986 году группа экономистов, занимавшаяся проблематикой реформ под руководством Шаталина, переходит из ВНИИСИ в Институт экономики и прогнозирования научно-технического прогресса АН СССР, где Гайдар становится старшим, а затем ведущим научным сотрудником.

С 1987 по 1990 годы Гайдар занимал должность редактора и заведующего отделом экономической политики в журнале ЦК КПСС «Коммунист», который стал одной из площадок для дискуссий по вопросам реформирования в СССР. Публикуется там и сам Гайдар, в том числе в 1988 году выходит его статья «Курсом оздоровления», в которой он, анализируя ход реформ, приходит к выводу о том, что «нужно всемерно „разгрузить“ экономику, освободить её от балласта, резко ограничить все виды деятельности, не приносящие адекватного социально-экономического эффекта». В том же 1988 году он публикует совместно с Отто Лацисом статью «По карману ли траты?», в которой решительно выступает за необходимость сокращения бюджетных трат: «Если не принять крупные меры, направленные на устранение финансовых диспропорций, неудача реформы предрешена».

В 1990 году заведовал отделом экономики газеты «Правда». Сотрудник Института социологии РАН Наталья Шматко отмечает, что Гайдар таким образом «институционально был связан с двумя самыми важными идеологическими органами КПСС, действующими при её Центральном комитете». Ряд комментаторов отрицательно оценивали деятельность Гайдара на посту редактора журнала «Коммунист» и заведующего отдела экономики газеты «Правда» и приводили связанные с этим личные истории, свидетельствующие о цензуре. Гайдар отрицал эти утверждения и рассказывал, что «Коммунист» в то время «толком не был подвержен цензуре».

Вадим Туманов вспоминал, что Егор Гайдар и Отто Лацис, работая в «Коммунисте», помогали кооперативному движению и способствовали публикации в журнале статей, входящих в противоречие с официальной позицией. Также публикации Гайдара были посвящены неэффективному инвестированию средств, борьбе против затратных проектов, продвигавшихся топливно-энергетическими и строительными лоббистами.

В 1990 году Гайдар стал доктором экономических наук, защитив диссертацию по теме: «Экономические реформы и иерархические структуры». В конце 1990 года по предложению академика Абела Аганбегяна создал и возглавил Институт экономической политики Академии народного хозяйства СССР (ныне Институт экономической политики им. Е. Т. Гайдара).

Разработка реформ и формирование команды

В 1983 году Гайдар знакомится с Анатолием Чубайсом, который был неформальным лидером ленинградской группы экономистов из Инженерно-экономического института, проводившей экономические семинары с обсуждением возможных путей рыночного реформирования социалистической экономики. Начинаются тесные контакты между ленинградской группой и московскими экономистами, работавшими над программой реформ.

С 1984 года Гайдар и его ленинградские коллеги привлечены к подготовке документов для Комиссии Политбюро по совершенствованию управления народным хозяйством. Как утверждал Гайдар, комиссия должна была подготовить умеренную программу экономических изменений, в чём было заинтересовано молодое поколение членов Политбюро, возглавляемое Горбачёвым. При этом за образец брались венгерские экономические реформы 1968 года. В итоге предложения комиссии были отвергнуты, но, по словам Гайдара, в процессе работы над программой «сформировалась команда людей, которые понимали, что происходит в Советском Союзе, способны вместе работать, адаптировать свои предложения к тому, что происходит в стране».

В 1986 году ленинградские и московские экономисты, работавшие над проблематикой реформ, собрались на экономическом семинаре в пансионате «Змеиная горка» (Ленинградская область). На семинаре часть участников, в которую входили Гайдар и Чубайс, встречалась отдельно от основной группы, чтобы обсудить реформы в ключе рыночных преобразований. Делались доклады о разрастании финансового кризиса в СССР, реформировании банковской системы, обеспечения прав собственности.

При этом, по утверждениям Чубайса и Авена, Гайдар всегда был настроен на максимально реалистичные варианты преобразований, которые можно воплотить в жизнь в советских условиях, поэтому старался ориентироваться на опыт Югославии и Венгрии. По словам Чубайса, обсуждения радикальных капиталистических преобразований не выносились в публичную дискуссию и не публиковались, потому что это могло политически уменьшить возможности для постепенных реформ социалистической системы, кроме того, по словам С. Васильева, в то время это могло быть опасно.

Затем похожие семинары проводились в 1987 и 1988 годах, где обсуждался уже переход к рыночной экономике. На встрече в 1988 году, по утверждению Гайдара, впервые была ясно сформулирована идея неизбежного краха Советского Союза, с которой согласилось большинство присутствующих. Сам Гайдар, по его словам, полностью убедился в этом только в 1990 году, после срыва осуществления программы «500 дней».

На семинарах 1986—1988 годов окончательно сформировалась будущая команда реформаторов, в которой Гайдар стал признанным лидером. Член команды Пётр Авен характеризует Гайдара так:

По образованию, по стремлению стать лидером, по личностным качествам с самого начала лидером всей этой команды был Гайдар. Мне это было понятно с середины 1980-х. Он просто наиболее профессионально с самого начала занимался реформами. Мы разной наукой занимались, у каждого была своя наука, а кроме этого были реформы. А у Гайдара никакой науки своей, кроме этих реформ, не было. Он был полностью поглощен идеями реформ.

В июле 1990 года в городе Шопроне (Венгрия) состоялся экономический семинар, на котором присутствовали, с одной стороны, известные западные экономисты (Нордхаус, Дорнбуш и др.), а с другой — почти вся будущая команда реформ (Гайдар, Чубайс, Авен и др.). На этом семинаре обсуждалась программа радикальных реформ: шоковая терапия, либерализация цен, необходимость финансовой стабилизации, максимального сокращения расходов для предотвращения гиперинфляции. Присутствовавший на семинаре Евгений Ясин так описывал итоги дискуссии с западными специалистами: «Тогда уже уверенность в правильности намечаемого пути, который нащупывался и в наших собственных изысканиях, стала полной. Среди специалистов на этот счет уже не было сомнений».

Г. Х. Попов отмечал: «Гайдар был убежденным рыночником и искренне хотел, чтобы заработали законы рынка». По его же свидетельству: «Гайдара я принимал в университет, он учился на факультете, где я был деканом. И я хорошо знаю, как формировалась его идеология. Он учился на отделении зарубежной экономики и специализировался по Чили. Мы освобождали время в учебной программе для зарубежников для изучения ими языка страны. И сокращали курсы по политэкономии, по истории экономических учений. В итоге те, кто изучал Швецию, знал „шведскую модель“, а те, кто Чили, — шоковую модель Пиночета. Потом западные специалисты рекомендовали „шок“ и для выхода из социализма. Отсюда его приверженность монетаристской концепции и идее „шокового“ перехода к рынку, который осуществит „силовик“. В советское время Гайдар работал в структурах КПСС, постоянно выступая с идеями реформ и преобразований, и долго верил, что „шоковую терапию“ может осуществить здоровое крыло в КПСС. Это был человек последовательный во всем, и не случайно сам он вышел из партии только после путча, когда окончательно понял, что это здоровое, горбачевское крыло не способно возглавить преобразования. И тогда его озарило действительно по-своему гениальное решение: заменить силу популярностью Ельцина».

Работа в правительстве России

Назначению Гайдара в правительство предшествовало его знакомство, через Алексея Головкова, с государственным секретарём РСФСР Геннадием Бурбулисом во время защиты Белого дома в ночь с 20 на 21 августа 1991 года. Впоследствии Бурбулис убеждает президента Ельцина поручить команде Гайдара разработку программы реформ.

В сентябре группа Гайдара начинает работу над проектом реформ на 15-й даче в Архангельском. В октябре Ельцин встречается с Гайдаром и решает формировать правительство реформаторов на основе его команды. Гайдар должен был руководить работой кабинета и непосредственно отвечать за весь финансово-экономический блок.

Старт реформ был положен на втором этапе V Съезда народных депутатов РСФСР, который начался 28 октября 1991 года. На съезде президент Борис Ельцин выступил с программной речью. Основные положения выступления Ельцина, касающиеся экономической реформы, были подготовлены Гайдаром. Съезд принимает постановление, в котором одобряет изложенные Ельциным основные принципы экономической реформы (в числе которых было и разовое размораживание цен), а также утверждает Ельцина исполняющим обязанности Председателя Правительства РСФСР.

На высоких постах

6 ноября 1991 года Егор Гайдар назначается заместителем председателя правительства РСФСР по вопросам экономической политики. В декабре Гайдар участвует в переговорах в Беловежской пуще, готовит окончательный текст Соглашения о создании Содружества Независимых Государств.

• С 6 ноября 1991 года по 2 марта 1992 года — заместитель Председателя Правительства РСФСР по вопросам экономической политики.
• С 11 ноября 1991 года по 19 февраля 1992 года — министр экономики и финансов РСФСР.
• С 19 февраля по 2 апреля 1992 года — министр финансов Российской Федерации.
• Со 2 марта по 15 декабря 1992 года — первый заместитель Председателя Правительства Российской Федерации.
• С 15 июня по 15 декабря 1992 — исполняющий обязанности Председателя Правительства Российской Федерации.

На одном из первых заседаний нового правительства по предложению Гайдара члены правительства отказались от привилегий и приняли на себя обязательства не допускать конфликта интересов в своей работе, в частности не заниматься никакой коммерческой деятельностью, не участвовать в приватизации, не улучшать жилищные условия за счёт государства, предоставить декларацию о доходах.

В 1992 году по распоряжению президента России правительство заключило контракт с частной американской детективной компанией «Кролл» (по воспоминаниям Гайдара это произошло после письма двух высокопоставленных сотрудников разведки Б. Ельцину), которой поручался поиск информации о счетах и зарубежных фондах, подконтрольных КПСС (поиск т. н. «золота партии»), а также зарубежных активов, «принадлежащих русским и бывшим советским государственным предприятиям и физическим лицам, с целью установления соответствия этих фондов и активов российским законам по валютному регулированию и контролю». Согласно воспоминаниям Гайдара, сумма контракта составила 900 тысяч долларов. Эффективность работы «Кролла» оказалась мала, так как «Министерство безопасности крайне неохотно шло на сотрудничество». По этой причине работа с компанией «Кролл» была прекращена после исполнения краткосрочного трехмесячного контракта. По данным «Новой газеты» оплата компании «Кролл» составила 1,5 млн долларов, при этом детективное агентство предоставило правительству отчет о проделанной работе, найти который не удалось.

В ходе работы в правительстве Гайдару приходилось принимать участие в разрешении межнациональных конфликтов. В своих воспоминаниях он рассказывает, что решал вопрос с переброской подкрепления внутренним войскам в Кабардино-Балкарии, где летом 1992 года произошло обострение ситуации; занимался усилением российской 201-й дивизии в Таджикистане во время начала там гражданской войны. Во время Осетино-ингушского конфликта Гайдар посещает Назрань и Владикавказ, где ведёт переговоры с местными лидерами. В частности, он подписывает соглашение с представителями Чечни об отводе федеральных войск от границ республики.

Программу будущих реформ и своё видение текущей ситуации Гайдар изложил на первом заседании нового правительства. Позднее реформатор Гайдар получил известность как автор политики «шоковой терапии». Под руководством Гайдара были начаты рыночные реформы экономики, проведена либерализация розничных цен, введена свобода внешней торговли, началась приватизация, аграрная реформа и реструктуризация ТЭКа.

Ректор Российской экономической школы Сергей Гуриев отмечал, что Гайдар создал государственные институты современной России: налоговую систему, таможню, банковскую систему, финансовый рынок. В то же время критики Гайдара считают его ответственным за негативные последствия реформ: гиперинфляцию, обесценивание сбережений населения, спад производства, особенно военной, и неконкурентоспособной на мировом рынке продукции, значительное снижение среднего уровня жизни, рост дифференциации доходов (подробнее см. раздел «Оценки деятельности»).

Взаимоотношения с Чеченской республикой

В книге бывшего начальника информационно-аналитического отдела Генштаба Виктора Баранца Гайдару ставятся в вину промахи «в решении проблем контроля за оружием в Чечне», что впоследствии привело к попаданию оружия к Дудаеву. Сам Гайдар отвергал эти обвинения, обращая внимание на то, что вопросы контроля за оружием входили в компетенцию министра обороны, который подчинялся напрямую президенту и приказы Гайдара выполнять не мог. «Я не имел никаких полномочий, прав, обязанностей и возможностей давать указания о том, что делать с вооружением, — приводит Баранец слова Гайдара, — Правительство не имело никакого административного отношения к этому достаточно закрытому вопросу, который никогда не выносился на правительство и не обсуждался…». Однако автор книги находит утверждения о том, что председатель правительства «даже „не имел возможностей“ давать руководителю оборонного ведомства необходимые указания по оружию» неубедительным, хотя признаёт, что «непосредственный контроль за армейским оружием в Чечне напрямую относился к компетенции наших силовиков». Депутат Госдумы от фракции КПРФ Николай Харитонов утверждал, что после поездки в Чечню для урегулирования сложившейся там ситуации Шахрай, Полторанин и Гайдар «по сути оставили в республике громадный склад оружия». Аналогичные обвинения были признаны не соответствующими действительности в суде по иску Егора Гайдара к лидеру КПРФ Геннадию Зюганову.

Политик Дмитрий Рогозин обвинял Гайдара в том, что продолжение поставок нефти в Чечню в 1992 году принесло правительству Дудаева средства, потраченные в том числе на приобретение оружия. В то же время объём поставок нефти для грозненского НПЗ в 1992 году значительно упал — с 11 077 тыс. т в 1991 году до 6433 тыс. т в 1992 году. По мнению авторов изданной правозащитным центром «Мемориал» книги «Россия — Чечня: цепь ошибок и преступлений», «причины такого падения лежали не столько в сфере экономики, сколько политики». Сами поставки, сокращаясь, продолжались вплоть до 1994 года. Объясняя на парламентской комиссии Станислава Говорухина, почему нельзя было сразу полностью прекратить транспортировку нефти в Чечню, Егор Гайдар говорил: «Грозненский нефтеперерабатывающий завод — это крупнейшее нефтеперерабатывающее предприятие России, снабжавшее значительную часть Северного Кавказа, Ставрополья, Краснодарского края и так далее. В этой связи разом перекрыть нефтяной кран означало, по меньшей мере, оставить их без топлива к посевной, что сильно бы наказало не только Чечню, но и Россию тоже».

В декабре 1994 года Гайдар, уже будучи вне состава правительства, выступил как категорический противник начала силовой операции в Чечне.

Отставка

1 декабря 1992 года открылся VII Съезд народных депутатов. 2 декабря на нём Егор Гайдар в качестве и. о. Председателя Правительства Российской Федерации выступает с докладом о ходе экономической реформы. Обращаясь к Съезду, он подводит основные итоги работы правительства:

Вы помните тональность дискуссий осенью прошлого года и здесь, и в прессе, в нашей и в зарубежной. Ведь обсуждался вопрос не о том, насколько сократится в 1992 году производство танков, минеральных удобрений или даже хлопчатобумажных тканей. Речь шла об угрозе массового голода, холода, паралича транспортных систем, развала государства и общества.
Ничего этого не случилось. Угроза голода и холода не стоит. Мы прошли этот тяжелейший период адаптации к реформам без крупных социальных катаклизмов.

Основной неудачей своего правительства Гайдар называет так и не проведённую финансовую стабилизацию, сохраняющуюся высокой инфляцию. Также он отмечает просчеты в разрешении кризиса неплатежей и реформе внешнеэкономического регулирования. Основной задачей момента в выступлении называется резкое снижение инфляции, которое невозможно в случае планируемого Съездом очередного повышения расходов.

9 декабря 1992 года Президент Б. Ельцин выдвинул кандидатуру Е. Гайдара на пост председателя Совета Министров, который был вакантен после отставки Ивана Силаева в сентябре 1991 года. Незадолго до этого президент предложил, а Съезд поддержал законопроект, согласно которому назначение министров обороны, внутренних и иностранных дел должно происходить с согласия Верховного совета. По утверждению Гайдара, это было сделано в рамках договоренности с оппозицией, которая в ответ обещала поддержать кандидатуру Гайдара на пост премьера. Тем не менее 9 декабря за Гайдара проголосовало 467 депутатов при требуемом для утверждения кандидатуры 521 голосе. Против Гайдара проголосовали 486 депутатов.

10 декабря Ельцин выступил с речью, резко критикующей Съезд. В ней он обещал, что Гайдар останется и. о. премьер-министра, и предложил принять решение о проведении референдума о доверии Съезду и Президенту. После выступления начались переговоры с представителями Съезда. Их итогом стало утверждение съездом компромиссного постановления, согласно которому на начало 1993 года был намечен референдум по новой Конституции России, а Президент внесёт на рассмотрение Съезда несколько кандидатур на пост премьер-министра для рейтингового голосования и предложит для окончательного решения одного из трёх кандидатов, набравших наибольшее число голосов.

14 декабря 1992 года Б. Ельцин внёс пять кандидатур на пост председателя Совета Министров. Согласно рейтинговому голосованию, Е. Гайдар оказался на третьем месте с 400 голосами «за». Первыми шли Юрий Скоков с 637 голосами и Виктор Черномырдин с 621 голосом. Для окончательного решения Ельцин внёс единственную кандидатуру В. С. Черномырдина, которого и поддержал Съезд. После утверждения кандидатуры Черномырдина Гайдар был отправлен в отставку со всех постов в правительстве.

По утверждению Гайдара, его отставка была частью компромисса ради проведения референдума по новой конституции страны. Это соглашение не было выполнено, несмотря на уход Гайдара, что и заложило основы кризиса в октябре 1993 года.

C декабря 1992 по сентябрь 1993 Егор Гайдар — директор Института экономических проблем переходного периода и консультант Президента Российской Федерации по вопросам экономической политики.

Второе назначение в правительство и конституционный кризис

• С 18 сентября 1993 года — первый заместитель Председателя Совета Министров — Правительства Российской Федерации. С 25 декабря 1993 года по 20 января 1994 года — первый заместитель председателя Правительства Российской Федерации.
• С 22 сентября 1993 года по 20 января 1994 года — исполняющий обязанности министра экономики Российской Федерации.

Отказ Съезда народных депутатов утвердить Гайдара в должности главы Совета Министров в декабре 1992 года стал одной из причин начала политического кризиса, который продолжался до конца 1993 года. Позже Гайдар так описывал политическую ситуацию в начале сентября:

Всё говорит за то, что конституционные ресурсы исчерпаны. У народа на референдуме спросили, однозначный ответ получили, и теперь, вопреки его мнению, коалиция коммунистов, националистов и просто проходимцев требует убрать Президента, которого ещё совсем недавно убедительно поддержала Россия.

На предложение президента, а затем и премьер-министра, вернуться в правительство в качестве первого заместителя председателя Совета Министров, Гайдар ответил согласием, и 16 сентября 1993 года было объявлено о его назначении, а 18 сентября вышел соответствующий указ.

21 сентября вышел Указ Президента России № 1400 «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации», который привёл к силовому разгону Съезда народных депутатов и Верховного Совета, окончанию «двоевластия» и ликвидации системы Советов.

После того как Верховный Совет и Съезд народных депутатов отказались подчиниться указу о своём роспуске, здание Верховного Совета было оцеплено и блокировано войсками и милицией. Гайдар был одним из инициаторов установления блокады здания парламента, отключения в нём всех систем жизнеобеспечения и связи, недопущения выхода представителей Верховного Совета в телевизионный эфир. 3 октября сторонники Верховного Совета взяли под контроль соседнее с Домом Советов здание мэрии Москвы, и попытались проникнуть в одно из зданий телецентра Останкино, где началась перестрелка с охранявшим здание спецназом «Витязь». Сложившуюся к тому моменту ситуацию Гайдар позже оценивал так:

20 часов. Штурм «Останкино» продолжается, боевики оппозиции захватывают новые объекты. Силы МВД деморализованы, армейские части на помощь не подходят. Оппозиции почти удалось убедить население в масштабности своего движения и в изоляции Президента. Всё это дезорганизует тех, кто готов прийти на помощь.

В этой ситуации Гайдар принимает решение обратиться к москвичам за поддержкой. В 22:00 он выступает по телевидению. Заявляя, «что в этот час недостаточно полагаться только на силы милиции и службы безопасности» и что «противоположная сторона — бандиты, применяют гранатомёты, тяжёлые пулемёты», он призывает «москвичей, всех россиян, которым дороги демократия и свобода», собраться у здания Моссовета.

После телеобращения около находившегося под контролем Министерства безопасности России здания Моссовета собрались тысячи сторонников Ельцина. Началось строительство баррикад на Тверской и прилегающих улицах, которые уже к полуночи достигали в высоту около трех метров. К утру Тверскую улицу от Моссовета до Пушкинской площади перегораживало уже три баррикады в 3 метра каждая. Из собравшихся у Моссовета формировались отряды самообороны. Эти отряды использовались для охраны объектов, таких как радиостанция «Эхо Москвы», они очистили от сторонников осажденного Белого дома расположенный неподалеку райсовет Свердловского района. От Моссовета собравшиеся разошлись утром, когда стало известно, что инициатива перешла к Ельцину, начался штурм Белого дома.

В июне 1993 Егор Гайдар стал председателем исполкома предвыборного блока «Выбор России», который объединил сторонников продолжения в России рыночных экономических реформ. В числе участников «Выбора России» было крупнейшее демократическое движение «Демократическая Россия». В декабре 1993 года возглавил список кандидатов «Выбора России» на выборах в Государственную Думу. Предвыборные плакаты с изображением Гайдара сопровождались лозунгом: «Говорят все… Делает он». Блок получил 15,5 % голосов и занял второе место после «ЛДПР». Однако с учетом депутатов-одномандатников, фракция Выбора России в Думе была крупнейшей.

На посту министра экономики Гайдар продолжает проводить курс на сокращение инфляции, ужесточает бюджетную и денежную политику. Однако, как он позже напишет в воспоминаниях, быстро стало ясно, что «в изменившемся составе правительства мои возможности эффективно проводить такую политику весьма ограниченны». После думских выборов Гайдар предложил начать «ускорение реформ», но не получил в этом поддержки президента. В первых числах января 1994 года председатель правительства В. Черномырдин объявил о своих экономических решениях, связанных с новым увеличением бюджетных расходов и риском инфляции. При этом Гайдар, как утверждается в книге Б. Минаева, даже не был поставлен об этом в известность. Вскоре Гайдар подал прошение об отставке, написав 13 января 1994 Б. Ельцину письмо, в котором указывал на невозможность своего нахождения в действующем правительстве: «Я не могу быть одновременно и в Правительстве, и в оппозиции к нему — Я не могу отвечать за реформы, не имея возможности предотвращать действия, подобные тем, о которых здесь было сказано, не обладая необходимыми рычагами для последовательного проведения экономической политики, в правильности которой убежден». «По состоянию на январь 1994 года, мои возможности влиять на процесс принятия принципиальных экономико-политических решений были практически нулевыми», — объяснял он причины своего решения. 20 января 1994 года Егор Гайдар ушёл в отставку с должности Первого заместителя Председателя правительства.

После ухода из правительства

1994—1998

В 1996—1999 годах Егор Гайдар был членом совета директоров ОАО «Вымпелком».

Также Гайдар основатель и первый президент (1993—1995) Всероссийской ассоциации приватизируемых и частных предприятий.

• С декабря 1993 года по декабрь 1995 года — депутат Государственной думы, с января 1994 года — председатель депутатской фракции «Выбор России».
• В 1994—2001 годах — председатель партии «Демократический выбор России».

«Выбор России» в Думе тесно взаимодействовал с правительством, но выступал за более жесткую финансовую стабилизацию и активные реформы. В июне 1994 году на основе движения «Выбор России» создана политическая партия «Демократический выбор России», а её председателем избран Егор Гайдар. На выборах в Государственную думу второго созыва в 1995 году Гайдар возглавил список блока «Демократический выбор России — Объединённые демократы», который не преодолел пятипроцентный барьер.

В середине 1994 года Гайдар по приглашению Сербской демократической партии посетил Белград, а затем Пале, где располагалась администрация Радована Караджича. На переговорах Гайдар убеждал Караджича пойти на компромисс и принять предложения контактной группы по Боснии и Герцеговине.

После начала Первой чеченской войны Гайдар занимает антивоенную позицию, осуждает ввод войск в Чечню и бомбардировки Грозного, организует в декабре 1994 — январе 1995 г. митинги против войны. Он отправляет президенту Б. Ельцину письмо с призывом «не допустить эскалации военных действий в Чечне» и предупреждает, что «штурм и бомбардировки Грозного приведут к огромным жертвам, к затягиванию конфликта, к обострению внутриполитической ситуации в самой России». А также пытался привлечь внимание общественности к недопустимости силовой операции

Правозащитники Юлий Рыбаков и Сергей Ковалёв рассказывали, что Гайдар сыграл важную роль в спасении заложников во время захвата Шамилём Басаевым больницы в городе Будённовске в 1995 году. Сергей Ковалёв во время теракта смог дозвониться до Гайдара, а тот связался с премьер-министром Виктором Черномырдиным. По словам Ковалёва, Черномырдин только от Гайдара узнал, что в больнице находится две тысячи заложников, а не сто человек. Гайдар убедил Черномырдина поручить Сергею Ковалёву формирование комиссии по переговорам с террористами, в результате чего удалось спасти заложников.

Из-за войны в Чечне Гайдар становится в оппозицию президенту Ельцину и призывает его не выставлять свою кандидатуру на президентских выборах. Он предлагает в качестве кандидата от демократических сил на президентских выборах губернатора Нижегородской области Бориса Немцова, но тот отказывается. Однако в конце апреля, после официального вступления Ельцина в избирательную кампанию и обнародования плана мирного урегулирования чеченского конфликта, Гайдар и партия «Демвыбор России» решают поддержать кандидатуру Ельцина, чтобы не допустить приход к власти коммунистов.

В 1996 году выходит книга воспоминаний Гайдара «Дни поражений и побед».

В 1997—1998 годах Гайдар, не занимая официальных должностей, продолжает влиять на экономическую политику правительства. В том числе, пытается найти выход из разворачивающегося в 1998 году финансового кризиса, консультирует правительство Кириенко и ведёт переговоры с представителями МВФ Как позднее рассказывал Гайдар, дефолт произошёл из-за того, что человек, согласовывавший на последнем этапе документы о кредитах с МВФ, по требованию представителей фонда внёс в них исправления. С этими исправлениями документы были представлены западным инвесторам, которые увидели, что теперь в них не сходятся цифры и виден финансовый разрыв. Это привело к тому, что инвесторы немедленно вывели деньги из России. Сам Гайдар считал, что, если бы о проблеме с чиновниками МВФ сообщили ему, он бы уладил вопрос «в течение нескольких минут», объяснив, почему предлагаемые корректировки недопустимы.

При этом информация об ухудшении положения дел публично не сообщалась, чтобы не вызвать панику на рынках. По утверждению Андрея Илларионова, в 1998 году Гайдар просил его скрыть от журналистов своё предположение о предстоящем дефолте. С другой стороны, Анатолий Чубайс, комментируя необходимость скрывать до последнего приближение дефолта, говорил: «если бы мы поступили так, как предлагал Илларионов, они (международные финансовые учреждения) навсегда прекратили бы вести бизнес с нами. То есть катастрофа была бы та же, что и теперь, но любая надежда на то, что инвесторы вернутся, была бы потеряна».

За два дня до объявления о дефолте 17 августа 1998 года Гайдар и Чубайс встречались с руководителем европейского департамента МВФ Джоном Одлингом-Сми, обсуждая предстоящие чрезвычайные меры. Представитель МВФ в Москве Мартин Гилман позже писал об этой встрече:

Оглядываясь назад, поражаешься, что два человека, не занимавшие никаких официальных постов в правительстве, решали тогда в укромном ресторанном кабинете судьбу финансов России. Возможно, на эти переговоры послали именно их, чтобы избавить членов правительства от необходимости обсуждать вслух радикальные шаги, которые никто не хотел предпринимать. Возможно, члены правительства не захотели бы говорить на эти темы с той же открытостью и откровенностью, а потом брать на себя ответственность за сказанное…

В феврале 1998 года в газете «Московские новости» была опубликована статья Гайдара «Почему в Москве жить хорошо», послужившая поводом к судебному разбирательству между Гайдаром и Юрием Лужковым. В статье, в частности, указывалось, что «Экономическая жизнь в Москве страшно забюрократизирована, зарегламентирована, результатом чего является массовое распространение коррупции, и все, кто имел и имеет дело с московскими муниципальными структурами, это прекрасно знают», что и послужило основанием для иска о защите чести и достоинства. В статье также критиковалось аккумулирование в Москве значительной доли налоговых поступлений российских компаний, в ущерб другим регионам и дотации из федерального бюджета на исполнение столичных функций. Кунцевский районный суд вынес решение отказать столичному мэру в иске. В прессе отмечалось, что это решение — первое поражение Ю.Лужкова в суде. Однако Лужков обжаловал решение в Мосгорсуде, который вернул дело на пересмотр обратно в Кунцевский суд. В итоге в октябре 1998 года там всё же было вынесено решение в пользу мэра.

1999—2009

В начале марта 1999 года в прессе появилась информация о том, что Егор Гайдар и ряд других представителей правых сил попали в список кандидатов в члены совета директоров компании РАО «ЕЭС России». 16 марта председатель Государственной думы Геннадий Селезнёв заявил, что Дума не допустит избрания в совет директоров этой компании Егора Гайдара, Бориса Немцова, Сергея Кириенко и Бориса Фёдорова. По мнению Селезнёва, «избирательная коалиция „Правое дело“ хотела бы заиметь хорошего спонсора в лице РАО „ЕЭС России“ на предстоящих парламентских выборах, но эти люди — уже проштрафившиеся, и непонятно, какое они имеют отношение к энергетике». 18 марта Гайдар подтвердил, что его внесли в список кандидатов в совет директоров РАО ЕЭС и заявил об отказе входить в состав совета. По словам Гайдара, о своём выдвижении он «узнал из газет».

В 1999 году, во время бомбардировок НАТО, Гайдар вместе с Борисом Немцовым и Борисом Федоровым с миротворческой миссией посещает Белград. По словам Немцова, во время их визита бомбежки были прекращены. План политиков состоял в том, чтобы предложить сербскому Патриарху Павлу и Папе Иоанну Павлу II подписать письмо к Клинтону с просьбой остановить бомбардировки. Однако Иоанн Павел II отказался, сославшись на то, что Клинтон к нему не прислушается. Уезжая в Сербию, Гайдар оставил записку для Анатолия Чубайса, на случай своей смерти. В ней говорилось «Толя! Позаботься о семье. Капиталов не оставил. Обнимаю. Егор».

Миротворческий визит лидеров коалиции «Правое дело» был негативно оценён Государственной думой 2 созыва, в постановлении которой отмечалось:

Государственная Дума Федерального Собрания Российской Федерации с обеспокоенностью восприняла сообщения средств массовой информации о так называемой миротворческой инициативе группы печально известных в прошлом российских политиков Е. Гайдара, Б. Немцова, Б. Федорова и А. Чубайса в Союзной Республике Югославии. Упомянутые лица практически во всех ключевых вопросах экономики, внутренней и внешней политики следовали интересам Соединенных Штатов Америки и ряда других государств — членов Организации Североатлантического договора, которая развязала преступную войну на Балканах. Их деятельность нанесла России серьёзный, а по некоторым позициям невосполнимый ущерб.

В 1999 году для участия в парламентских выборах был сформирован блок „Союз правых сил“ (СПС), в который вошла и партия Гайдара „Демократический выбор России“. На выборах Гайдар возглавил московскую региональную группу „Союза правых сил“ и в декабре 1999 года был избран депутатом Государственной Думы третьего созыва. Позже СПС, набравший 8,5 % голосов, был преобразован в партию. В качестве сопредседателя СПС вместе с Кириенко и Хакамадой настоял на том, чтобы эта партия поддержала Путина на президентских выборах. С 20 мая 2000 года Гайдар занимал пост сопредседателя СПС. Ушёл в отставку на внеочередном съезде в январе 2004 года, после поражения партии на думских выборах.

В Государственной Думе (декабрь 1999 — декабрь 2003) входил в комитет по бюджету и налогам. Работал над Налоговым и Бюджетным кодексами. В 2001 году подписал письмо в защиту телеканала НТВ.

Гайдар рассказывал, что тогда он уже не был лидером фракции и мог посвятить себя только подготовке экономических реформ. „Правительство, — говорил Гайдар, — начало реализовывать ту программу, которую мы разрабатывали <…> У меня была возможность за 2-3 дня получать ключевые документы за подписью лиц, принимающих решения, включая президента. Не надо было публично выступать, а возможности делать что-то полезное, были, пожалуй, наибольшие за все то время, когда я работал во власти. Потом, конечно, возможности стали быстро сокращаться“.

По мнению Гайдара, самыми успешными реформами, в подготовке которых он принимал участие, были налоговая реформа, реформа бюджетного федерализма, а также создание Стабилизационного фонда, что, по его мнению, позволило укрепить стабильность финансовой системы. Андрей Илларионов утверждал, что Гайдар участвовал в принятии решений о вскрытии Стабфонда в 2007 году. Это, по мнению Илларионова, привело к значительному росту инфляции к маю 2008 года. При этом сам Гайдар в своих публикациях и интервью выступал против каких-либо трат Стабфонда и заявлял, что „вскрытие“ Стабфонда сведет на нет все усилия государства». Концепция и проект Федерального закона РФ «О стабилизационном фонде» подготовлены в институте Гайдара.

В 2003 году Гайдар был приглашён для консультаций по восстановлению экономики Ирака.

Гайдар выступал против дела ЮКОСа. По его мнению:

Более сильного хода, направленного на то, чтобы остановить экономический рост в России, давно не случалось. Конфликт между «ЮКОСом» и властями перешёл в горячую стадию в первой половине 2003 года, и, конечно, в основе лежала политика.

— [www.iet.ru/ru/dieta-ot-gaidara-2.html Интервью 28.06.2005]

24 ноября 2006 во время международной конференции в Дублине, на которой презентовал свою недавно вышедшую книгу «Гибель Империи: уроки для современной России», Егор Гайдар был госпитализирован в одну из дублинских больниц с симптомами тяжелого отравления. А. Б. Чубайс связал отравление Гайдара с гибелью Политковской и Литвиненко, пояснив, что «чудом не завершившаяся смертельная конструкция Политковская — Литвиненко — Гайдар была бы крайне привлекательна для сторонников неконституционных силовых вариантов смены власти в России». Сам Гайдар заявил, что «за произошедшим стоит кто-то из явных или скрытых противников российских властей». См. также Дело Литвиненко.

В 2007 году Гайдар рассказывал, что ведёт обсуждения с официальными лицами в США, стараясь убедить их не размещать элементы системы ПРО в Европе, так как это создаст серьёзную угрозу безопасности из-за ответной реакции России. По словам Гайдара, эти обсуждения повлияли на принятие решений по системе ПРО американской стороной.

3 октября 2008 года незадолго до роспуска «Союза правых сил» Гайдар заявил о своём выходе из партии и нежелании участвовать в новом партийном проекте на базе СПС и двух других правых партий, хотя позднее поддержал его создание.

Внешние видеофайлы
Егор Гайдар о двух путях развития России (видеосъёмка продолжительностью 1 мин.)
	[www.youtube.com/watch?v=Yz-kXpxmVKo «Всё зависит от нас» — запись 2003 года]

В последние годы Гайдар много писал о необходимости построения в России действующей демократии. Объясняя свои чувства от происходящего в стране во время интервью с публицистом Олегом Морозом, Гайдар говорил: «Как вы думаете, что чувствуешь, когда тебе кажется, что ты уже вытащил свою страну из трясины, а потом видишь, как её снова туда затягивает». В то же время он понимал этику экономиста как необходимость давать власти правильные советы, не зависимо от своего отношения к этой власти. «Мне довелось работать в российском правительстве после того, как власти СССР совершили почти все возможные экономические ошибки, — писал Гайдар. — И теперь вне зависимости от моих симпатий или антипатий к тем, кто стоит у власти в моей стране, я всегда буду пытаться сделать все возможное, чтобы подобная ситуация не повторилась».

Министр финансов России в 1997—1999 гг., глава банка ВТБ 24 Михаил Задорнов рассказывал, что «Люди плохо знали, насколько серьёзным было влияние Егора Гайдара на принятие экономических решений в России. Даже в последнее время, когда он формально не занимал никаких постов». По словам Задорнова, Гайдар сам и через работу Института экономики переходного периода влиял на законотворческую деятельность правительства — от налоговой реформы до антимонопольного законодательства, проводил подготовку и, «так сказать, консалтинг». Министр финансов России в 2000—2011 гг. Алексей Кудрин также рассказывал о влиянии Егора Гайдара на решение принципиальных экономических вопросов в правительстве. «Когда-то об этом, наверное, станет известно больше», — добавил Кудрин.

Научная и экспертная деятельность

Егор Гайдар — автор более ста публикаций по экономике. Основные труды — «Экономические реформы и иерархические структуры» (1990), «Государство и эволюция» (1994), «Аномалии экономического роста» (1997), «Долгое время. Россия в мире. Очерки экономической истории» (2005), «Гибель Империи» (2006), «Смуты и институты» (2009).

Основатель и директор Института экономики переходного периода.

Первый председатель Наблюдательного совета ВШПП.

В 2001 году вошёл в число учредителей журнала «Вестник Европы (XXI век)». Стал членом редколлегии этого журнала.

Кроме того, Егор Гайдар являлся:

• профессором Высшей школы экономики, заведующим кафедрой теории переходной экономики ВШЭ;
• почётным профессором Калифорнийского университета;
• членом консультативного совета журнала «Acta Oeconomica» (Венгрия);
• членом Попечительского совета Международной группы по предотвращению кризисов «Крайсис Груп».

Обзор тем научного творчества Гайдара дан в предисловии к его собранию сочинений в 15 томах.

Экономические реформы 1989—2003

В советское время научные работы Гайдара были посвящены совершенствованию механизмов хозрасчёта, позднее — функционированию и реформированию плановой экономики в целом. Как указывал экономист Сергей Васильев, наиболее значительным достижением научного направления, к которому принадлежал Гайдар в советское время, являлась теория административного рынка. Согласно этой теории в плановой экономике предприятия не жёстко подчиняются спускаемым сверху планам, а включены в систему иерархических торгов. Основным объектом этих торгов являются реальные требования к производителям, часто существенно отличающиеся от утверждённого плана, а также выделяемые предприятиям ресурсы.

В 1989 году написана обобщающая работа советского периода — «Экономические реформы и иерархические структуры» (издана в 1990 г.), в которой систематически изложены основные положения теории административного рынка. Гайдар описывал функционирование плановой экономики и попытки её реформ в социалистических странах c точки зрения иерархических торгов. Рассматривались трудности, с которыми сталкивается экономика с широким применением хозрасчета и большим влиянием трудовых коллективов (на примере Югославии и Венгрии), а также проблемы структурной перестройки экономики, избавления от нерентабельных производств. Основным препятствием на пути введения рыночных механизмов в книге называлось усиление инфляции. Успех реформ в СССР, по мнению Гайдара, зависел от успешности проведения антиинфляционной политики: эффективного контроля расходов бюджета, объёма кредитования и денежной массы. О необходимости твёрдой антиинфляционной политики Гайдар также писал в своих статьях 1990-го и 1991-го года в журнале «Коммунист».

Наталья Шматко, анализируя публикации Гайдара советского времени, пишет, что его работы «не выходили за границы марксистской ортодоксии». В книге «Экономические реформы и иерархические структуры», по словам Шматко, теоретические положения Гайдара говорят о его приверженности социализму и критике капитализма, с использованием чисто идеологической лексики, например: «Высшей формой разрешения противоречий капиталистического общества является низвергающая его революция» (на самом деле в книге Гайдара сказано: «Крайней формой разрешения противоречий капиталистического общества является низвергающая его революция»). Затем, однако, лексика Гайдара резко изменилась после его ухода из газеты «Правда». Согласно статье Шматко, первоначально компетенция Гайдара была ограничена знакомством с классическими теориями и несколько более глубоким знанием экономистов Венгрии и Чехословакии. Затем, под влиянием работ Чубайса и мнения экспертов МВФ, позиция Гайдара радикализовалась, и за образец была взята чилийская модель и методы правления генерала А. Пиночета. Согласно мнению самого Чубайса, у Гайдара не было в советское время системных работ по рыночным реформам «просто потому, что издать это было нельзя».

С 1991 года выходили регулярные экономические обзоры Института экономики переходного периода под редакцией Гайдара и статьи, посвященные экономическим реформам в России. Ключевой темой этого периода является создание необходимых условий для возобновления экономического роста. Работы Гайдара также посвящены инвестиционной политике, снижению инфляции, государственной нагрузке на экономику, исследованию макро- и микроэкономических последствий мягких бюджетных ограничений.

«Государство и эволюция»: отношение власти и собственности

В 1994 году была написана работа Гайдара «Государство и эволюция», посвященная ключевому, по мнению Гайдара, вопросу российской политики — отношению власти и собственности. В книге автор описывает развитие СССР с точки зрения номенклатурного перерождения строя и борьбы бюрократии за получение реальной собственности в 1985—1991 годах.

Гайдар писал, что единственный путь мирного реформирования страны — это обмен власти советской номенклатуры на собственность, «выкуп» России у номенклатуры. При этом демократов устроит, если в процессе сформируется свободный рынок, с гарантиями частной собственности, где получившая экономические преимущества бывшая номенклатура, тем не менее, не будет уже обладать политической властью, а доставшаяся ей собственность начнёт перераспределяться под влиянием законов конкуренции. Важным шагом на пути к формированию такой системы и были, по мнению Е. Гайдара, реформы 1992 года. Второй же — худший вариант, сращивание собственности и власти, при котором собственность принадлежит тому, кто обладает политическим контролем. Такая система затормозит экономический рост и приведёт Россию в ряд отсталых государств «третьего мира». Позднее Гайдар говорил о своей книге: «Она о том, что разделение власти и собственности — это важнейшая предпосылка долгосрочного устойчивого экономического роста».

Подводя итоги развития страны в конце 2009 года, за месяц до своей смерти, Гайдар говорил:

В России проблему разделения власти и собственности не удалось решить ни в девяностых годах, ни в двухтысячных. Сначала мы имели избыточное влияние крупных собственников, олигархию, затем власть начала избыточно влиять на экономику, причем не с точки зрения её регулирования, а с точки зрения прямого вмешательства. И та и другая система внутренне неустойчивы и не способствуют долгосрочным позитивным перспективам развития страны.

«Аномалии экономического роста» в социалистических странах

В 1997 году выходит книга Гайдара «Аномалии экономического роста», посвящённая анализу экономических механизмов развития социалистических стран и причин кризиса социалистической экономики. Также на эту тему вышла статья в журнале «Вопросы экономики».

В отдельной главе книги описывается применение и кризис модели импортозамещающей индустриализации (Аргентина, Мексика, Индия), основанной на закрытии внутреннего рынка от иностранной конкуренции и валютном регулировании. Далее описывается математическая модель роста социалистической экономики. Делается вывод о наличии ограничений ресурсов социалистического роста, связанных с низкой эффективностью капиталовложений, высокой энергоёмкостью, низкой конкурентноспособностью обрабатывающих отраслей. Сравнивая развитие СССР и Китая Гайдар описывает два разных ответа на эти проблемы: постепенный отказ от социалистической модели в Китае и переход к экономическому росту за счёт экспорта минеральных ресурсов в СССР. По мнению Гайдара, во втором случае экономический рост СССР с начала 70-х годов носил аномальный и неустойчивый характер, поскольку за счёт экспорта природных ресурсов выходил за рамки ограничений социалистической модели экономики. В итоге кризиса социалистической экономики многие показатели производства и потребления в России вернулись к уровню начала 70-х, до входа в «аномальный экономический рост», что, по мнению Гайдара — закономерно.

В то же время выход на путь возобновления экономического роста связан не с попытками сохранить несбалансированные хозяйственные связи и производственные структуры, сформированные в ходе нефтяного роста 70-80-х, а с их скорейшей перестройкой. Связанные с этим проблемы рассматривались в заключительной главе книги. Гайдар писал, что наилучшей стратегией является сокращение дотаций неэффективным производствам, военная реформа, реформа налогообложения, снижающая ставки налогов и упрощающая их сбор, увеличение финансирования образования, здравоохранения и науки.

Мысли высказанные в работе «Аномалии экономического роста» были развиты в последующих книгах Гайдара — «Долгое время» и «Гибель империи».

«Долгое время»: экономические реформы в историческом контексте

В 2005 году выходит фундаментальный труд Гайдара «Долгое время. Россия в мире. Очерки экономической истории», посвященный исследованию долгосрочных проблем развития России. Книга обобщает предыдущие работы Гайдара по экономической истории, аномалиям экономического роста социалистической экономики, применимости марксизма для анализа долгосрочных тенденций развития и рыночным реформам. Отдельные разделы книги посвящены феномену современного экономического роста, формированию аграрных обществ и их переходу к капитализму, особенностям экономического развития России и её перехода от плановой экономики к рыночной.

Гайдар констатирует, что Россия уже вышла из периода изменений, связанных с крушением социалистической системы и формированием рыночных институтов. В то же время Россия оказалась в динамично меняющемся мире современного экономического роста, который является переходным процессом от аграрных обществ к новому состоянию. Для того, чтобы понять какие трудности могут встретиться на этом пути у менее развитых стран лучше всего проанализировать опыт стран, ушедших вперёд на пути экономического развития. В последнем разделе книги, на основе анализа проблем, с которыми в настоящее время сталкиваются наиболее развитые страны, предлагаются пути новых либеральных реформ. Гайдар обосновывал необходимость либеральной миграционной политики, сокращения государственных расходов, введения накопительной пенсионной системы, страховой медицины и профессиональной армии. В заключительной главе книги делается вывод о необходимости построения в России действующей демократии, а не её «муляжа».

Французский социолог Алексис Берелович, комментируя выход книги, писал, что в ней «встречаются недостаточно обоснованные утверждения, произвольно выбранные данные и откровенное игнорирование фактического материала, который не вписывается в концепцию автора». Главный недостаток книги Гайдара он видит в присущем его мышлению «жестком экономическом детерминизме, упраздняющем проблему выбора той или другой альтернативы, а также, что немаловажно, и проблему ответственности политического деятеля». Основатель фонда «Династия» Дмитрий Зимин на вручении премии «Просветитель» назвал книгу «Долгое время» «одной из величайших книг современности» и выразил глубокое сожаление от имени фонда «Династия» о том, что автора книги не успели наградить за неё. Высоко оценивал книгу и академик РАН Абел Аганбегян.

«Гибель империи». Анализ рисков снижения цен на нефть 2006—2007

В январе 2006 года Гайдар выступает с предостережением относительно зависимости экономики от мировых цен на нефть. Он говорит о высоком риске возникновения кризиса к 2009 году и рисках для банковского сектора, связанных с ростом кредитования. «Накопленный краткосрочный ресурс позволяет на ближайшие два-три года спокойно управлять ситуацией, — утверждал Гайдар, — К 2008—2010 году ситуация более рискованна» Для предотвращения этого Гайдар призвал увеличить долю нефтяных доходов, отправляемых в Стабилизационный фонд, и формировать бюджет исходя из более низкой цены на нефть.

Как рассказывал Гайдар в октябре 2008 года в разгар экономического кризиса, пессимистический сценарий, подготовленный в рамках анализа рисков проводившегося в его институте в 2006 году, «сейчас реализован с точностью до цифр». Эти оценки и повлияли на формирование Стабилизационного фонда властями страны.

Анализ проблем с которыми сталкивается страна, зависящая от сырьевого экспорта в случае падения цен на нефть, развивается в вышедшей в 2006 году книге «Гибель империи», в которой описывается механизм краха Советского Союза. В книге обосновывается утверждение, что кризис социалистической экономики был связан с заложенным во время коллективизации кризисом сельского хозяйства СССР, необходимостью закупок продовольствия за рубежом, неконкурентоспособностью советской промышленности на мировом рынке и попаданием в зависимость от мировых цен на нефть — важного для СССР источника иностранной валюты. Падение цен на нефть в середине 80-х годов привело к кризису финансовой системы, экономики, и, в конечном счёте, к распаду СССР. Отдельные главы книги посвящены проблемам распада империй, специфике рынка нефти и анализу причин нестабильности авторитарных государств. В заключении «Гибели империи» делается вывод о важности для России ограничения бюджетных обязательств, зависящих от нефтяных доходов. Также говорится о необходимости политической демократии, позволяющей легче адаптироваться к экономическим и политическим вызовам.

Научный сотрудник Института экономики РАН, бывший член Политбюро ЦК КПСС, д.э.н. Вадим Медведев писал, что Гайдар в своей книге искажает исторические факты, чтобы «оправдать начатую в 1992 году политику шоковой терапии, ввергнувшую страну действительно в глубочайший экономический кризис». По словам Медведева, «печать легковесности лежит и на других „исторических“ экскурсах Гайдара». Ректор РЭШ, д.э.н. Сергей Гуриев в рецензии на «Гибель империи» писал, что «основная часть книги — это мастерски написанная экономическая и политическая история послесталинского СССР», а выводы Гайдара подтверждаются другими современными экономическими исследованиями. Рецензируя книгу «Гибель империи», д.ф.н., политолог Сергей Гавров призвал «усвоить уроки СССР, о которых напомнил Егор Гайдар», поскольку сегодня «повторение судьбы Советского Союза становится все более вероятным».

В «Гибели империи» и последующих статьях Гайдар предупреждал об опасности политических призывов «восстановить империю», связанных с «постимперским синдромом» в России. Кроме того, Гайдар писал о том, что экономика, подверженная высоким рискам колебаний нефтяных цен, — не лучший фундамент для «имперского тона» во внешней политике. То, что с течением времени российское руководство само или под влиянием заданных обстоятельств осознает тупиковость, контрпродуктивность проводимой сегодня по отношению к соседям политики, сразу дело не поправит, — писал Гайдар, — Расхлебывать последствия столь приятных сегодня стальных интонаций придется долго.

В начале 2007 года публикуется статья Гайдара «Российские финансы: что за горизонтом?», где вновь анализируются риски и последствия колебаний нефтяных цен. Кроме того, говорится о долгосрочных финансовых трудностях, связанных с сокращением и удорожанием добычи нефти — с одной стороны и ростом социальных обязательств государства при увеличении доли населения пенсионного возраста — с другой. В статье Гайдар доказывал необходимость сохранения Стабилизационного фонда, пополняемого из сырьевых доходов бюджета, и недопустимость его использования для финансирования государственных расходов. В то же время предлагалось использовать Стабфонд для решения проблем пенсионной системы. Для этого требуется увеличить размер фонда с 10 % ВВП до не менее 50 % за счёт направления в него доходов от приватизации крупных государственных компаний. Дальнейшее вложение этих средств в ценные бумаги позволило бы, по предположению Гайдара, пустить прибыль на выплату пенсий. В конце 2010 года министр финансов Алексей Кудрин высказал аналогичные предложения и заявил, что «Мы стоим на пороге того, чтобы создать такую модель».

Колебания нефтяных цен и проблемы пенсионной системы тогда же были темами нескольких статей Гайдара в прессе.

Реформирование мировых финансовых институтов

В 2008 году в сборнике «Экономические записки» вышла статья «О реформе мировых финансовых институтов». В ней приводится обзор развития денежной системы мира со времён золотого стандарта, и обсуждаются перспективы реформы мировых финансовых институтов. Гайдар отмечал, что в условиях быстрого развития Китая, Индии, Бразилии и России нынешняя система, зависящая только от решений США и стран Западной Европы, увеличивает риски кризиса мировой финансовой инфраструктуры.

Гайдар призвал поставить влияние той или иной страны в мировых финансовых институтах, таких как МВФ и Всемирный банк, в зависимость от долей страны в мировом ВВП, рассчитанных по валютным курсам и паритету покупательной способности. Кроме того Гайдар предположил, что «при ответственной денежной и финансовой политике» до 2020 года возможно сделать рубль мировой резервной валютой второго плана, такой, как фунт стерлингов или шведская крона. Кроме того, по словам Гайдара, в перспективе возможно создание нового мирового финансового центра в Москве, что было предложено президентом Медведевым.

Дискуссия о снижении НДС

В 2008 году Гайдар включился в дискуссию по вопросу снижения ставок налога на добавленную стоимость. Данная инициатива была высказана рядом чиновников и предпринимателей и, в том числе, поддержана В. Путиным и Д. Медведевым.

Летом 2008 года вышла статья Гайдара «Головокружение от успехов», в которой обсуждается вопрос о снижении ставки НДС и даётся обзор налоговых реформ в 1991—1992 и 2000—2003 годах, прошедших при участии Гайдара. В статье критикуется тезис о том, что снижение ставки налога обязательно приведёт к росту его собираемости. Если этого не произойдёт, бюджет лишится значительной доли (до 2 % ВВП при снижении НДС до 12 %) поступлений, не зависящих от цен на нефть. При этом именно НДС создаёт основу устойчивости финансовой системы на случай колебания нефтяных цен. Вместо снижения НДС Гайдар предлагал отказаться от федеральной составляющей налога на прибыль.

В конечном счёте решение о снижении ставки НДС не было принято, хотя дискуссия в органах власти не прекратилась. Налог на прибыль был снижен в 2008 году за счёт федеральной части с 24 до 20 %. В одном из своих последних интервью, после начала экономического кризиса 2008—2009 годов, Гайдар подчёркивал, что «у нас реально, как раз базой бюджетной стабильности в 2009-м году стали НДС и налоги на доходы физических лиц».

Финансовый кризис 2008—2009

В январе 2008 года, за полгода до начала экономического кризиса в России, выходят статьи Гайдара в научном журнале «Экономическая политика» «Мировая экономическая конъюнктура и Россия» и деловой газете «Ведомости» «Жёсткая посадка: новый вызов для России». В статьях анализируется связь рецессий в США с происходящим на рынке капитала и ценами на энергоносители. Гайдар обращал внимание на то, что в экономике США наметилось замедление темпов роста, появились проблемы на американском рынке ипотеки, кроме того кризис уже перешёл на банковский сектор, что может говорить о начале длительной рецессии. При этом могут снизиться цены на энергоносители и начаться отток американских капиталов из других стран, что, в свою очередь, негативно скажется на экономике России, приведёт к снижению темпов экономического роста и необходимости для российских властей кризисного управления. Последующее развитие событий подтвердило этот прогноз.

Тогда же Гайдар высказался насчёт надвигающегося кризиса ещё резче: «Если правительство не изменит финансовую политику после начала мирового спада, то последствия для России могут быть катастрофическими».

Летом 2008 года Гайдар снова говорит об угрозе падения цен на нефть в связи с кризисом в статье «Головокружение от успехов». Автор замечает, что рост нефтяных цен во время кризиса происходит на фоне падения финансовых рынков, когда инвесторы ищут «тихую гавань» и переводят активы в ценные бумаги, связанные с сырьём. Однако такое развитие событий при усугублении кризиса может привести к обрушению рынка нефтяных фьючерсных контрактов. Впоследствии цены на нефть выросли до $140 за баррель и рухнули во второй половине 2008 года до $36-40.

В октябре 2008 года, в разгар кризиса, Гайдар рекомендовал отказаться от поддержания номинального курса рубля, оказать помощь банковской системе, отказаться от популизма в бюджетной политике и провести реформы.

Сегодня в повестке дня пенсионная реформа, реформа «Газпрома», ЖКХ, новая волна приватизации, военная реформа, сокращение круга бюджетных статей, которые являются секретными, прозрачность процедуры принятия государственных решений, гарантии частной собственности, независимость судебной системы.

—

Анализу развития кризиса посвящены и последующие статьи Гайдара в 2008—2009 годах. В них предупреждалось о возможности второй волны кризиса и низких темпах роста мировой экономики в следующие несколько лет. Также Гайдар писал об опасности наращивания бюджетных расходов в условиях кризиса, необходимости повышения конкурентоспособности бизнеса и создания инновационного сектора экономики. Последняя статья, «Кризис и Россия», была закончена за пять дней до смерти автора.

Общественные институты в период смут и революций

В 2009 году в сборнике «Власть и собственность» опубликована работа «Смуты и институты», в которой описываются процессы, происходящие с обществом во время революции: крах монополии государства на применение насилия, возникновение нескольких центров власти, развёртывание финансового кризиса, исчезновение гарантий собственности, перебои в продовольственном снабжении городов. Гайдар подробно показывает, как эти процессы развивались во время революции 1917-го года и как те же проблемы решались правительством реформаторов после краха СССР в 1991—1993 годы. В работе говорится, что специфика российских реформ — их проведение в момент краха институтов старого государства.

Этой же теме была посвящена публичная лекция Егора Гайдара в ноябре 2009 года. В ней Гайдар называл свою книгу предупреждением. По его словам, если власть будет реагировать на кризис ужесточением репрессий, это может привести к краху режима и новой смуте. Единственная альтернатива — постепенная либерализация «то есть создание элементарных основ свободы слова на массовых каналах информации, восстановление системы разделения властей, установление системы сдержек и противовесов, восстановление реального федерализма, реальных выборов».

Семья

• Первый брак заключён с Ириной Смирновой ещё во время учёбы в университете.
  • От брака со Смирновой у Гайдара было двое детей — сын Пётр (род. 1979) и дочь Мария Гайдар (род. 1982), оставшаяся после развода с матерью, и с 8 до 18 лет лет носившая фамилию Смирнова. Дочь Мария Гайдар — экономист, политик, в прошлом — заместитель председателя правительства Кировской области, ныне — заместитель главы Одесской облгосадминистрации Украины. Сын Пётр Гайдар — предприниматель.

• Был женат вторым браком на Марии Стругацкой, дочери писателя Аркадия Стругацкого и Елены Ильиничны Ошаниной, дочери китаиста Ильи Михайловича Ошанина, у неё есть сын от первого брака Стругацкий Иван Владимирович.
  • От второго брака у Гайдара остался сын Павел Гайдар (род. 1990).

Характер, привычки и образ жизни

Сам Гайдар называл своей основной чертой флегматизм, а главным недостатком — отсутствие красноречия. В молодости он серьёзно увлекался шахматами. По рассказу сына Гайдара Петра, на природе отец любил собирать грибы и рыбачить. Но своим любимым занятием Гайдар называл чтение и написание книг. Также Гайдар рассказывал о своей любви к виски: «Виски — это напиток, который я люблю и в котором понимаю толк».

Как рассказывал Пётр Авен: «Гайдар был бессребреник. Когда Лешу Головкова хоронили, выяснилось, что у Гайдара нет тёплого пальто. Деньги его не интересовали. Он совершенно был нематериальный человек». По словам Чубайса, во время дефолта 98-го года Гайдар «забыл» спасти свои сбережения и потерял их. Лично знавшая Гайдара Валерия Новодворская рассказывала, что ему не хватало денег для строительства своей дачи. Зарабатывал Гайдар, по свидетельству Новодворской, в основном чтением лекций.

Смерть и похороны

Егор Гайдар умер 16 декабря 2009 года в возрасте 53 лет. В свой последний рабочий день Гайдар встречался с А. Чубайсом и Е. Ясиным, обсуждая с ними развитие нанотехнологий в России. Вечером Гайдар принял участие в программе РИА Новости «Азбука перемен» и допоздна работал над своей новой книгой.

16 декабря 2009 года в 09:05 утра медики констатировали смерть политика в его доме в селе Успенское Одинцовского района Московской области; по сообщению Марии Гайдар, причиной смерти явился отёк лёгких в результате сердечного приступа.

Церемония прощания с Егором Гайдаром, в которой участвовало около 10 тысяч человек, в том числе Алексей Кудрин, Александр Жуков, Герман Греф, Виктор Черномырдин, Эльвира Набиуллина, Андрей Фурсенко, Аркадий Дворкович, Сергей Игнатьев, Борис Немцов, Михаил Швыдкой, Михаил Касьянов, Сергей Степашин, Анатолий Чубайс, Григорий Явлинский, прошла в Центральной клинической больнице 19 декабря 2009 года. Был похоронен после кремации на Новодевичьем кладбище в Москве, семья не стала раскрывать дату похорон, желая сделать их непубличными.

22 сентября 2010 года в здании Высшей школы экономики (ГУ-ВШЭ) на Покровском бульваре был открыт памятник Егору Гайдару.

16 декабря 2010 года, в годовщину со дня смерти, на могиле открыт памятник работы архитектора В. Бахаева и скульптора А. В. Балашова.

Оценки деятельности

Положительные оценки

Сторонники Гайдара, как правило, полагают, что он принял на себя ответственность за экономику в условиях тяжелейшего экономического кризиса и проводил при этом необходимые реформы. Негативные последствия произошедшего они связывают не с самими реформами, а с непоследовательностью курса на их проведение и преждевременную остановку по политическим причинам. Для положительных оценок деятельности Егора Гайдара характерны утверждения, что своими реформами в 1992 году он предотвратил массовый голод и гражданскую войну.

По мнению академика РАН Абела Аганбегяна:

С мужеством и геройством в самый трудный момент в истории страны, когда надвигался голод, распад новой России, на горизонте маячил социальный взрыв — он возглавил работу по коренному реформированию нашей социально-экономической системы и в небывало короткий срок пребывания у власти сумел вместе со своими соратниками сделать, казалось бы, невозможное, в этих ужасных условиях перевести страну на рельсы рыночной экономики, предотвратить гиперинфляцию, голод, обеспечить выживание целого народа, сохранить единую Россию, не допустить возврата назад, к неэффективной экономической диктатуре.

Егор Тимурович, безусловно, войдёт в историю как один из великих реформаторов нашей огромной страны. Я убеждён, что Егор Гайдар является самым крупным нашим ученым-экономистом, перед которым преклоняются не только многие научные работники нашей страны. Он имеет высочайший авторитет среди учёных-экономистов в мире…

Также некоторые высоко оценивают вклад Гайдара в становление современной экономической науки в России. Бывший советник правительства Гайдара, министр экономического развития России Алексей Улюкаев:

Егор в каком-то смысле основал наше современное экономическое знание, тогда, ещё в конце 80-х, когда не было современной науки, когда не было понимания законов экономического развития нашего общества и возможных перемен, он создал и само сообщество людей, которые этим занимались, и всех нас этим знанием зажег.

Высоко оценивал работу Гайдара польский экономист-реформатор Лешек Бальцерович. Он говорил, что «Российская экономика была в хаосе, социализм терпел крах, такой строй мог только гнить дальше. И надо было делать именно то, что считал нужным Егор Гайдар и воплощала в жизнь его команда: устранять ограничения экономической жизни, проводить либерализацию цен, избавляться от других элементов командной экономики». По мнению Бальцеровича, Гайдару было труднее, чем ему, поскольку сопротивление реформам в России было сильнее и времени на них было намного меньше.

Кроме того, утверждается о наличии вклада Гайдара в развитие экономики России после ухода из правительства. По утверждению Анатолия Чубайса, «какую ни возьми подсистему действующей экономики страны — Налоговый кодекс, Таможенный кодекс, Бюджетный кодекс, техническое регулирование и т. д. — каждая из них либо от начала до конца прописана Гайдаром и его институтом, либо в значительной степени он участвовал в их разработке».

Также среди авторов положительных оценок деятельности Гайдара: В. В. Путин, Д. А. Медведев, Л. Бальцерович, М. М. Касьянов, Е. Г. Ясин, А. А. Венедиктов, Б. Е. Немцов, А. Л. Кудрин, В. В. Познер, С. М. Игнатьев, Б. Н. Стругацкий, Я. Ч. Романчук, С. М. Гуриев, Я. И. Кузьминов, М. О. Чудакова, А. А. Нечаев, В. В. Данилов-Данильян, Г. А. Сатаров, В. И. Новодворская, М. Б. Ходорковский, Дж. Сакс и другие.

Отрицательные оценки

Противники Гайдара, как правило, ставят ему в вину высокую инфляцию, обесценивание вкладов граждан в Сбербанке в 1992 году, падение уровня жизни, спад производства, расслоение общества, несправедливую приватизацию и другие негативные явления, развивавшиеся в России в 1990-х годах. Ими подвергается критике радикальный «шоковый» характер рыночных реформ, их недостаточная подготовленность, непоследовательность проведения финансовой стабилизации.

По мнению академика РАН Никиты Моисеева:

«Эра Гайдара» — так бы я назвал тот ужас безвременья, невероятного пренебрежения к человеку, особенно к русской интеллигенции, которое началось после его прихода на пост первого министра. Только потомственные большевики могли действовать подобно: не понимая сути происходящего в стране, не просчитав последствий, поставить страну на грань выживания. <…> Е. Т. Гайдар стал стремительно продвигать «шоковую терапию». При этом он говорил о том, что цены возрастут в несколько раз. Но академик А. А. Петров (тогда он был ещё членом-корреспондентом Российской академии наук), владевший тогда развитой системой математических моделей российской экономики, предсказывал повышение цен в 4-5 тыс. раз. А поскольку расчёты А. А. Петрова были строго обоснованы, то я стал подозревать, что Е. Т. Гайдар просто ничего не считал. Как я теперь понимаю, он и не мог считать, ибо это делать он не умеет. <…> То, что сейчас происходит в стране, является продолжением системного кризиса… Была необходима длительная и очень постепенная трансформация общества. Потому то я и говорил об уроках НЭПа, о системе синдикатов. Но гайдарообразные экономисты, коррумпированное чиновничество, криминалитет разного рода и клептоманы разных сортов стремились сделать всё как можно быстрее. Наворовать, обогатиться и разрушать, разрушать…

Александр Солженицын в книге «Россия в обвале» 1998 года:

Никогда не поставлю Гайдара рядом с Лениным, слишком не тот рост. Но в одном качестве они очень сходны: в том, как фанатик, влекомый только своей призрачной идеей, не ведающий государственной ответственности, уверенно берётся за скальпель и многократно кромсает тело России. И даже шестилетие спустя по сегодняшнему самоуверенно ухмыльному лицу политика не видно смущения: как, разорением сберегательных вкладов, он сбросил в нищету десятки миллионов своих соотечественников (уничтожив основу того самого «среднего класса», который и клялся создать). И что ж, с 6-летним опозданием, поднимать разговоры о «создании среднего класса»… — с этого, с мелкого предпринимательства, и надо было начинать, а не растить ненасытных монополистов-магнатов.

Владимир Буковский в 2007 году сомневался в компетентности Гайдара:

Каким образом, например, Егор Гайдар, всю жизнь просидевший то в журнале «Коммунист», то в экономическом отделе газеты «Правда» оказался вдруг экономистом-рыночником и демократом? Охотно верю, что он читал какие-то книжки про рынок (тайком от своего партийного начальства), но он никогда не жил в стране с рыночной экономикой и понятия не имел, как это всё работает. Отсюда его безобразные «рыночные реформы», его ваучерная «приватизация», выродившаяся в простое жульничество. В результате за каких-нибудь два года такие вот «демократы» ухитрились дискредитировать то, за что мы 30 лет боролись.

В статье бывших мэров Москвы Юрия Лужкова и Гавриила Попова говорилось: «Реализация гайдаровских принципов организации экономики привела к тому, что мы отброшены на 35 лет назад, провалу в четыре раза потенциала экономического состояния. Породила класс олигархов. Якобы предотвращенная Гайдаром в 1991 году гражданская война на самом деле после его реформ только началась».

Михаил Полторанин прямо обвиняет Гайдара в принятии решений, направленных на развал промышленности страны.

Основатель фонда «Гласность» Сергей Григорьянц посчитал Гайдара и Ельцина виновными в приводе сотрудников КГБ в правительство и в уничтожении партии «Демократическая Россия».

Андрей Илларионов оценивает последствия резолюции Гайдара, позволившей компании Геннадия Тимченко, при содействии комитета по внешним связям (КВС), в лице В. Путина, экспортировать до 150 тысяч тонн нефтепродуктов в обмен на продовольственные товары для Санкт-Петербурга. Резолюция была выдана в нарушение как минимум двух постановлений российского правительства, вице-премьером которого Гайдар же тогда являлся. Продукты в Санкт-Петербург так и не поступили, город потерял на этой афере 92 миллиона долларов.

Также среди авторов критических оценок деятельности Гайдара: А. Н. Илларионов, Г. А. Зюганов, О. В. Дерипаска, О. Т. Богомолов, Ж. Сапир, Г. К. Каспаров, В. В. Жириновский, Е. Ф. Шерстобитов, Р. И. Хасбулатов, Л. И. Пияшева, Б. Ю. Кагарлицкий, М. Н. Полторанин, Б. Е. Немцов, М. Б. Ходорковский, С. Г. Кара-Мурза, В. Ярошенко и другие.

Оценки в социологических опросах

Согласно проведённому в марте 2010 года Левада-центром социологическому опросу об отношении к реформам, начатым в 1992 году правительством Гайдара:
24 % опрошенных считают, что реформы оказали разрушительное действие на российскую экономику,
23 % придерживаются мнения, что в них не было необходимости,
22 % считают, что они были болезненны, но необходимы,
8 % придерживаются мнения, что реформы оказали безусловно положительное влияние,
23 % затруднились с ответом.
Погрешность опроса не превышает 3,4 %.

Комментируя опрос, социологи поясняют, что отрицательно к реформам относятся в основном люди старшего поколения и люди с наиболее низким уровнем дохода, безусловно положительное влияние реформ чаще признают молодые россияне и люди с высоким потребительским статусом, с тем, что эти реформы были хоть и болезненны, но необходимы, согласны в основном респонденты с высшим образованием, высоким потребительским статусом, а также москвичи.

Согласно опросу ВЦИОМ в декабре 2009 года, 10 % опрошенных считают, что команда Гайдара спасла страну от голода и разрухи, 24 % полагают, что правительство Гайдара двигалось в правильном направлении, но не смогло добиться своих целей, 24 % считают, что направление реформ было ошибочным, а 16 % — считают, что команда Гайдара сознательно разрушала экономику страны. Также 16 % согласились с тем мнением, что у страны не было другого выхода, как встать на путь гайдаровских реформ, 39 % посчитали, что реформы были необходимы, но проводить их надо было постепенно, без «шоковой терапии», и 18 % считают, что реформы были не нужны вообще.

29 % опрошенных ВЦИОМ были безразличны к фигуре Гайдара, 21 % относились к нему с уважением, разочарование и недоверие испытывали по 8 % опрошенных. Выбирая из двух вариантов ответа 31 % респондентов согласились с тем, что благодаря Гайдару состоялся быстрый переход от плановой экономики к рыночной, а 29 % с тем, что Гайдар безответственный руководитель, по вине которого произошло обнищание население и олигархическая приватизация.

В 2000 году, согласно опросу ФОМ, Гайдар оказался на четвёртом месте по количеству упоминаний при предложении назвать деятелей, сыгравших заметную отрицательную роль в судьбе страны. В этом ключе Гайдара назвали 10 % опрошенных. Чаще него респонденты называли Ельцина, Горбачёва и Чубайса. Реформы Гайдара ассоциировались с инфляцией, обесценением вкладов, разрушением экономики.

Международная Леонтьевская медаль

В 2006 году Гайдар «за выдающиеся заслуги в проведении сравнительного анализа экономической эволюции» награждён Международной Леонтьевской медалью. Медаль ежегодно присуждается Общественным Комитетом по награждению при Леонтьевском Центре.

Увековечение памяти

14 мая Президент Российской Федерации Д. А. Медведев подписал Указ «Об увековечении памяти Е. Т. Гайдара». Указом постановляется, в частности, учредить 10 персональных стипендий для студентов экономических факультетов университетов, имеющих государственную аккредитацию и рекомендуется правительству Москвы присвоить имя Гайдара одному из общеобразовательных учреждений Москвы.

В 2010 году Институт экономики переходного периода получил имя Е. Т. Гайдара — Институт экономической политики имени Е. Т. Гайдара (Институт Гайдара).

В 2011 году в соответствии с указом президента РФ имя Е. Т. Гайдара решением правительства Москвы присвоено государственной средней общеобразовательной школе с углублённым изучением экономики № 1301.

Фонд Егора Гайдара и Архив Егора Гайдара

В мае 2010 года по инициативе Анатолия Чубайса был учреждён Фонд Гайдара. Главными задачами Фонда являются изучение и популяризация наследия Егора Гайдара, реализация просветительских и образовательных программ, присвоение премий и грантов за достижение в области экономической теории и практики.

В 2011 году также был запущен проект Архив Егора Гайдара — электронная база документов, связанных с деятельностью Гайдара. Одна часть документов представляю собой сканы документов, хранящихся в государственных архивах, другая — часть собственного собрания документов Архива Егора Гайдара.

Посмертные дискуссии

Журнал «Континент» писал, что смерть Гайдара подтолкнула его друзей начать «шумную и не очень приличную» кампанию по его мифологизации. По словам Андрея Илларионова, её первый этап был начат Чубайсом уже через несколько часов после смерти Гайдара. Ряд комментаторов высказывали аналогичное мнение о начале кампании по «реабилитации 90-х».

В то же время ряд авторов после смерти Гайдара опубликовали о нём отрицательные отзывы и «разоблачительные» материалы.

Гайдар в культуре

В 2012 году известный филолог Мариэтта Чудакова выпустила биографию Егора Гайдара для «смышленых людей от десяти до шестнадцати лет. А также для тех взрослых, которые захотят понять, наконец, то, что им не удалось понять до 16».

Гайдар в художественной литературе

• Егор Гайдар вместе с Борисом Березовским является героем рассказа Бориса Акунина «Дары Лимузины».
• Егор Гайдар является героем рассказа Михаила Веллера «День рождения Гайдара» из сборника «Легенды Арбата» (2009 г.).

Документальные фильмы

• «Егор Гайдар. Долгое время», реж. Павел Шеремет, Дмитрий Салун, 52 мин., 2010 г.
• «13 месяцев Егора Гайдара», реж. Николай Сванидзе, Марина Сванидзе, 44 мин., 2010 г.
• «Егор Гайдар. Окаянные дни», реж. Павел Шеремет, 51 мин., 2011 г.

Памятники

• 15 ноября 2013 года открыт памятник Егору Гайдару в Москве. Монумент установлен у входа в Библиотеку иностранной литературы на Николоямской улице, дом 1. Автор памятника — скульптор Георгий Франгулян.

Библиография

Полная библиография сочинений Егора Гайдара представлена на сайте Института экономической политики.

Основные сочинения

1. Гайдар Е. Т., Кошкин В. И. Хозрасчет и развитие хозяйственной самостоятельности предприятий. - М., Экономика, 1984
2. Гайдар Е. Т., Шаталин С.С. Экономическая реформа: причины, направления, проблемы. - М., Экономика, 1989
3. Гайдар Е. Т. Экономические реформы и иерархические структуры. Отв. ред. Шаталин С. С., АН СССР. Ин-т экономики и прогнозирования науч.-тех.прогресса. — М.: Наука. 1990. — 224 с. — ISBN 5-02-011887-7.
4. Гайдар Е. Т. Беседы с избирателями. - М.: Демократический выбор России - Евразия, (1995). - 64 с., 50 000 экз. ISBN 5-88268-006-9
5. Гайдар Е. Т. Государство и эволюция. - М.: Евразия, 1995. - 208 с., 25 000 экз. + 10 000 экз.
6. Гайдар Е. Т. Записки из зала. - М.: Евразия, 1995. - 80 с., 10 000 экз. + 50 000 экз.
7. Гайдар Е. Т. Государство и эволюция. — СПб.: Норма, 1997. — ISBN 5-87857-017-3.
8. Гайдар Е. Т. [www.alpinabook.ru/catalogue/1992199.html Дни поражений и побед]. — М.: Альпина Паблишер, 2014. — ISBN 978-5-9614-4436-0.
9. Гайдар Е. Т. [www.iet.ru/ru/dni-porazhenii-i-pobed.html Дни поражений и побед]. — М.: Вагриус, 1996. - 368 с., 10 000 экз.
10. Гайдар Е. Т. [www.iet.ru/ru/dni-porazhenii-i-pobed.html Дни поражений и побед]. — М.: Вагриус, 1997. - 368 с., 15 000 экз.— ISBN 5-7027-0497-5.
11. Гайдар Е. Т. Аномалии экономического роста. — М.: Евразия, 1997. — 216 с. — ISBN 5-88268-018-2
12. Гайдар Е. Т. [www.iep.ru/ru/dolgoe-vremya-rossiya-v-mire-ocherki-ekonomicheskoi-istorii.html Долгое время. Россия в мире: очерки экономической истории]. — М.: Дело, 2005. — 656 с. — ISBN 5-7749-0389-3.
13. Гайдар Е. Т. Гибель империи. Уроки для современной России. — М.: «Российская политическая энциклопедия», 2006 (2-е изд., 2007). — 448 с. — ISBN 5-8243-0759-8.
14. Гайдар Е. Т., Чубайс А. Б. [www.iep.ru/files/persona/gaidar/Gaidar-Econom.zapiski.pdf Экономические записки]. — М.: «Российская политическая энциклопедия», 2008. — 192 с., 1 000 экз. — ISBN 978-5-8243-1066-5.
15. Гайдар Е. Т. [norma-spb.com/sites/default/files/gaidar%20-%20vlast_i_sobstvennost.pdf Власть и собственность: Смуты и институты. Государство и эволюция.] — СПб.: Норма, 2009. — 336 с. — ISBN 978-5-87857-155-5.
16. Гайдар Е. Т., Чубайс А. Б. [history4you.ru/documents/10180/51929/chubaisgaidar_blok.pdf Развилки новейшей истории России]. — СПб.: Норма, 2011. — 168 с. — ISBN 978-5-87857-187-6.

Сборники, вышедшие под редакцией Гайдара

1. Экономика переходного периода. [www.iep.ru/ru/ekonomika-pere-odnogo-perioda-ocherki-ekonomicheskoi-politiki-postkommunisticheskoi-rossii-1991-1997.html Очерки экономической политики посткоммунистической России. 1991—1997] / под ред. Е. Т. Гайдара. — М.: ИЭПП, 1998. — 1096 с.
2. Экономика переходного периода. [www.iep.ru/ru/ekonomika-pere-odnogo-perioda-ocherki-ekonomicheskoi-politiki-postkommunisticheskoi-rossii-1998-2002.html Очерки экономической политики посткоммунистической России. 1998—2002] / под ред. Е. Т. Гайдара. — М.: Дело, 2003. — 832 с. — ISBN 5-7749-0340-0.
3. Экономика переходного периода. [www.iep.ru/en/ekonomika-pere-odnogo-perioda-ocherki-ekonomicheskoi-politiki-postkommunisticheskoi-rossii-ekonomicheskii-rost-2000-2007.html Очерки экономической политики посткоммунистической России. Экономический рост 2000—2007] / под ред. Е. Т. Гайдара. — М.: Дело, 2008. — 1328 с. — ISBN 978-5-7749-0544-7.
4. Финансовый кризис в России и в мире / под ред. Е. Т. Гайдара. — М.: Проспект, 2009. — 256 с. — ISBN 978-5-392-00790-5.
5. Мировой финансовый кризис: Исторические параллели и пути выхода / под ред. Е. Т. Гайдара, В. Мау — М.: Альпина Паблишер, 2009—406 с. — ISBN 978-5-9614-1165-2.
6. Кризисная экономика современной России. Тенденции и перспективы / науч. ред. Е. Т. Гайдар — М.: Проспект, 2010. — 656 с. — ISBN 978-5-392-00966-4.
7. Современная экономика России. Справочные и аналитические материалы / под ред. Е. Т. Гайдара. — М.: Проспект, 2010. — 160 с. — ISBN 978-5-392-00986-2.

См. также

• Реформы правительства Ельцина — Гайдара
• Правительство Ельцина — Гайдара
• Институт экономической политики им. Е. Т. Гайдара
• Демократический выбор России
• Союз правых сил
• Гайдар, Мария Егоровна
• Бальцерович, Лешек

Примечания

Примечания

Сноски

Ссылки

Официальные сайты и биографии

• [www.gaidar.org Официальный сайт Е. Т. Гайдара]
• [gaidarfund.ru/ Фонд Гайдара]
• [gaidar-arc.ru/ Архив Гайдара]
• Гайдар, Егор — статья в Лентапедии. 2012 год.
• [www.iet.ru Институт экономической политики (Институт Гайдара)]
• [www.duma.gov.ru/structure/deputies/23004/?sphrase_id=36500 Государственная Дума ФС РФ 3 созыва — Гайдар Егор Тимурович]
• [www.iet.ru/ru/dni-porazhenii-i-pobed.html Воспоминания Гайдара]
• [rian.ru/photolents/20091216/199534918.html Последние фотографии Егора Гайдара] // РИА Новости, 15 декабря 2009 года
• [www.polit.ru/story/gaidar.html Егор Гайдар на polit.ru]

Интервью Егора Гайдара

• [www.iep.ru/ru/intervyu.html Все интервью на сайте ИЭП]
• [www.novayagazeta.ru/data/2009/129/09.html Егор Гайдар: Режим может рухнуть неожиданно, за два дня]. novayagazeta.ru (20.11.2009). Проверено 20 декабря 2009. [www.webcitation.org/61CfbRa1B Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
• [www.novayagazeta.ru/st/online/431460/ Интервью с Егором Гайдаром, «Новая Газета»] — (видео), 19 февраля 2009
• [www.echo.msk.ru/guests/1781/ Егор Гайдар на радио «Эхо Москвы»]
• [www.forbesrussia.ru/interview/8191-krizis-privedet-k-izmeneniyu-sushchestvuyushchei-sistemy/ Последнее интервью Егора Гайдара журналу Forbes (15 марта 2009)]
• [www.1tv.ru/sprojects_edition/si5756/fi511 Интервью Егора Гайдара В. Познеру]. (Видео)
• [www.polit.ru/article/2007/02/26/gaidar_koh/ Беседа с Альфредом Кохом для журнала Медведь]

Свидетельства очевидцев

• [www.polit.ru/topic/zmeinka/ Сюжет «Змеиная горка». Полит.ру]
• [www.forbes.ru/package/45748-reformatory-prihodyat-k-vlasti Реформаторы приходят к власти. Forbes]
• [www.forbes.ru/person/45232-aven-petr Интервью Авена и Коха. Forbes]
• [www.mk.ru/politics/article/2010/01/21/416001-esche-odno-slovo-o-gaydare.html Ещё одно слово о Гайдаре (статья Лужкова и Попова)]
• [ru-90.ru/ История новой России]
• [www.kp.ru/daily/26506.7/3374975 Мать Егора Гайдара - в эфире радио «КП»: Мой сын страну не грабил. Ему не нужны были яхты, виллы…]

Другое

• [magazines.russ.ru/authors/g/gajdar/ Егор Гайдар] в «Журнальном зале».
• [ru.rodovid.org/wk/Запись:300870 Егор Гайдар] на «Родоводе». Дерево предков и потомков
• [www.yeltsin.ru/tag/egor-gajdar/ Страница Егора Гайдара на сайте «Президентского центра Б. Н. Ельцина» (Ельцин-центра)]

Предшественник: Борис Николаевич Ельцин

Исполняющий обязанности Председателя Правительства России 15 июня — 15 декабря 1992

Преемник: Виктор Степанович Черномырдин

Отрывок, характеризующий Гайдар, Егор Тимурович

– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.
Градус политического термометра, указанный на этом вечере обществу, был следующий: сколько бы все европейские государи и полководцы ни старались потворствовать Бонапартию, для того чтобы сделать мне и вообще нам эти неприятности и огорчения, мнение наше на счет Бонапартия не может измениться. Мы не перестанем высказывать свой непритворный на этот счет образ мыслей, и можем сказать только прусскому королю и другим: тем хуже для вас. Tu l'as voulu, George Dandin, [Ты этого хотел, Жорж Дандэн,] вот всё, что мы можем сказать. Вот что указывал политический термометр на вечере Анны Павловны. Когда Борис, который должен был быть поднесен гостям, вошел в гостиную, уже почти всё общество было в сборе, и разговор, руководимый Анной Павловной, шел о наших дипломатических сношениях с Австрией и о надежде на союз с нею.
Борис в щегольском, адъютантском мундире, возмужавший, свежий и румяный, свободно вошел в гостиную и был отведен, как следовало, для приветствия к тетушке и снова присоединен к общему кружку.
Анна Павловна дала поцеловать ему свою сухую руку, познакомила его с некоторыми незнакомыми ему лицами и каждого шопотом определила ему.
– Le Prince Hyppolite Kouraguine – charmant jeune homme. M r Kroug charge d'affaires de Kopenhague – un esprit profond, и просто: М r Shittoff un homme de beaucoup de merite [Князь Ипполит Курагин, милый молодой человек. Г. Круг, Копенгагенский поверенный в делах, глубокий ум. Г. Шитов, весьма достойный человек] про того, который носил это наименование.
Борис за это время своей службы, благодаря заботам Анны Михайловны, собственным вкусам и свойствам своего сдержанного характера, успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился адъютантом при весьма важном лице, имел весьма важное поручение в Пруссию и только что возвратился оттуда курьером. Он вполне усвоил себе ту понравившуюся ему в Ольмюце неписанную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала, и по которой, для успеха на службе, были нужны не усилия на службе, не труды, не храбрость, не постоянство, а нужно было только уменье обращаться с теми, которые вознаграждают за службу, – и он часто сам удивлялся своим быстрым успехам и тому, как другие могли не понимать этого. Вследствие этого открытия его, весь образ жизни его, все отношения с прежними знакомыми, все его планы на будущее – совершенно изменились. Он был не богат, но последние свои деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомств только с людьми, которые были выше его, и потому могли быть ему полезны. Он любил Петербург и презирал Москву. Воспоминание о доме Ростовых и о его детской любви к Наташе – было ему неприятно, и он с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых. В гостиной Анны Павловны, в которой присутствовать он считал за важное повышение по службе, он теперь тотчас же понял свою роль и предоставил Анне Павловне воспользоваться тем интересом, который в нем заключался, внимательно наблюдая каждое лицо и оценивая выгоды и возможности сближения с каждым из них. Он сел на указанное ему место возле красивой Элен, и вслушивался в общий разговор.
– Vienne trouve les bases du traite propose tellement hors d'atteinte, qu'on ne saurait y parvenir meme par une continuite de succes les plus brillants, et elle met en doute les moyens qui pourraient nous les procurer. C'est la phrase authentique du cabinet de Vienne, – говорил датский charge d'affaires. [Вена находит основания предлагаемого договора до того невозможными, что достигнуть их нельзя даже рядом самых блестящих успехов: и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить. Это подлинная фраза венского кабинета, – сказал датский поверенный в делах.]
– C'est le doute qui est flatteur! – сказал l'homme a l'esprit profond, с тонкой улыбкой. [Сомнение лестно! – сказал глубокий ум,]
– Il faut distinguer entre le cabinet de Vienne et l'Empereur d'Autriche, – сказал МorteMariet. – L'Empereur d'Autriche n'a jamais pu penser a une chose pareille, ce n'est que le cabinet qui le dit. [Необходимо различать венский кабинет и австрийского императора. Австрийский император никогда не мог этого думать, это говорит только кабинет.]
– Eh, mon cher vicomte, – вмешалась Анна Павловна, – l'Urope (она почему то выговаривала l'Urope, как особенную тонкость французского языка, которую она могла себе позволить, говоря с французом) l'Urope ne sera jamais notre alliee sincere. [Ах, мой милый виконт, Европа никогда не будет нашей искренней союзницей.]
Вслед за этим Анна Павловна навела разговор на мужество и твердость прусского короля с тем, чтобы ввести в дело Бориса.
Борис внимательно слушал того, кто говорит, ожидая своего череда, но вместе с тем успевал несколько раз оглядываться на свою соседку, красавицу Элен, которая с улыбкой несколько раз встретилась глазами с красивым молодым адъютантом.
Весьма естественно, говоря о положении Пруссии, Анна Павловна попросила Бориса рассказать свое путешествие в Глогау и положение, в котором он нашел прусское войско. Борис, не торопясь, чистым и правильным французским языком, рассказал весьма много интересных подробностей о войсках, о дворе, во всё время своего рассказа старательно избегая заявления своего мнения насчет тех фактов, которые он передавал. На несколько времени Борис завладел общим вниманием, и Анна Павловна чувствовала, что ее угощенье новинкой было принято с удовольствием всеми гостями. Более всех внимания к рассказу Бориса выказала Элен. Она несколько раз спрашивала его о некоторых подробностях его поездки и, казалось, весьма была заинтересована положением прусской армии. Как только он кончил, она с своей обычной улыбкой обратилась к нему:
– Il faut absolument que vous veniez me voir, [Необходимо нужно, чтоб вы приехали повидаться со мною,] – сказала она ему таким тоном, как будто по некоторым соображениям, которые он не мог знать, это было совершенно необходимо.
– Mariedi entre les 8 et 9 heures. Vous me ferez grand plaisir. [Во вторник, между 8 и 9 часами. Вы мне сделаете большое удовольствие.] – Борис обещал исполнить ее желание и хотел вступить с ней в разговор, когда Анна Павловна отозвала его под предлогом тетушки, которая желала его cлышать.
– Вы ведь знаете ее мужа? – сказала Анна Павловна, закрыв глаза и грустным жестом указывая на Элен. – Ах, это такая несчастная и прелестная женщина! Не говорите при ней о нем, пожалуйста не говорите. Ей слишком тяжело!


Когда Борис и Анна Павловна вернулись к общему кружку, разговором в нем завладел князь Ипполит.
Он, выдвинувшись вперед на кресле, сказал: Le Roi de Prusse! [Прусский король!] и сказав это, засмеялся. Все обратились к нему: Le Roi de Prusse? – спросил Ипполит, опять засмеялся и опять спокойно и серьезно уселся в глубине своего кресла. Анна Павловна подождала его немного, но так как Ипполит решительно, казалось, не хотел больше говорить, она начала речь о том, как безбожный Бонапарт похитил в Потсдаме шпагу Фридриха Великого.
– C'est l'epee de Frederic le Grand, que je… [Это шпага Фридриха Великого, которую я…] – начала было она, но Ипполит перебил ее словами:
– Le Roi de Prusse… – и опять, как только к нему обратились, извинился и замолчал. Анна Павловна поморщилась. MorteMariet, приятель Ипполита, решительно обратился к нему:
– Voyons a qui en avez vous avec votre Roi de Prusse? [Ну так что ж о прусском короле?]
Ипполит засмеялся, как будто ему стыдно было своего смеха.
– Non, ce n'est rien, je voulais dire seulement… [Нет, ничего, я только хотел сказать…] (Он намерен был повторить шутку, которую он слышал в Вене, и которую он целый вечер собирался поместить.) Je voulais dire seulement, que nous avons tort de faire la guerre рour le roi de Prusse. [Я только хотел сказать, что мы напрасно воюем pour le roi de Prusse . (Непереводимая игра слов, имеющая значение: «по пустякам».)]
Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла быть отнесена к насмешке или к одобрению шутки, смотря по тому, как она будет принята. Все засмеялись.
– Il est tres mauvais, votre jeu de mot, tres spirituel, mais injuste, – грозя сморщенным пальчиком, сказала Анна Павловна. – Nous ne faisons pas la guerre pour le Roi de Prusse, mais pour les bons principes. Ah, le mechant, ce prince Hippolytel [Ваша игра слов не хороша, очень умна, но несправедлива; мы не воюем pour le roi de Prusse (т. e. по пустякам), а за добрые начала. Ах, какой он злой, этот князь Ипполит!] – сказала она.
Разговор не утихал целый вечер, обращаясь преимущественно около политических новостей. В конце вечера он особенно оживился, когда дело зашло о наградах, пожалованных государем.
– Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, – говорил l'homme a l'esprit profond, [человек глубокого ума,] – почему же SS не может получить той же награды?
– Je vous demande pardon, une tabatiere avec le portrait de l'Empereur est une recompense, mais point une distinction, – сказал дипломат, un cadeau plutot. [Извините, табакерка с портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.]
– Il y eu plutot des antecedents, je vous citerai Schwarzenberg. [Были примеры – Шварценберг.]
– C'est impossible, [Это невозможно,] – возразил другой.
– Пари. Le grand cordon, c'est different… [Лента – это другое дело…]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему: Venez demain diner… le soir. Il faut que vous veniez… Venez. [Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтоб вы приехали… Приезжайте.]
В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.


Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.
У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…»
Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.


Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]
Князь Андрей сначала читал одними глазами, но потом невольно то, что он читал (несмотря на то, что он знал, на сколько должно было верить Билибину) больше и больше начинало занимать его. Дочитав до этого места, он смял письмо и бросил его. Не то, что он прочел в письме, сердило его, но его сердило то, что эта тамошняя, чуждая для него, жизнь могла волновать его. Он закрыл глаза, потер себе лоб рукою, как будто изгоняя всякое участие к тому, что он читал, и прислушался к тому, что делалось в детской. Вдруг ему показался за дверью какой то странный звук. На него нашел страх; он боялся, не случилось ли чего с ребенком в то время, как он читал письмо. Он на цыпочках подошел к двери детской и отворил ее.
В ту минуту, как он входил, он увидал, что нянька с испуганным видом спрятала что то от него, и что княжны Марьи уже не было у кроватки.
– Мой друг, – послышался ему сзади отчаянный, как ему показалось, шопот княжны Марьи. Как это часто бывает после долгой бессонницы и долгого волнения, на него нашел беспричинный страх: ему пришло в голову, что ребенок умер. Всё, что oн видел и слышал, казалось ему подтверждением его страха.
«Всё кончено», подумал он, и холодный пот выступил у него на лбу! Он растерянно подошел к кроватке, уверенный, что он найдет ее пустою, что нянька прятала мертвого ребенка. Он раскрыл занавески, и долго его испуганные, разбегавшиеся глаза не могли отыскать ребенка. Наконец он увидал его: румяный мальчик, раскидавшись, лежал поперек кроватки, спустив голову ниже подушки и во сне чмокал, перебирая губками, и ровно дышал.
Князь Андрей обрадовался, увидав мальчика так, как будто бы он уже потерял его. Он нагнулся и, как учила его сестра, губами попробовал, есть ли жар у ребенка. Нежный лоб был влажен, он дотронулся рукой до головы – даже волосы были мокры: так сильно вспотел ребенок. Не только он не умер, но теперь очевидно было, что кризис совершился и что он выздоровел. Князю Андрею хотелось схватить, смять, прижать к своей груди это маленькое, беспомощное существо; он не смел этого сделать. Он стоял над ним, оглядывая его голову, ручки, ножки, определявшиеся под одеялом. Шорох послышался подле него, и какая то тень показалась ему под пологом кроватки. Он не оглядывался и всё слушал, глядя в лицо ребенка, его ровное дыханье. Темная тень была княжна Марья, которая неслышными шагами подошла к кроватке, подняла полог и опустила его за собою. Князь Андрей, не оглядываясь, узнал ее и протянул к ней руку. Она сжала его руку.
– Он вспотел, – сказал князь Андрей.
– Я шла к тебе, чтобы сказать это.
Ребенок во сне чуть пошевелился, улыбнулся и потерся лбом о подушку.
Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.