Егунов, Андрей Николаевич

Андрей Николаевич Егунов
Псевдонимы:	Андрей Николев
Дата рождения:	1895(1895)
Место рождения:	Ашхабад
Дата смерти:	1968(1968)
Место смерти:	Ленинград
Гражданство:	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Род деятельности:	писатель, поэт, литературовед, переводчик
Язык произведений:	русский

Андрей Николаевич Егунов (псевдоним Андрей Николев; 14 (26) сентября 1895, Ашхабад — 3 октября 1968, Ленинград) — советский писатель, поэт, литературовед, переводчик.

Биография

Родился в семье военного. Окончил Тенишевское училище (1913) и классическое отделение историко-филологического факультета (1918).

Входил в переводческий кружок филологов-классиков АБДЕМ (А. В. Болдырев, А. И. Доватур, А. М. Миханков и Э. Э. Визель), участвовал в коллективных переводах «Законов» Платона и античных романов — «Эфиопики» Гелиодора и «Левкиппы и Клитофонта» Ахилла Татия.

В 1931 вышел его роман «По ту сторону Тулы» (в 1960-е Егунов дал ему подзаголовок «советская пастораль»). Другой роман того времени, «Василий остров», пока не обнаружен. Кроме филологов-классиков Егунов был дружен с М. А. Кузминым, К. К. Вагиновым, Ю. Юркуном.

В 1931 году преподавал в Военно-морском инженерном училище им. Ф. Э. Дзержинского, руководил там и английским чтением курсантов, особенно во время учебного плавания летом 1932 в Швецию.

20 января 1933 года Егунов был арестован по делу Р. В. Иванова-Разумника и выслан из Ленинграда в деревню Подгорное Томской области. В 1938, после ссылки, лишенный ленинградской прописки, он поселился в Новгороде; в 1940 начал вести латынь и греческий в университете, приезжая в Ленинград на несколько часов.

В 1942, во время оккупации Новгородской области, стал заведующим Новгородским отделом народного образования, в своих лекциях для учителей популяризовал отношения средневекового Новгорода и Германии, проводил ревизию библиотечных фондов города, изымая коммунистическую литературу (ГАТО. Ф. Р-2757. Оп. 1. Д. 13. Л. 96.). Оказался в Германии, в Нойштадте. В 1945—1946 годах преподавал немецкий язык в советских танковых частях в Берлине. 25 сентября 1946 года (в канун своего дня рождения) бежал в американский сектор, был выдан американцами, приговорён Особым совещанием к 10 годам лагерей (отбывал наказание в Западной Сибири и Казахстане).

После реабилитации в 1956 году Егунов возвратился в Ленинград, работал в Институте истории естествознания и техники при Ломоносовском музее, затем в Пушкинском Доме, переводил античных авторов (продолжал переводы из Платона и подготовил новую редакцию «Эфиопики»), выпустил монографию «Гомер в русских переводах XVIII—XIX веков».

В 1960-е в доме Егунова в Гавани (Весельная ул., д. 10) собирались филологи, переводчики, близкие друзья: А. К. Гаврилов, Г. Г. Шмаков, Л. Н. Чертков, В. И. Сомсиков, которому Егунов завещал свой архив.

Первые публикации стихов Егунова состоялись на Западе — в сборнике «Советская потаённая муза» (Мюнхен, 1961, сост. Б. Филлипов) и в альманахе «Часть речи» (Нью-Йорк, 1980, подготовил Г. Г. Шмаков).

Егунов скончался 3 октября 1968 в Ленинграде. Похоронен на Северном кладбище в Парголове.

Основные работы

Монографии

• Монография «Гомер в русских переводах XVIII—XIX веков» (1964).

Переводы с древнегреческого

• Диалоги Платона «Государство», «Законы», «Федр».
• Позднеантичная проза («Левкиппа и Клитофонт» Ахилла Татия).
• «Эфиопика» Гелиодора и др.

Поэзия и проза

Поэзия и проза Егунова, публиковавшаяся под псевдонимом Андрей Николев, по большей части не сохранилась; известны роман «По ту стороны Тулы» (Л.: Издательство писателей в Ленинграде, 1931; переиздан в выпуске «А» журнала «Русская проза» (СПб., 2011)), поэма «Беспредметная юность» (две редакции: 1933 и 1936; сводная публикация и комментарии Массимо Маурицио, 2008) и сборник стихов «Елисейские радости», дважды (1993 и 2001) опубликованный Г. А. Моревым.

• Андрей Николев (Андрей Н. Егунов). Собрание произведений. — Wien: Wiener Slawistischer Almanach, SBd. 35, 1993. / Под редакцией Глеба Морева и Валерия Сомсикова ([repository.kubon-sagner.de/vosoa/pdfx2/wsas35_9783954796441.pdf Электронное переиздание]: München, 2012).

Литература

• Гаврилов А.К. Журфиксы на Весельной // Греко-латинский кабинет. Вып. 2. М., 1997.
• Завьялов С. [magazines.russ.ru/nlo/2003/60/zav1.html Гомер в качестве государственного обвинителя на процессе по делу русской поэзии] // Новое литературное обозрение. 2003. № 60. С. 194—199.
• Кондратьев В. [postnonfiction.org/ru-proza/nikolev/ Жизнь Андрея Николева] // Русская проза. 2011. Выпуск А. С. 129—136.
• Морев Г.А. Из недр языка. Андрей Николев. Стихотворения // Искусство Ленинграда. Ленинград, 1990. № 6. С. 76—78.
• Никольская Т.Л. [magazines.russ.ru/zvezda/1997/7/nikol.html Из воспоминаний об Андрее Николаевиче Егунове] // Звезда. 1997. № 7.
• Шубинский В. [postnonfiction.org/ru-proza/shpaga/ Фехтование невидимой шпагой] // Русская проза. 2011. Выпуск А. С. 7—12.

Ссылки

• [www.vavilon.ru/texts/nikolev1.html Книга стихов Андрея Николева «Елисейские радости»]
• В. Кондратьев. [www.vavilon.ru/textonly/issue2/kon2.htm Испытанное постоянство]
• [www.svobodanews.ru/content/transcript/24252549.html Стальные кузнечики промежуточной литературы]

Отрывок, характеризующий Егунов, Андрей Николаевич

– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.