Тоцука, Ёдзи
| Ёдзи Тоцука | |
| 戸塚 洋二 | |
| Научная сфера: | |
|---|---|
| Учёная степень: | |
| Альма-матер: | |
| Научный руководитель: | |
Ёдзи Тоцука (яп. 戸塚 洋二 Totsuka Yōji, 6 марта 1942 — 10 июля 2008) — японский физик, профессор Токийского университета.
Докторскую диссертацию Тоцука готовил под руководством нобелевского лауреата Масатоси Косиба, который сказал, что если бы Тоцука прожил ещё 18 месяцев, он бы тоже получил Нобелевскую премию[1].
Содержание
Ранние годы
Тоцука родился 6 марта 1942 года в Фудзи, префектура Сидзуока. Учился в Токийском университете, степень бакалавра получил в 1965, магистра — в 1967, доктора — в 1972.
Карьера
Тоцука получил должность научного сотрудника Токийского университета в 1972 году, затем 7 лет провёл в Германии, где изучал электрон-позитронные столкновения на коллайдере DORIS в научном центре DESY. С 1979 по 1987 год работал адъюнкт-профессором, затем получил должность полного профессора в Токийском университете. В 1995 году он занял пост директора обсерватории Камиока, входящей в Институт исследования космических лучей, затем в 1997 стал директором этого института. В 2003 году он был назначен генеральным директором KEK.
Исследования
После работы на DESY Тоцука занялся физикой нейтрино и принял участие в эксперименте Камиоканде, где его коллегой стал Масатоси Косиба. Эксперимента был посвящён обнаружению протонного распада, но в итоге стал первым и единственным случаем измерения на Земле потока нейтрино от космического источника, выполненного в паре с американским детектором Irvine–Michigan–Brookhaven (IMB).
Успех эксперимента Камиоканде под руководством Тоцуки позволил получить в 1991 году финансирование ещё более грандиозного водного черенковского детектора, ставшего известным как Super-Kamiokande. Этот детектор функционирует с 1996 года, с его помощью удалось впервые провести измерение нейтринных осцилляций. Детектор, совместно с SNO, подтвердил решение проблемы солнечного нейтрино.
Измерение нейтринных осцилляций с высокой точностью стало важным достижением в физике частиц. Осцилляции, и, как следствие, наличие у нейтрино массы, не были предсказаны Стандартной моделью. Эксперимент Тоцуки предоставил неоспоримое доказательство, что физика частиц ещё не до конца изучена.
Личная жизнь
В конце жизни Тоцука отошёл от физики и сконцентрировал внимание на общении с японской публикой. Он вёл собтственный блог, The Fourth Three-Months, в котором обсуждал своё онкологическое заболевание.
Награды и премии
- Премия Асахи (1987, в составе коллектива эксперимента Камиоканде)
- Мемориальная премия Нисины (1988)
- Премия Бруно Росси (1989)
- Inoue Prize for Science (1990)
- Специальный приз ЕФО (1995)
- Премия Асахи (1998, в составе коллектива эксперимента Супер-Камиоканде)
- Премия имени Бруно Понтекорво (2003)
- Орден Культуры (2004)
- Медаль Бенджамина Франклина по физике (2007)
Напишите отзыв о статье "Тоцука, Ёдзи"
Примечания
- ↑ 文藝春秋2008年9月号.
Ссылки
- [fewmonths.exblog.jp/ The Fourth Three-Months]
- [www.jspsusa.org/FORUM1998/bio.totsuka.html Biography of Yoji Totsuka]. Проверено 2 ноября 2007.
- [www.fi.edu/winners/2007/totsuka_yoji.faw?winner_id=4410 Franklin Institute Awards in 2007]. The Franklin Institute Awards. Проверено 2 ноября 2007.
- [www.nature.com/nature/journal/v454/n7207/full/454954a.html Obituary: Yoji Totsuka (1942–2008)]. Nature 454, 954 (21 August 2008). Проверено 25 июля 2009.
Отрывок, характеризующий Тоцука, Ёдзи
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
