Едигорьян, Цолак Геворкович

Цолак Геворкович Едигорьян
первый секретарь Обоянского райкома партии
1949 — 1959 годы
первый секретарь Дмитриевского райкома партии
1960 — 1962 годы
председатель Комитета народного контроля Курской области
январь 1966 — сентябрь 1970 года
Рождение:	17 (30) мая 1915(1915-05-30) Эривань Эриванская губерния (ныне — Ереван, Армения)
Смерть:	12 июня 1973(1973-06-12) (58 лет) Курск
Партия:	КПСС
Образование:	Ростовский финансово-экономический институт
Военная служба
Принадлежность:	СССР СССР
Род войск:	НКВД, СМЕРШ
Звание:
Сражения:	Великая Отечественная война
Награды:

Цолак Геворкович Едигорьян (30 мая 1915 года, Эривань, Эриванская губерния (ныне — Ереван, Армения) — 12 июня 1973 года, Курск) — советский государственный и военный деятель, Герой Социалистического Труда, подполковник (1968 год).

Начальная биография

Цолак Геворкович Едигорьян родился 17 (30) мая 1915 года (по другим данным — 18 (31) мая того же года) в Эривани (ныне — Ереван).

В 1939 году Цолак Едигорьян закончил Ростовский финансово-экономический институт.

В сентябре 1939 года был призван в армию, где служил в органах военной контрразведки в Северо-Кавказском военном округе.

Великая Отечественная война

В июле 1941 года был назначен на должность заместителя начальника особого отдела НКВД охраны тыла 9-й армии. В этой должности проработал до ноября того же года, когда был назначен на должность заместителя начальника особого отдела НКВД 151-го армейского управления военно-полевого строительства 8-й сапёрной армии, принимавшей участие в строительстве Донского оборонительного рубежа по рекам Аксай — Дон — Северский Донец, а также Ворошиловградского и Ростовского оборонительных обводов. С марта 1942 года Цолак Едигорьян работал заместителем начальника особого отдела НКВД 140-й танковой бригады. Принимал участие в битве за Кавказ.

С января по август 1943 года был заместителем начальника отдела контрразведки СМЕРШ спецлагеря № 261 в Армавире, а августа 1943 по октябрь 1944 года — заместителем начальника отдела контрразведки СМЕРШ спецлагеря № 205 в Краснодаре.

С октября 1944 года Едигорьян находился в резерве Главного Управления СМЕРШ, а с марта по июнь 1945 года работал на должности заместителя начальника отдела контрразведки СМЕРШ 50-го отдельного учебного стрелкового полка (Орловский военный округ).

С июня 1945 года капитан Едигорьян находился в запасе.

Послевоенная карьера

С 1945 по 1949 годы Цолак Геворкович работал секретарём Касторненского райкома партии по кадрам, а также инструктором отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов Курского обкома партии, с 1949 по 1959 годы — первым секретарём Обоянского райкома партии.

Указом Президиума Верховного Совета СССР за успехи в деле развития сельского хозяйства и получение высоких показателей по производству сельскохозяйственных продуктов от 7 декабря 1957 года Цолаку Геворковичу Едигорьяну присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и медали «Серп и Молот».

С 1960 по 1962 годы Цолак Геворкович Едигорьян работал первым секретарём Дмитриевского райкома партии, с января 1963 года — заместителем председателя Комитета партийного и государственного контроля Курского обкома и облисполкома, с января 1966 года по сентябрь 1970 года — председателем Комитета народного контроля Курской области, а с 1970 года — начальником Курского областного треста ресторанов и кафе.

Цолак Геворкович Едигорьян жил в Курске, где и умер 12 июня 1973 года. Похоронен на Северном кладбище в Курске.

Награды

• Орден Ленина (7.12.1957)
• Орден Красной Звезды (14.01.1944);
• Орден «Знак Почёта»;
• Медали

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=14042 Едигорьян, Цолак Геворкович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Едигорьян, Цолак Геворкович

– Non, princesse, je suis perdue pour toujours dans votre coeur, [Нет, княжна, я навсегда утратила ваше расположение,] – говорила m lle Bourienne.
– Pourquoi? Je vous aime plus, que jamais, – говорила княжна Марья, – et je tacherai de faire tout ce qui est en mon pouvoir pour votre bonheur. [Почему же? Я вас люблю больше, чем когда либо, и постараюсь сделать для вашего счастия всё, что в моей власти.]
– Mais vous me meprisez, vous si pure, vous ne comprendrez jamais cet egarement de la passion. Ah, ce n'est que ma pauvre mere… [Но вы так чисты, вы презираете меня; вы никогда не поймете этого увлечения страсти. Ах, моя бедная мать…]
– Je comprends tout, [Я всё понимаю,] – отвечала княжна Марья, грустно улыбаясь. – Успокойтесь, мой друг. Я пойду к отцу, – сказала она и вышла.
Князь Василий, загнув высоко ногу, с табакеркой в руках и как бы расчувствованный донельзя, как бы сам сожалея и смеясь над своей чувствительностью, сидел с улыбкой умиления на лице, когда вошла княжна Марья. Он поспешно поднес щепоть табаку к носу.
– Ah, ma bonne, ma bonne, [Ах, милая, милая.] – сказал он, вставая и взяв ее за обе руки. Он вздохнул и прибавил: – Le sort de mon fils est en vos mains. Decidez, ma bonne, ma chere, ma douee Marieie qui j'ai toujours aimee, comme ma fille. [Судьба моего сына в ваших руках. Решите, моя милая, моя дорогая, моя кроткая Мари, которую я всегда любил, как дочь.]
Он отошел. Действительная слеза показалась на его глазах.
– Фр… фр… – фыркал князь Николай Андреич.
– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?
– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.


Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.