Единая лига ВТБ 2009/2010
Поделись знанием:
В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.
Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.
Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
(перенаправлено с «Единая лига ВТБ 2009—2010»)
| Единая лига ВТБ 2009/2010 | |
 Официальная эмблема турнира | |
| Общие сведения | |
|---|---|
| 14 октября 2009 — 22 января 2010 | |
| Число участников |
8 |
| Призовые места | |
 Чемпион |
|
 Второе место | |
 Третье место | |
| Статистика турнира | |
| Сыграно матчей |
28 |
| Лучшие игроки | |
| Самый ценный игрок | |
2010/11 → | |
Сезон 2009—2010 — первый в истории Единой лиги ВТБ. Участие в нём принимали 8 команд из России, Литвы, Латвии, Украины и Эстонии, разбитые на 2 подгруппы. Победители подгрупп сыграли в полуфинале с командами, занявшими вторые места в группах. Финал четырёх состоялся в литовском Каунасе — на домашней арене «Жальгириса», который вместе с тремя российскими клубами вышел в финал четырёх[1].
Содержание
Участники
| Страна (Лига) | Команда |
|---|---|
 Эстония (KML)
|
Калев (Таллин) |
 Латвия (ЛБЛ)
|
ВЭФ |
 Литва (ЛБЛ)
|
Жальгирис |
 Россия (Суперлига А)
|
ЦСКА (Москва) |
| Химки (Московская обл. | |
| УНИКС (Казань) | |
 Украина (Суперлига)
|
Азовмаш |
| Донецк |
Турнир
Группа A
| Команда | И | В | П | Зм | Пм | Разница | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| УНИКС (Казань) |
6 | 5 | 1 | 500 | 443 | +57 | 11 |
| Химки |
6 | 4 | 2 | 495 | 443 | +52 | 10 |
| Донецк |
6 | 3 | 3 | 475 | 486 | −27 | 9 |
| ВЭФ |
6 | 0 | 6 | 438 | 536 | −82 | 6 |
| 14 октября 2009 | ВЭФ |
72:76 | УНИКС (Казань)
|
||
| 21:23, 13:20, 18:15, 20:18 | |||||
| Банкевиц (16), Мажейка (15), Лабуцкас, Алексеев (оба — пo 12) | Очки | Веремеенко, Попович (оба — по 14), Лончар (12), Кузякин, Штомбергас (оба — по 10) | |||
| 15 октября 2009 | Донецк |
70:69 | Химки
|
Донецк | |
| 23:19, 18:25, 10:18, 19:7 | |||||
| 30 октября 2009 | Донецк |
78:98 | УНИКС (Казань)
|
Донецк Зрителей: 2700 Судьи:  Махмет Кесератар,  Димитрий Гологанов,  Марек Цмикевич
| |
| 22:34, 22:24, 16:20, 18:20 | |||||
| 1 ноября 2009 | Химки |
103:66 | ВЭФ
|
Зрителей: 2000 Судьи:  Зоран Сутулович,  Элиас Коромилас, Борис Рыжик
| |
| 22:8, 24:17, 35:18, 22:23 | |||||
| 18 ноября 2009 | УНИКС (Казань) |
82:69 | Химки
|
Судьи: Александр Горшков, Игорь Деменков, Сергей Михайлов
| |
| 28:29, 16:15, 23:8, 15:17 | |||||
| 18 ноября 2009 | ВЭФ |
76:86 | Донецк
|
||
| 23:22, 15:22, 13:15, 25:27 | |||||
| 5 декабря 2009 | УНИКС (Казань) |
85:61 | ВЭФ
|
Зрителей: 2300 Судьи: Томас Ясевичюс,  Фёдор Дмитриев, Ааре Халико
| |
| 15:15, 23:14, 22:12, 25:20 | |||||
| 5 декабря 2009 | Химки |
78:68 | Донецк
|
Зрителей: 3000 Судьи: Ромаульдас Бразаускас, Олег Латышев, Димитрий Гологанов
| |
| 17:16, 24:15, 23:16, 14:21 | |||||
| 19 декабря 2009 | ВЭФ |
83:90 | Химки
|
Зрителей: 1000 Судьи: Владимир Драбиковский, Дариуш Ленчовски, Ааре Халико
| |
| 23:22, 14:27, 24:24, 22:17 | |||||
| 19 декабря 2009 | УНИКС (Казань) |
85:77 | Донецк
|
Зрителей: 2500 Судьи: Юрис Кокайнис, Арнис Озолс,  Роберт Лоттермозер
| |
| 24:20, 17:25, 21:9, 23:23 | |||||
| 22 декабря 2009 | Химки |
86:74 | УНИКС (Казань)
|
Зрителей: 2500 Судьи: Элиас Коромилас, Борис Рыжик, Томас Ясевичюс
| |
| 23:19, 18:12, 22:19, 23:24 | |||||
| 9 января 2010 | Донецк |
96:80 | ВЭФ
|
Донецк | |
| 27:12, 21:13, 29:20, 19:35 | |||||
Группа B
| Команда | И | В | П | Зм | Пм | Разница | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| ЦСКА (Москва) |
6 | 5 | 1 | 507 | 392 | +115 | 11 |
| Жальгирис |
6 | 5 | 1 | 477 | 411 | +57 | 11 |
| Азовмаш |
6 | 2 | 4 | 469 | 487 | −9 | 8 |
| Калев (Таллин) |
6 | 0 | 6 | 370 | 533 | −163 | 6 |
| 15 октября 2009 | Калев (Таллин) |
61:100 | Азовмаш
|
Таллин | |
| 4:21, 17:24, 19:33, 21:22 | |||||
| 15 октября 2009 | ЦСКА (Москва) |
90:74 | Жальгирис
|
УСК ЦСКА, Москва Зрителей: 3500 Судьи:  Илия Белошевич, Олег Латышев, Владимир Драбиковский
| |
| 20:20, 24:18, 24:21, 22:15 | |||||
| Воронцевич (16), Планинич (15), Шишкаускас (11) | Очки | Калниетис (18), Шаленга (18), Уотсон (14), Браун (5) | |||
| Воронцевич (6) | Подборы | Уотсон (14) | |||
| 31 октября 2009 | Азовмаш |
65:84 | ЦСКА (Москва)
|
Азовмаш арена, Мариуполь Зрителей: 2000 Судьи: Димитрий Гологанов, Махмет Кесератор, Марек Цмикевич
| |
| 16:21, 19:20, 25:20, 5:23 | |||||
| 1 ноября 2009 | Жальгирис |
88:56 | Калев (Таллин)
|
||
| 10:13, 23:12, 26:15, 29:16 | |||||
| 18 ноября 2009 | Жальгирис |
82:69 | Азовмаш
|
||
| 21:22, 20:10, 24:22, 17:15 | |||||
| 19 ноября 2009 | Калев (Таллин) |
63:85 | ЦСКА (Москва)
|
Зрителей: 4000 Судьи:  Иво Долинек,  Петр Судек, Дариуш Ленчовски
| |
| 18:21, 18:24, 13:24, 14:16 | |||||
| 5 декабря 2009 | Азовмаш |
91:78 | Калев (Таллин)
|
Азовмаш арена, Мариуполь | |
| 25:20, 24:21, 22:16, 20:21 | |||||
| 6 декабря 2009 | Жальгирис |
67:63 | ЦСКА (Москва)
|
Зрителей: 4015 Судьи: Зоран Сутулович, Элиас Коромилас, Борис Рыжик
| |
| 17:21, 17:13, 11:14, 22:15 | |||||
| 19 декабря 2009 | ЦСКА (Москва) |
98:69 | Азовмаш
|
УСК ЦСКА, Москва Зрителей: 1000 Судьи: Ромуальдас Бразаускас, Петр Судек, Фёдор Дмитриев
| |
| 23:17, 25:18, 27:16, 23:18 | |||||
| 20 декабря 2009 | Калев (Таллин) |
58:82 | Жальгирис
|
||
| 15:24, 14:21, 13:23, 16:14 | |||||
| 9 января 2010 | Азовмаш |
75:84 | Жальгирис
|
Азовмаш арена, Мариуполь | |
| 23:17, 20:18, 20:27, 12:22 | |||||
| 10 января 2010 | ЦСКА (Москва) |
87:54 | Калев (Таллин)
|
УСК ЦСКА, Москва Зрителей: 2000 Судьи: Владимир Драбиковский,  Самуэль Бахар, Олег Латышев
| |
| 18:8, 17:23, 26:8, 26:15 | |||||
Финал четырёх
| Полуфиналы | Финал | ||||||
| 21 января (Каунас, Литва) | |||||||
| ЦСКА
|
71 | ||||||
| Химки
|
66 | ||||||
| 22 января (Каунас, Литва) | |||||||
| ЦСКА
|
66 | ||||||
| УНИКС (Казань)
|
55 | ||||||
| Третье место | |||||||
| 21 января (Каунас, Литва) | 22 января (Каунас, Литва) | ||||||
| УНИКС (Казань)
|
75 | Химки
|
72 | ||||
| Жальгирис
|
65 | Жальгирис
|
78 | ||||
| 21 января 2010 | [www.vtb-league.com/ru/game.aspx?id=93cc74d4-7f39-4c5e-b01a-95f19d12bcd3 Протокол] | ЦСКА (Москва) |
71:66 | Химки
|
Каунас Зрителей: 5000 Судьи: Самуэль Бахар, Элиас Коромилас,  Саша Пукл
|
| 14:12, 15:21, 22:20, 20:13 | |||||
| Планинич (16), Шишкаускас (13), Холден (11), Понкрашов (10), Лэнгдон (10) | Очки | Фридзон (16), Лэнгфорд (14), Мозгов (12) | |||
| Шишкаускас (7) | Подборы | Мозгов (11) | |||
| Планинич (5) | Передачи | Кабезас (4) | |||
| 21 января 2010 | [www.vtb-league.com/ru/game.aspx?id=8102811e-9fcb-4123-a534-f7e0d0865118 Протокол] | УНИКС (Казань) |
75:65 | Жальгирис
|
Каунас Зрителей: 5000 Судьи:  Фабио Факкини, Илия Белошевич, Олег Латышев
|
| 20:17, 14:18, 21:9, 20:21 | |||||
| Лончар (20), М.Попович (12), Лайдэй (11) | Очки | Т.Климавичюс (17), Шаленга (15), М.Поцюс (10) М.Бегич (10) | |||
| Лончар (7) | Подборы | Т.Климавичюс (7) | |||
| М.Попович (7) | Передачи | Чапин (4) | |||
| 22 января 2010 | [www.vtb-league.com/ru/game.aspx?id=526ccb00-fcf5-44bf-9577-52812063fd36 Протокол] | Жальгирис |
78:72 | Химки
|
Каунас Зрителей: 5000 Судьи: Борис Рыжик, Элиас Коромилас, Саша Пукл
|
| 24:12, 14:23, 16:18, 24:19 | |||||
| Почюс (26), Браун (15), Шаленга (12), Калниетис (10) | Очки | Лэнгфорд (20), Фридзон(13), Мозгов (11), Лопез (10) | |||
| Делаш (5) | Подборы | Маккарти (7) | |||
| Чапин(4) | Передачи | Маккарти (3) | |||
| 22 января 2010 | [www.vtb-league.com/ru/game.aspx?id=d1b44326-eb24-4217-9e66-fde785f8651a Протокол] | ЦСКА (Москва) |
66:55 | УНИКС (Казань)
|
Каунас Зрителей: 5000 Судьи: Самуэль Бахар, Фабио Факкини, Илия Белошевич
|
| 17:14, 22:11, 18:19, 9:11 | |||||
| Холден, Каун (16) | Очки | Лямпе (21), Лончар (10), М.Попович (10) | |||
| Менса-Бонсу (6) | Подборы | Лямпе (6) | |||
| Воронцевич, Шишкаускас (3) | Передачи | М.Попович, Самойленко (3) | |||
Индивидуальные награды
Символическая сборная 1-го тура
- MVP 1-го тура[2] — Андрей Воронцевич ЦСКА (Москва)
- Тимофей Мозгов Химки
- Кристофер Оуэнс Донецк
- Мартинас Мажейка ВЭФ
- Марко Попович УНИКС
Символическая сборная 2-го тура
- MVP 2-го тура[3] - Марко Попович УНИКС
- Крешимир Лончар УНИКС
- Виктор Хряпа ЦСКА
- Робертас Явтокас Химки
- Зигимантас Янавичюс Жальгирис
Символическая сборная 3-го тура
- MVP 3-го тура[4] — Маркус Браун Жальгирис
- Артур Дроздов Донецк
- Саулюс Штомбергас УНИКС
- Виктор Хряпа ЦСКА
- Алекс Ренфро ВЭФ
Символическая сборная 4-го тура
- MVP 4-го тура[5] — Маркус Браун Жальгирис
- Зоран Планинич ЦСКА
- Марко Попович УНИКС
- Паулюс Янкунас Химки
- Хасан Ризвич Азовмаш
Символическая сборная 5-го тура
- MVP 5-го тура[6] — Виктор Хряпа ЦСКА
- Келли Маккарти Химки
- Трэвис Уотсон Жальгирис
- Игорь Заманский УНИКС
- Алекс Ренфро ВЭФ
Символическая сборная 6-го тура
- MVP 6-го тура[7] — Кит Лэнгфорд Химки
- Мартинас Поцюс Жальгирис
- Эрик Дэниелс Азовмаш
- Кристофер Оуэнс Донецк
- Александр Каун ( ЦСКА)
Символическая сборная турнира
- лёгкий форвард — Мартинас Поцюс ( Жальгирис)
- тяжёлый форвард — Мацей Лямпе ( УНИКС)
- центровой — Александр Каун ( ЦСКА)
- атакующий защитник — Виталий Фридзон ( Химки)
- разыгрывающий — Марко Попович ( УНИКС)
- MVP (Самый полезный игрок) «Финала четырёх»[8] Джон Роберт Холден ( ЦСКА)
Лидеры сезона
| Категория | Игрок | Команда | Показатель |
|---|---|---|---|
| Очков за игру | Хасан Ризвич | Азовмаш | 20,0 |
| Подборов за игру | Трэвис Уотсон | Жальгирис | 10,2 |
| Результативных передач за игру | Алекс Ренфро | ВЭФ | 4,7 |
Лучшие показатели в одной игре
| Категория | Игрок | Команда | Статистика |
|---|---|---|---|
| Очки | Кит Лэнгфорд | Химки | 37 |
| Маркус Браун | Жальгирис | ||
| Подборы | Трэвис Уотсон | Жальгирис | 17 |
| Передачи | Виталий Фридзон | Химки | 9 |
| Алекс Ренфро (2 раза) | ВЭФ |
Напишите отзыв о статье "Единая лига ВТБ 2009/2010"
Ссылки
- [www.vtb-league.com/ Официальный веб-сайт Единой лиги ВТБ]
Примечания
- ↑ [www.gazeta.ru/news/sport/2009/12/22/n_1438525.shtml «Финал четырех» Единой лиги ВТБ состоится в Каунасе]. [www.webcitation.org/66nMgMBj1 Архивировано из первоисточника 9 апреля 2012].
- ↑ [www.vtb-league.com/ru/news/80/default.aspx Воронцевич признан MVP первого тура Единой лиги ВТБ](недоступная ссылка — история). Проверено 20 октября 2009. [web.archive.org/20091104110224/www.vtb-league.com/ru/news/80/default.aspx Архивировано из первоисточника 4 ноября 2009].
- ↑ [www.vtb-league.com/ru/news/101/default.aspx Защитник УНИКСа Марко Попович - MVP второго тура](недоступная ссылка — история). Проверено 3 ноября 2009. [web.archive.org/20091123185837/www.vtb-league.com/ru/news/101/default.aspx Архивировано из первоисточника 23 ноября 2009].
- ↑ [vtb-league.com/ru/news/115/default.aspx Защитник «Жальгириса» Маркус Браун - MVP 3-го тура](недоступная ссылка — история). Проверено 22 ноября 2009. [web.archive.org/20091123185842/vtb-league.com/ru/news/115/default.aspx Архивировано из первоисточника 23 ноября 2009].
- ↑ [www.vtb-league.com/ru/news/126/default.aspx Защитник «Жальгириса» Маркус Браун - MVP 4-го тура](недоступная ссылка — история). [web.archive.org/20091214052705/www.vtb-league.com/ru/news/126/default.aspx Архивировано из первоисточника 14 декабря 2009].
- ↑ [www.vtb-league.com/ru/news/132/default.aspx Форвард ЦСКА Виктор Хряпа - MVP 5-го тура](недоступная ссылка — история). [web.archive.org/20091225134405/www.vtb-league.com/ru/news/132/default.aspx Архивировано из первоисточника 25 декабря 2009].
- ↑ [news.sport-express.ru/2010-01-13/339719/ Лэнгфорд — MVP 6-го тура Единой лиги ВТБ]
- ↑ [www.vtb-league.com/ru/news/160/default.aspx «Финал четырёх»: ЦСКА – чемпион!]
|
||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Единая лига ВТБ 2009/2010
В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.
Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.
Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
