Единец
Город
Единцы
Edineţ
|
Е́динец[1] (рум. Édineţ, ранее Е́динцы) — город на севере Молдавии, центр Единéцкого района.
Экономика
Приграничная торговля — основа городской экономики.
История
Впервые Единцы упоминаются в грамоте Александра Доброго, по которой земля между реками Чугор, Раковец и Прут выделялась ворнику Ивану Купчичу для основания сёл. С 1835 года Единцы — местечко Хотинского уезда Бессарабской губернии.[2]
Евреи составляли большинство населения в XIX — начале XX века. В 1897 году из 10211 жителей насчитывалось 7379 евреев.[2] Значительная часть иммигрировала в начале XX века в страны Латинской Америки (в том числе Бразилию, Аргентину, Венесуэлу, Чили), Палестину и США. В первые месяцы Второй мировой войны не успевшие эвакуироваться евреи были депортированы сначала в пересыльный лагерь-гетто в Вертюжанах, а затем в Транснистрию, откуда многие не вернулись.
В 1870 году в Единцах была построена каменная церковь святого Василия, открыт первый свечной завод. Раз в неделю здесь проводились крупные ярмарки, где продавалось по 300—500 голов крупного рогатого скота, 100—150 овец. В 1876 году были открыты первые две школы: одна для мальчиков и одна для девочек. В 1885 году был открыт первый стационарный медицинский пункт, где работали один врач и одна медсестра. В 1930-е годы заработали почта, телеграф и телефонная станция.
11 ноября 1940 года, после присоединения Бессарбии к Советскому Союзу и образования МССР, Единцы становятся районным центром. Во времена МССР в Единцах работали заводы (консервный, винодельческий, маслодельный, деревообрабатывающих станков), птицефабрика, промкомбинат, велась разработка ракушечника.
В 1991 году после выхода Молдавской ССР из Советского Союза, город Единцы был переименован в Единец[3].
Сегодня в Единец работают около 2200 экономических агентов, среди которых завод «Апромаш», АТБ-12. В промышленности занято только 840 человек, около 2 тысяч человек занято в сфере услуг, свыше одной тысячи — в сельскохозяйственном производстве. В городе действует районная больница, поликлиника, центр семейных врачей, пункт скорой помощи.
В Единец функционируют две школы, четыре лицея и колледж.
В городе расположен историко-краеведческий музей, основанный в 1975 году.[4] Картинная галерея. Также в Единцах функционирует региональное отделение общественной организации «Лига русской молодёжи Республики Молдова». Это независимая неправительственная организация, отстаивающая права русскоязычной молодежи в Молдове.
Население
Год | 1897 | 1970 | 1989 | 2005 |
Население, тыс. жителей |
10,2[2] | 12,6[5] | 19,8[6] | 15,6 |
Известные уроженцы и жители
- Паулина Анчел (Паулина Анчеловна Борочина) (род. 1949) — молдавский психолог, телеведущая, писательница, пишет на русском языке
- Яков Давидович Березин — подпольщик, инженер, организатор производства
- Самуэль Вайнер — видный бразильский журналист и редактор
- Ицик Вайншенкер (р. 1914) — уругвайский журналист, историк-краевед, вырос в Единцах
- Менаше Галперн (1871—1960) — писатель, жил в Единцах
- Лейб Грузман (1901—1961), журналист, редактор, родился в Единцах
- Голдэ Гутман-Кример (1906—1983) — писательница, родилась в Единцах, о которых оставила двухтомный роман-воспоминание
- Рубен (Ривн) Доктор (1882—1940) — американский актёр театра на идише, исполнитель собственных песен, либреттист.
- Израиль Змора (1899—1983) — израильский литературовед, издатель, родился в Единцах
- Мойше Лемстер (p. 1946) — поэт и литературовед, вырос в Единцах
- Иосеф Маген (наст. фам. Шиц; 1909—?) — израильский публицист и редактор на идише и иврите, родился в Единцах
- Аврум Ткач (1895—1961) — аргентинский еврейский журналист и педагог, автор школьных учебников на идише, родился в Единцах
- Борис Хаис (1920—2006) — кишинёвский детский поэт (идиш), родился в Единцах
- Иегуда Штейнберг (1863—1908) — писатель, учительствовал в Единцах
Напишите отзыв о статье "Единец"
Примечания
- ↑ современное русское название по «Атласу мира», — М.: ПКО «Картография» Федерального агентства геодезии и картографии Министерства транспорта Российской Федерации: изд. «Оникс», 2007 г. ISBN 5-85120-243-2 (картография)
- ↑ 1 2 3 Единцы // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
- ↑ www.edinets.md/history.php
- ↑ [www.noi.md/md/news_id/56173 Directorul Muzeului de la Edineț s-a adresat evreilor - Noi.MD title for news]
- ↑ по БСЭ
- ↑ «Современный толковый словарь»: изд. «Большая советская энциклопедия», 1997 г.
Ссылки
- [www.nord.md/history.php История города Единцы]
- [www.uigres87.net/categories.php?cat_id=8 Фотографии города Единцы]
- [www.edinetz.com сервер города Единцы/портал]
- [www.nomer.org/edinet/ телефонный справочник г. Единцы]
|
|
|
Отрывок, характеризующий Единец
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.
От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».