Ежек, Ярослав

Ярослав Ежек чеш. Jaroslav Ježek
Иржи Тракслер и Ярослав Йежек (справа). Фото 1938 года
Основная информация
Дата рождения	25 сентября 1906(1906-09-25)
Место рождения	Жижков (ныне Прага), Австро-Венгрия
Дата смерти	1 января 1942(1942-01-01) (35 лет)
Место смерти	Нью-Йорк, США
Страна	Австро-Венгрия Австро-Венгрия Чехословакия Чехословакия США США
Профессии	композитор, драматург, пианист
Инструменты	фортепиано
Жанры	джаз, свинг
Награды

Яросла́в Е́жек (чеш. Jaroslav Ježek; 25 сентября 1906, Жижков (ныне Прага), Австро-Венгрия — 1 января 1942, Нью-Йорк, США) — чешский композитор, драматург и пианист.

Очерк биографии и творчества

Ярослав Ежек родился в Жижкове в семье портного. В раннем возрасте он страдал слепотой и практически ничего не видел. Впоследствии он обучался в Пражской консерватории, будучи учеником Карела Болеслава Йирака (1924—1927), Йозефа Сука (1927—1930), и — кратковременно — Алоиса Хабы (1927—1928).

Вскоре Ежек познакомился с драматургами и комиками Яном Верихом и Иржи Восковцем — лидерами театра «Osvobozené divadlo» в Праге — и занял должность главного композитора и дирижёра театра. В течение следующего десятилетия — с 1928 по 1939 год — он создавал музыкальное сопровождение, сочинял песни, танцы, и балеты для комических и сатирических пьесах Восковца и Вериха. В 1934 году Ежек стал членом чешской группы сюрреалистов «Девятисил». Он активно сотрудничал со многими художниками-авангардистами, такими, как Витезслав Незвал и Эмиль Франтишек Буриан.

После начала немецкой оккупации Чехословакии Ежек, Восковец и Верих были вынуждены покинуть Чехословакию, отправившись в Нью-Йорк. За границей Ежек давал уроки игры на фортепиано и работал хормейстером, продолжая при этом сотрудничать с Восковцем и Верихом. 1 января 1942 года, спустя два дня после своей свадьбы, он умер от хронической болезни почек в Нью-Йорке.

Как композитор, писал в различных традиционных академических жанрах. В то же время, Ежек считается одним из основателей чешского джаза; наиболее известны его пьесы "Bugatti Step" (1930), "Teď ještě ne" (1931) и "Rubbish Heap Blues" (1937).

Избранные произведения

Оркестровые

• Концерт для фортепиано с оркестром (1927)
• Фантазия для фортепиано с оркестром (1930)
• Концерт для скрипки с оркестром (1930)
• Симфоническая поэма (1936)

Камерные

• Серенада для духового квартета (1929)
• Духовой квинтет (1931)
• Струнный квартет № 1. (1932)
• Соната для скрипки и фортепиано (1933)
• Дуэт для 2 скрипок (1934)
• Струнный квартет № 2. (1941)

Фортепианные

• Сюита для четвертитонового фортепиано (1927)
• Сонатина (1928)
• Маленькая сюита (1928)
• Каприччио (1932)
• Этюд (1933)
• Багатель (1933)
• Рапсодия (1938)
• Токката (1939)
• Гранде Вальс Бриллант (1939)
• Соната (1941)

Ссылки

• [www.kapralova.org/JEZEK.htm Bio, complete list of works, discography, bibliography, music samples and links at the kapralova.org]  (англ.)
• [www.radio.cz/en/article/57424 Short biography at Czech radio site]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Ежек, Ярослав

Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.